Негасимое пламя

В парке было хорошо. Деревья скрывали от глаз тесные ряды убогих домов. И лишь резкое дребезжанье трамвайных звонков да гудки автомобилей прорезали однообразный глухой гул, напоминающий дальний шум прибоя; это был доносящийся сюда гул городского движения. Черные птицы с острыми желтыми клювами кружили над лужайками и, схватив червяка, с ликующим щебетом устремлялись к цветущему кустарнику. Под деревьями на скамейках, испещренных солнечными пятнами, ссутулясь, дремали старики. Какая-то женщина вязала, наблюдая за крохотным мальчуганом, который ездил на самокате по усыпанной гравием дорожке, и двумя девчушками в коротеньких юбочках, игравшими на траве.

Взглянув поверх газеты, Дэвид был поражен контрастом между суетой, скрытой под покровом повседневных людских забот, и покоем этого мирного уголка, такого тихого и далекого от треволнений жизни. И, тем не менее, это тоже частица мира, подумал Дэвид, небольшой оазис. И такие оазисы существуют повсюду — это острова и горы, живописные долины и ширь равнин; природа, которая пленяет нас красотой и наполняет душу отрадой и покоем.

Сколько времени просидел он здесь, на солнце, охваченный дремотой, Дэвид не знал. Он очнулся от звонких веселых голосов: через парк бежали дети. «Должно быть, кончились занятия в школе», — подумал он.

Очутившись снова на улице, Дэвид вспомнил, что ему надо найти себе ночлег.

Когда он проходил мимо старого, покосившегося домишки в конце улицы, где стояли двухэтажные кирпичные дома с узкими балконами, затянутыми рваной парусиной, и верандами, разгороженными кусками ветхой цветной фанеры, за которой скрывались койки, чей-то резкий голос окликнул его:

— Эй, ты! Мерзкий ублюдок! Как насчет выпивки?

Дэвид оглянулся, пытаясь определить, откуда исходит голос. Кругом ни души, только снаружи, у входа в старый дом, висела клетка с серым попугаем. Его оперенье было тусклым и грязным, голова почти облезла, страшный черный клюв высовывался между прутьев; похожие на бусинки, блестящие черные глазки, окруженные белыми, как мел, веками, мигнули.

Попугай раскачивался на жердочке и пронзительно и весело кричал: «Мерзкий ублюдок! Мерзкий ублюдок! Как насчет выпивки?»

Дэвид рассмеялся, поняв, кто с ним разговаривает.

— Сам ты мерзкий ублюдок! — крикнул он в отпет. — Нет у меня денег на выпивку!

Попугай издал какой-то хриплый смешок и затараторил по-старушечьи: «Гадкий! Гадкий! Пай-мальчику но пристало браниться!»

— Послушай-ка! — Дэвид опустил свои вещи на землю и подошел к клетке. — А не хочешь ли вместо выпивки арахиса?

— Зови меня Перси! Зови меня Перси! — выкрикивал попугай.

Оп схватил арахис, расколол его в клюве и выплюнул скорлупку. Дэвид протянул птице еще несколько орехов. Затем ему удалось осторожно просунуть палец сквозь прутья клетки и тихонько погладить сзади головку Перси. Попугай не противился, его маленькие глазки поблескивали.

— Боже мой! — воскликнула какая-то женщина, взглянув на Дэвида сквозь клетку, — Да это просто чудо, что он не отхватил вам палец!

— Мудрая птица, — улыбнулся Дэвпд, — понимает, что ей не хотят причинить зла.

— Это он из-за здешних ребятишек стал такой злой, — объяснила женщина, — они вечно дразнят его, суют в клетку палки: им нравится, когда он начинает ругаться.

Словно поняв, о чем идет речь, попугай разразился градом непристойных ругательств.

— Ну, ну, озорник, — прибавила опа с упреком, — пай-мальчику не пристало браниться!

Дэвид заметил, что она еще не стара, хотя в тускло-серых ее волосах уже проглядывала седина, фигура расплылась, а вставеая челюсть при разговоре все время двигалась и, казалось, вот-вот выпадет изо рта. Однако, улыбка ее выпуклых голубых глаз несколько смягчала и резкие линии, и кислое выражение поблекшего лица.

— Не скажете ли мне, миссис… — начал Дэвид.

— Баннинг мое имя.

— …миссис Баннинг, где бы я мог тут поблизости найти комнату?

— Квартиру со столом?

— Да нет, просто комнату и, хотелось бы, завтрак по утрам.

Она внимательно осмотрела Давида, чемодан и пишущую машинку.

— Я только что приехал из провинции и еще как следует не осмотрелся, — начал объяснять Дэвид.

— У меня есть уже двое постояльцев, они работают на рынке, — сказала м-с Баннинг, колеблясь. — Но они все делают себе сами. У меня суставы болят, и мне трудно возиться весь день с обедами и уборкой.

— Я могу делать все сам, — сказал Дэвид, на деясь обосноваться здесь хотя бы на эту ночь. — Все, что мне требуется, — это комната с кроватью, стол и стул.

— Что скажешь, Перси? — м-с Баннинг обернулась к попугаю. — Возьмем его?

— Мерзкий ублюдок, — приветливо отвечал Перси. — Грязный, вшивый, мерзкий ублюдок!

— Это означает, что вы ему нравитесь, — пояснила хозяйка. — Если бы не нравились, он тотчас же поднял бы крик, чтобы отговорить меня. Пойдемте, вы посмотрите, устроит ли вас комната, которая у меня осталась.

Дэвид последовал за ней в дом. Пройдя на заднюю веранду, м-с Баннинг отворила дверь крохотной комнаты рядом с ванной. Там стояли узкая кровать, накрытая белым пикейным покрывалом, стул и комод.

— Вполне устроит! — воскликнул Дэвид.

— Это будет стоить два фунта в неделю, включая завтрак, плата вперед, — твердо сказала м-с Баннинг. — И никаких женщин. Я не терплю всяких там непристойностей.

— Согласен на все, — заверил ее Дэвид. — Вот только насчет денег… У меня с собой только один фунт.

Он вручил ей банкнот, который дала ему Мифф, дабы закрепить сделку.

— Это все, что у вас есть? — с любопытством спросила она.

— Да, почти что, — признался Дэвид, — остальное я вам отдам завтра.

— Пожалуй, лучше взять эти деньги, — решила она, — на случай, если вам вздумается ночью улизнуть.

— Ну, едва ли, — засмеялся Дэвид. — Я слишком устал. Сейчас приму душ и отправлюсь спать, если вы не возражаете.

— Это уж как вам угодно, — ответила м-с Баннинг и удалилась мелкими шажками.

Напутствуемый хриплым благословением Перси, Дэвид бросился на узкую неудобную кровать, и вскоре теплая мгла затопила его сознание: беспокойное, ненасытное любопытство к жизни уступило непреодолимой усталости.

Глава X

С первыми лучами солнца Перси разбудил Дэвида, приветствуя зарю, и привел его в полное замешательство. Очнувшись в незнакомой обстановке, Дэвид обвел взглядом комнату, припоминая, как он сюда попал. Ее скудное убранство позабавило его и пришлось ему по душе. За окном виднелся задний двор; там росло старое шелковичное дерево, суковатые ветви которого отчетливо вырисовывались на фоне утреннего неба. Рядом стоял похожий на сарай флигелек, где, как догадался Дэвид, квартировали другие постояльцы м-с Баннинг, рабочие с рынка. Сквозь сон он слышал, как рано утром они ходили по двору, плескались под краном и громко переговаривались на каком-то странном языке — то была смесь итальянского с местным диалектом.