Негелиудзы
Шрифт:
Когда был маленьким, как-то видел бой на апрадитах. Дрался мой брат - Кай - и Варгон Дилтакс из соседнего города. Они люто друг друга ненавидели на протяжении всей моей, тогда еще недолгой, жизни. Им было по двадцать, возраст совершеннолетия в некоторых домах, в нашей семье и в Дилтакс, в том числе. А значит никто не смел запретить им сражаться друг с другом.
Я попытался отговорить брата от боя, но он меня не слушал. Поэтому нарушив отцовский приказ сидеть дома, тайно пробрался к месту поединка и замер, зачарованный элегантностью, ловкостью и пугающей красотой кровавого зрелища. Противники то сходились, то расходились. Они кружили по помосту в каком-то неведомом танце, который одновременно завораживал и отталкивал, потому что каждый понимал, что цена в этом танце - жизнь.
Первым
– Маленький Сеибс, - его губы растянулись в усмешке, - хочешь, чтобы и тебя стало два?
После этого он рассмеялся и, отвернувшись, пошел прочь. Я бросился к распростертому телу брата и сорвал с безжизненной руки металлический нарукавник с клинками, но когда захотел поднять апрадит, то упал вместе с ним, настолько оружие оказалось тяжелым. Попытался снова, но ничего не вышло. Для простого мальчишки, не обучавшегося еще каким-либо видам сражений, апрадиты были неподъемными. Когда уже хотел кинуться вслед обидчику безоружным, меня грубо удержали за шкирку.
– Хочешь, чтобы мать потеряла двух сыновей в один день?
– зло спросил отец.
Безвольно повис в его руке. Секунду спустя он отпустил ворот куртки, и я упал на колени рядом с телом брата.
– Братик, Кай, почему ты умер?
– слезы градом покатились по щекам, застилая глаза и мешая отчетливо видеть.
– Как ты мог оставить меня?!
– вдруг истерично закричал и протянул руки к холодным, окровавленным ладоням.
– Что я буду без тебя делать?!
Но глаза брата были пустыми и безучастно смотрели в небо. Протянул руку и закрыл их. Я сидел на грязной земле и не мог пошевелиться. Все смотрел, смотрел на родное лицо и ждал, бессмысленно ждал, что вот сейчас, именно в эту минуту, любимые черты дрогнут и брат опять улыбнется, рассмеется своим мягким смехом и все снова будет хорошо. Но время шло, а чуда все не происходило. Отец грубо поднял меня и толкнул вперед, путаясь в собственных ногах безропотно пошел, слыша, как сзади он отдавал приказы людям, чтобы те положили тело на носилки и отнесли их в дом.
Потом я только раз видел брата - перед погребением, одетый в костюм и с фамильной лентой в волосах он выглядел неестественным. Неправдоподобным. Кай никогда не любил всего этого официоза. Помню, что плакал, долго. Но в какой-то момент перестал. С тех пор я не переносил даже вида апрадитов, но зачем-то согласился прийти завтра в зал и снова посмотреть на них. Почему?
Полностью потерявшись в болезненных переживаниях, не заметил как дошел до своей комнаты. А там без сил рухнул на кровать. Делать домашнее задание не представлялось возможным: воспоминания о Кае снова выбили из колеи. Он был моим лучшим другом и всегда поддерживал, а я даже не смог отомстить за него. Устремил пустой взгляд в потолок, бездумно отмечая бесчисленное количество мелких трещин.
Пусть тогда возраст не позволял совершить задуманное, но даже сейчас, спустя столько лет, до дрожи и липких от пота ладоней боялся прикасаться к оружию. Оно вызывает у меня отвращение, а от одного взгляда на апрадиты начинает нервно колотиться сердце и судорогой сводит руки. Хотя и брат, и отец великолепно с ними обходились. Видимо, мне это не передалось или же трусость и малодушие возобладали над всеми остальными качествами. Когда я видел апрадиты, сразу вспоминалось, как легко они рассекли тело Кая на две части. Один взмах - и его уже нет. За этими мыслями не заметил,
как погрузился в беспокойный сон.– -
Глава 2.
"Я помню все, о чем не желал бы помнить; я забываю, о чем не хотел бы забыть". Цицерон
Утром проснулся совершенно разбитым, ночью снились какие-то непонятные, тяжелые образы, от которых болезненно сжималось что-то глубоко внутри. Хорошо, хоть первой пары не было, и я смог подготовить все, что было задано к сегодняшнему дню. На занятиях слушал вполуха, в аудитории переходил бездумно следуя за равномерной синей толпой сокурсников, почти все время думал о предстоящей встрече с Окане.
В три уже замер у больших, в два человеческих роста, деревянных дверей с массивными прямоугольными ручками, именно здесь мы и условились увидеться. Это помещение отличалось от комнаты отдыха, где вчера проходил бой. Тренировочный зал был по настоящему огромным: две стены увешаны оружием сверху до низу, в одном из углов ровной кучей сложены маты, несколько канатов, крепящихся на больших металлических кольцах к потолку, свободно свисали недалеко от спортивных снарядов.
За прошедший вечер изрядно переволновался и теперь в полной нерешительности уже несколько минут стоял, не находя в себе сил зайти. Мотнув головой и переборов прилипшие, словно репей, страхи, глубоко вдохнул и потянул дверь, та тихо скрипнула, открываясь и пропуская меня в царство спорта и сражений. Окане уже был там, на его руках поблескивали сталью идеально отполированные апрадиты. Я замер, совершенно не зная куда себя деть от вмиг нахлынувшей паники при виде оружия.
– Томми, - он приветливо мне улыбнулся и сделал небольшой шаг навстречу, - рад, что ты пришел.
Смог лишь судорожно кивнуть в ответ.
– Садись, - указал на единственное кресло, и я без сил рухнул в него, судорожно сжимая подлокотники.
– Если не против, я хотел бы начать?
Снова кивок, горло вдруг пересохло и сказать хоть слово стало непосильной задачей. Все мое внимание было приковано к апрадитам. И тут Окане, одетый в легкие тренировочные штаны и кофту, плотно прилегающие к телу, начал двигаться. Это было великолепно. Божественный танец. Смертельный танец. Клинки сияли в отблесках послеполуденного солнца и издавали тихие, мелодичные звуки, сталкиваясь. Окане кружил по помосту, словно и вправду бился с невидимым противником, демонстрируя различные выпады, взмахи, движения, а потом он начал показывать прыжки. Один за другим и каждый опасней предыдущего. Его ноги легко отрывались от деревянного помоста, а тело, казалось, двигалось само по себе, выполняя ужасающие по своей сложности движения и перевороты. Стоило Окане приземлиться невредимым, я облегченно выдыхал, хотя даже не мог вспомнить, когда успел задержать дыхание. Сердце учащенно билось где-то в ушах, в горле образовался тугой комок, который мешал говорить и нормально дышать. Когда в следующем кульбите одно из четырех лезвий правого апрадита опасно прошло в миллиметре от его шеи, я закричал:
– Хватит, прошу тебя, хватит!
– и закрыл лицо ладонями, пытаясь восстановить дыхание и изгнать из головы образ окровавленного тела.
Послышались два легких щелчка: это Окане снял апрадиты с рук. Потом я почувствовал, как он легонько сжал мое плечо.
– С тобой все в порядке?
– прозвучало обеспокоенно.
– Да, - поднял голову и посмотрел на него.
Зеленые глаза моего визави затягивали. Окане выглядел взъерошенным после демонстрации: на смуглой коже выступили бисеринки пота дыхание сбилось, но сам он цел и невредим - ни царапинки.
– Что случилось, Томми?
– голос техника был предельно озабоченным.
– Ничего, - снова опустил голову, чтобы не смотреть на него.
Он присел на корточки рядом с креслом, а потом, не найдя устойчивого положения, опустился на колени и, протянув руку, потряс меня за плечо.
– Я сделал что-то не так?
Ха! Мастер боя Окане спрашивает меня, сделал ли он что-нибудь не так.
– Нет, все в порядке. Просто..., - запнулся, не зная, как сказать, что дело вовсе не в нем.