Негасимое пламя
Шрифт:
– Когда придёт срок, – волхв благодарно склонил перед нею голову. – Я дам тебе знать.
– Только… заранее, если сможешь, – она вымученно растянула губы в печальной улыбке. – Мне… мне ехать часа четыре. Время…
Время. Случайно оброненное слово испугало её, лишило голоса. Драган прежде тоже боялся, пока не понял: без толку. Всему свой срок, и на всё воля богов, и ничего с тем не поделать.
– У тебя его ещё вдоволь, – сказал волхв. – И для трудов, и для счастья.
– Для трудов – да, – тихо отозвалась Лидия.
Отзвуки печального её голоса так и звенели в ушах, даже когда сама она уже скрылась среди лесных
Некому станет…
Медленно, припадая на хромую ногу, шёл старый волхв краем дремлющей пашни.
***
За оконцем давно уж смерклось. Яр и не заметил. Света от новорождённого вешнего солнца ещё не хватало, чтобы читать выцветшие от времени свитки, так что весь день приходилось, как зимой, жечь лучины. Теперь догорала последняя из тех, что он настрогал с утра; она подрагивала в кривых когтях светца, бросая на стены зыбкие отблески. Яр нехотя отодвинул «Научение о тварях живых и неживых», кропотливо записал на лежавшем тут же клочке берёсты, где окончил читать, и окликнул домового. Тот проворно вылез откуда-то из теней, отряхнул от сора мохнатое брюхо и повёл ушами: говори, мол, а я послушаю.
– Поленце принеси, – попросил Яр и указал на охваченную пламенем щепку. – Новых надо наделать.
– Небось, гость и без того свету добыть умеет, – недовольно проворчал домовой. Уж почти пять лет минуло, а он всё зовёт Драганова ученика гостем. – Ишь, взял в обычай – целый день лучинки изводить…
– Принеси, говорю! – повторил Яр и припугнул: – Не то скажу Драгану, что ты меня не слушаешься.
Домовой сердито крякнул и побрёл прочь. Вынув из светца догорающую щепку, Яр подержал её в пальцах, чувствуя, как жар подбирается к нему вдоль древесных жилок, и затушил тогда лишь, когда не смог терпеть дальше. Стало темно. Кожу жалила задержавшаяся боль; Яр без труда прогнал её. Потом раскрыл ладонь и зажёг во мраке ослепительную золотую искру. Тени истаяли, как лёд на полуденном солнце.
– Ладно у тебя выходит.
Волхв неслышно ступил на пёстрый иастейский ковёр. Взял у вернувшегося домового поленце, без ножа, одними лишь чарами, высек из сыроватого дерева длинную тонкую щепку и зажёг играючи. Яр погасил волшебное пламя. Старик без нужды его похвалил; стало быть, неспокойно на Драгановой душе.
– Всё над свитками сидишь? – ворчливо спросил волхв, устраивая лучину в большом светце. К Яру он стоял спиной. – Много ли вызнал?
– Немного, – честно ответил Яр. – Что здесь писано, ты мне уже рассказывал.
Драган хмыкнул.
– Так, может, бросишь? Чего время терять?
– Вдруг там ещё такое написано, чего я не знаю?
Старик вздохнул. Сбросил с плеч плащ – добротное хёккарское сукно набрякло влагой и жалко свисало из его рук – и всучил домовому. Тяжело опустился на лавку. Сапоги у него были перемазаны жирной чёрной грязью.
– Хочешь ли поглядеть, что за краем мира лежит?
– Не хочу, – Яр тоже уселся, но поодаль от наставника, у стола
с неубранным свитком. – Ещё на мир не нагляделся.– Врёшь.
– Не вру. И не боюсь. Вот волхвом стану – тогда уж…
Он смолк под насмешливым взглядом Драгана. Старый волхв, уж конечно, насквозь его видит, нарочно испытывает. За долгую зиму Яр не успел ещё свыкнуться с принесёнными клятвами. Сперва он засел за ненавистные прежде свитки, чтоб ненароком чего не натворить; потом, когда стал понимать, как мало знает, сам испугался своего невежества и принялся жадно читать всё, что нашлось у Драгана. Сделал только хуже. Оказалось, в мире столько всего, что за всю жизнь не охватить взглядом, не достигнуть мыслью; так на что уходить за холодную черту, за которой одни боги ведают, что творится?
– Вот и славно, раз не боишься, – задумчиво сказал волхв. – Стало быть, по моему слову сумеешь шагнуть.
– Может, и сумею, – буркнул Яр. – Да зачем?
– То мне видней. Поклянись-ка мне, что сделаешь, как я скажу.
Яр поневоле отпрянул. Клятву дать? Вот так запросто?
– Уж не пугайся. Разве я когда желал тебе зла? – Драган усмехнулся в усы. – Веление же моё такое: как придёт пора, ты холодную черту переступишь и за нею пробудешь две сотни дней, ни днём меньше, но, может статься, выйдет и больше. Там, на другой стороне, встретит тебя давняя моя знакомица. Во всём её слушайся и речам её внимай, потому как волхвицы мудрее я за всю жизнь свою не видал.
– А ты что же – не пойдёшь со мной?
– Не пойду, – волхв качнул седой головой. Будто бы печально – а может, то просто помстилось. – Мне Ильгоду покинуть не можно. Кому ж тогда о людях её радеть?
Яр отвёл взгляд, чтоб наставник не увидал в нём страха. Одному через холодную черту! То как же? Для чего?
– Что ж ты? Духу не хватает?
– Хватает, – запальчиво возразил Яр. – Клясться не хочу.
– Отчего?
– А вдруг передумаю до тех пор? Ты, может, через долгие лета скажешь, что пора пришла.
– Не через долгие, – проговорил волхв. – Клятва для того и нужна, чтоб не передумал. Да ещё – чтоб к запретам привыкал скорее. Давай-ка руку.
Своё слово старик сдержал. Месяц едва успел нарасти до половины, когда Драган, выглянув поутру в окно, положил перед учеником туго стянутый ниткой свиток берёсты и сказал:
– Пойдём, малец. Пора клятву исполнять.
Яр вскочил из-за стола. Сердце заколотилось разом так, что, кажется, слыхать по всем Ясновым лесам. Он-то думал – лето пройдёт, да, может, и не одно, а тут вдруг…
– Как же?.. – неловко проронил он и сам на себя рассердился за испуг. – Почему теперь? Случилось что?
– Ты слыхал, что говорю? Пойдём, покуда клятва твоя спит. Долго станешь отказываться – выйдет, будто ослушаться решил.
Волхв не дал ни набрать про запас вещей, ни подумать, что надобно сделать напоследок. Две сотни дней – то немало! Как тут всё будет, когда придёт пора возвращаться? Забудется недочитанный свиток – с собою Драган не дал его взять. Минуют лето и осень, настанет и войдёт в силу зима. Снова станут малы в плечах старые рубашки. А ещё что – одним богам ведомо… Послушно ступая следом за наставником, Яр украдкой оглядел перемотанную ниткой берёсту. Драган наказал отдать её неведомой волхвице, а самому носа не совать. Что ж там? Приветное слово? Про него что? Хоть подглядеть бы на внутренней стороне, да не видать ничего…