Негласная карьера

Рюдигер навострил уши. Он бы никогда не осмелился спросить об этом прямо. Даже если бы просто был студентом и не имел никакого секретного задания.

Карл за словом в карман не лез.

– Такие статьи говорят лишь о том, что заправилам у вас стало трудней. Они всячески стараются сбить с толку людей, которые не довольны капиталистической системой. Реальный социализм не должен стать реальной альтернативой – вот цель таких статей.

Отговорки, подумал Рюдигер. Уклоняется от ответа.

– Возьмем, к примеру, меня, – продолжал Карл. – Я секретарь местного райкома. Сейчас почти одиннадцать, мне еще надо поспеть на последний автобус. И поеду я не в райский уголок для партработников, а в обычную трехкомнатную квартиру, где живем мы с женой. Денег я получаю меньше, чем хороший квалифицированный рабочий. Поэтому у нас в ГДР ощущается нехватка партийных кадров. Работы хоть отбавляй, а зарплата небольшая. Словом, вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что наши партработники живут в собственных виллах на берегу молочной реки с кисельными берегами.

Ответ произвел на ребят впечатление. Рюдигер счел его пропагандистской уловкой. Хотя выглядел Карл вроде бы убедительно. Но ведь он сам же и сказал:

– Те, кто наделен привилегиями, будет защищать их любыми средствами.

Он говорил про капиталистов, но и при социализме это вряд ли иначе.

В последующие дни хозяева продолжали свою пропагандистскую линию. А то, что не вполне удавалось им во время экскурсии, вечером довершали Бастиан и его друзья-агитаторы. Рюдигер наловчился делать записи в блокнотике, не вынимая его из кармана.

Записи были такими:

Г. У. сказал: Я и раньше знал, что в ГДР для развития народного образования и социального обеспечения делается гораздо больше, чем у нас.

Ф. Б. поддержал его: Это верно. Но нужно смотреть еще шире. В чем центральный вопрос? Расходуются ли богатства, созданные общественным трудом, на благо каждого через систему народного образования, здравоохранения, социального обеспечения или эти богатства в виде прибыли идут в частный карман?

Рюдигера злило, что у Феликса, как и у товарища Карла, есть ответ на любой вопрос. Для них, вероятно, вовсе не существует вопросов, одни ответы. А еще больше его злило, что у него самого не находилось контраргументов.

Феликс умел убеждать собеседника. Вероятно, он научился этому у себя, на педагогическом факультете. А может, даже прошел специальную агитационную подготовку. Он предлагал обсуждать проблему, распределившись как бы по ролям. Причем тому, кто критиковал, в конце концов выпадала роль человека, ответственного за решение обсуждаемой проблемы, и тогда решение он принимал именно такое, с которым недавно спорил.

Например, вечером после поездки в город-спутник в группе разгорелась дискуссия. Многим не понравились там жилые кварталы. Рюдигера это даже удивило, так как ему дома показались вполне приличными, а тема спора не столь уж важной. Тем не менее он внимательно прислушивался к разговору.

– До чего же тоскливо. Кругом однообразие, шаблон. Где же подлинная культура жилища? Точно такой же район есть в Западном Берлине. Ужас.

К удивлению Рюдигера, Феликс согласился:

– Мне тоже не нравится.

Кто-то возмутился:

– Но зачем же тогда это делается?

И вот тут Феликс прибег к испытанному приему.

– Давайте попробуем представить себе всю ситуацию. Допустим, тебе нужно жилье. Вот ты какую бы хотел квартиру?

– Только не такую бетонную клетушку. Лучше всего в старом доме. Для меня и моей девушки хватило бы двух-трех комнат. Квартплата здесь низкая. Сто двадцать марок платят за четыре комнаты. Даже по сравнению с их зарплатой это совсем немного.

– Отлично, – сказал Феликс. – Но есть проблема. Несмотря на все усилия, не удается ликвидировать нехватку жилья. В старом доме квартиру не получишь. Хотя старые дома и ремонтируются, но не для новых жильцов.

– И все равно. Пускай будет меньше типовых коробок.

– Правильно. Хорошо бы поменьше. Только представь себе, что тебе нужно выбрать. Либо ты получишь квартиру быстро, но не совсем по твоему вкусу, и заживешь там со своей девушкой. Либо будешь ждать еще года четыре, а пока жить у родителей. Ну так как же строить?

– Это не выбор.

– Но выбирать приходится именно из этих двух возможностей. Такова реальность.

– Ну, ладно. Тогда надо поскорее настроить квартир для всех. А когда потребность в жилье будет удовлетворена, хотя бы количественно, придется сносить типовые дома и все строить заново. Надеюсь, эти курятники не навеки?

– Вот за этим и должны проследить люди вроде тебя.

Домой Рюдигер привез много информации. Он напечатал отчет на машинке. Устный же комментарий для Антона получился немногословным. Конечно, Рюдигер не стал говорить, что в нем ожило старое чувство соперничества, уязвленного честолюбия. Отношения с Феликсом – это его личное дело.

– Бастиан был и остался всезнайкой, – все-таки не удержался Рюдигер от колкости. – А эти поездки в ГДР очень опасны. Люди там отлично вышколены и ловко обрабатывают наших, мы в дискуссиях толком не могли возразить.

– Надеюсь, тебя не обработали?

– Наоборот, – отрезал Рюдигер.

Сдав отчет, Рюдигер начал готовить свой отход. Политика ему порядком поднадоела. В партгруппе он объяснил, что из-за экзаменов и диплома вынужден сложить с себя все поручения.

– Но ведь у нас есть специальные группы дипломников, там помогут…

– Нет, слишком многое нужно нагнать. Я ведь занимался больше политикой, чем учебой.

– Понятно. У всех у нас та же проблема.

Рюдигер остался доволен собой. Выход из игры удалось провести неплохо. Похоже, это не привлекло к себе особого внимания. Экзамены – причина вполне уважительная.

Другие дела тоже продвигались. Рюдигер напомнил Антону об обещании Бернштейна и вскоре получил фамилию профессора, к которому должен обратиться за помощью. Профессор Хенневег.

16

Вечером в пивной после нескольких кружек пива Антон был откровеннее обычного, считая, вероятно, что уже беседует со своим коллегой.

– На Хенневега можешь положиться. Он работает па нас. Ему объяснили, что к чему, и он взялся уладить дело.

Рюдигер дозвонился до секретарши Хенневега и договорился о встрече с профессором. В последние годы студенты часто бойкотировали лекции Хенневега. Происходило это не без участия объединенного студенческого совета, так как профессор слыл активным членом ХДС, да еще состоял в Союзе свободной науки, что также вызывало антипатии левых студентов.

Однажды Рюдигер стал свидетелем того, как во время очередной забастовки студенческая агитгруппа решила сорвать лекцию Хенневега. Но до скандала дело не дошло. Увидев агитаторов, профессор хладнокровно собрал вещи и сказал:

– Перед красным сбродом я сам не буду читать.

После чего под запоздалое улюлюканье Хенневег вышел из аудитории.

Профессор Хенневег, рослый, с зачесанной назад седой шевелюрой, принадлежал к числу тех университетских преподавателей, которые знавали лучшие времена, когда можно было спокойно вещать с кафедры, заниматься академической наукой и безраздельно властвовать в университете. Но те времена прошли, студенты взбунтовались, в аудиториях появились плакаты: