Неидеальная любовь
Шрифт:
— Юль? — Вопрос заставил вздрогнуть и вынырнуть из совершенно безрадостных размышлений. Подняв голову, встретилась с обеспокоенным взглядом Волкова и в который раз за это время горячо пожалела о том, что поддалась на уговоры Женьки и пошла на вечер встреч. Лучше бы дома сидела или в клуб с ними не ездила, или…
Да едрит твою в корень налево! Сколько можно думать об одном и том же?! В конечном счёте, мне ли не знать, что история не терпит сослагательного наклонения!
— Соколова! — Меня схватили за плечо и встряхнули. Кстати, очень даже действенный метод, для выведения из состояния нервной и очень сильной задумчивости. Главное язык держать за зубами, а то прикусишь его.
Впрочем, стоит ли закрывать загон, коли коней уже угнали?
— Что? —
— Тебе плохо? — Волков снова уселся на стул, встревожено на меня посматривая.
— Нет. Мне хорошо. Просто обалдеть, как хорошо, — глубоко вздохнув, подавила позорное желание сбежать и спросила, как можно более равнодушным голосом. — О чём ты хотел поговорить?
Он молчал. Минут пять где-то, рассеянно водя пальцами по столешнице и глядя куда-то в сторону.
— Макс рассказал, как тебе удалось меня вытащить, — мне уже стало казаться, что Алексей и не заговорит больше, поэтому слегка вздрогнула, услышав его голос. И тут же прокляла Краснова с его энтузиазмом. Договорились же, что Волков ничего не узнает о том, что мы провернули!
Трезвая мысль, что Макс ничего мне не обещал, пронеслась осознанием в моей голове, вызвав желание побиться головой об стенку. А лучше — побить головой об стенку блондина. Это было бы очень продуктивно, в плане лишения оного всяких странных мыслей, вот только сомневаюсь, что сработает. Но как-нибудь попробовать не мешает.
— И что теперь? — Невозмутимость и лёгкая небрежность стоили мне огромных усилий. Жутко хотелось или разреветься или истерично рассмеяться, но я гнала от себя эти мысли подальше, усилием воли снова и снова гася зарождающуюся панику. Ненавижу подобное состояние. Это, как поход к стоматологу: сидишь возле кабинета и пытаешься не обращать внимания ни на запах палёной кости, ни на звук бормашины, ни на какие-то бормотания соседа с боку. Только получается так себе, если честно,
— Задачу облегчить ты мне не хочешь, так? — Алексей иронично изогнул брови, после чего встал и направился в сторону бару, под моё недоумённое молчание. Это, интересно, какую такую задачу я ему облегчить должна? Позволить сделать себе больно и помахать платочком, благословив на прощание? Или что? Что вообще происходит, чёрт бы побрал этих мужиков?
Волков вернулся спустя минут пять. Всё то время, пока его не было, я рассматривала пейзаж за окном, отчётливо понимая, что аукнется мне моя доброта, не раз аукнется.
Перед моим носом поставили бокал глинтвейна, распространяющего вокруг себя пряный аромат красного вина, приправленный цитрусовыми нотками. Высокий стакан, с покрытым сахаром краем, кусочками пропитанный подогретым вином фруктов на дне, чёрными точками гвоздики и небольшими палочками корицы, стоял на изящном блюдечке, обёрнутый в белую салфетку. Рядом с ним лежала чайная ложка с длинной тонкой ручкой и соломинка для коктейлей. Так же рядом с напитком появилась тарелка, заполненная небольшими, покрытыми шоколадной глазурью эклеры, которые, я готова была по поспорить, были начинены взбитыми сливками или заварным кремом. Организм, потративший за короткий срок слишком большое количество нервных клеток, срочно требовал дозу вкусного для восстановления сил, поэтому рука сама потянулась к пирожному и отправила его в рот, вне зависимости от намерений хозяйки.
Эклер оказался вкусным, не приторным и самое главное свежим. Заварное тесто практически таяло во рту, и я даже зажмурилась от удовольствия, задвинув угрызения совести и подозрения в подкупе куда подальше.
— Знал, что тебе понравиться, — Алексей не мог промолчать, и самодовольные нотки, звучащие в его голосе, испортили всё впечатление от сладкого. Вздохнув, отодвинула от себя тарелку и взяла соломинку, собираясь отпить глинтвейна, пока он не остыл.
— Чего у тебя не отнять, Волков, так это умения испортить ситуацию одним лишь своим тоном. Хотя вроде бы говоришь вполне обычные слова, — тяжело вздохну, сделала глоток вина и зажмурилась
от пряно-сладкой горечи алкоголя. Ну да, подобного вкуса не существует, но могу поклясться всем чем угодно, именно так ощущался он у меня на языке. — Что ты от меня хочешь?— Попросить прощения, — нехотя ответил Алексей и хмыкнул. — Только почему мне кажется, что ты меня уже простила?
— Когда кажется, креститься надо, — буркнула, стараясь никак себя не выдать. Ещё не хватает дать ему подтверждение собственных выводов. — Ты либо нормально говоришь, зачем пришёл сюда, либо я встаю и ухожу.
— Ладно, успокойся, — он поднял руки вверх. Откинувшись на спинку своего стула, Алексей ещё целую минуту рассматривал меня, и только когда я чуть нахмурилась, умудрившись за сегодня не только прикусить язык, но и обжечь его, Волков всё же продолжил говорить. — Не знаю, что между нами происходит, но Максим умудрился объяснить это любовью. И в какой-то степени, я с ним даже согласен… Вот только пока что ничего хорошего из этого не вышло… Чёрт, я вовсе не это хотел сказать, — он обхватил шею руками и помял мышцы, скорее всего пытаясь таким способом привести мысли в порядок. — Юль, наверное, только тогда, в твоём подъезде, я чётко осознал, что наговорил. Честно говоря, я ведь думал, что ты вернёшься тогда, во вторник, — злая усмешка скользнула по его лицу, и оно снова стало непроницаемым. Ну а я…
Я медленно тянула глинтвейн, думая о том, что у Бога странное чувство юмора. Учитывая наши характеры, попытка сделать нас счастливой пары довольно сумасшедшая идея. Наверное, стоило бы посмеяться над ней и послать ко всем чертям, вот только трудно спорить с судьбой. Тем более, когда идёт речь о твоей собственной судьбе.
— Никогда не думал, что признаваться в любви это страшно, — задумчиво продолжил Алексей, потерев переносицу. — А ещё даже не подозревал, что это больно и все грубые слова, сказанные в адрес любимой девушки, на самом деле ранят тебя самого. А ты когда-нибудь задумывалась об этом?
— О чём? — Медленно проговорила, нахмурившись и отставив в сторону бокал. — Лёш, я прекрасно знаю, что такое боль от слов, даже от собственных, поэтому и молчу сейчас, чтобы не наговорить лишнего. Как ты понимаешь, мне есть, что тебе сказать, из нелицеприятного.
— Я бы тебя не осудил, — усмехнулся Волков и покачал головой. — Ты имеешь полное право говорить обо мне в самых ярких и матерных выражениях.
— Ну, ты вообще-то, только что сам сказал, что грубые слова в адрес дорого человека, прилетают обратно с нехилой отдачей, — как можно более легкомысленно заметила, избегая его взгляда и следя за падающими снежинками. — Поэтому я молчу.
— Юль, ты простишь меня? — его рука накрыла мою, дрожащую и лежащую на столе, сминая пальцами салфетку. — Я знаю, что наделал глупостей. И не могу взять свои слова обратно, потому что уже их наговорил. Но я… Чёрт, я просто приревновал тебя… Знаешь, никогда не думал, что смогу понять всех тех парней, что никуда не отпускают от себя своих жён или девушек. Всегда считал, что это так… Драматично, — в голосе Лёши послышалась издёвка, причём в большей степени он издевался сам над собой.
— Жизнь забавная штука, — выдавила из себя, всё ещё удерживая на лице маску вежливой улыбки.
— У неё извращённое чувство гармонии, — его пальцы крепко сжимали мою руку и я чувствовала, как постепенно тепло его тело окутывает и согревает меня, принося с собой умиротворение и равновесие внутри. Так надо, так должно быть, так… Будет?
— Я люблю тебя, — тихо прошептала, одними губами, всё ещё смотря куда угодно, но только не на него. Чушь, что мужчина должен говорить это первым. Мы все подвержены страхом, у каждого есть фобия и он тоже боится. Боится, что посмеюсь и уйду. Боится, что разозлюсь и скажу, что никогда не прощу. Боится, что только начавшие строится отношения, рухнут только потому, что он никогда до этого не испытывал ревности и не знал, как с ней справится. Алексей попросил прощения. Переступил через себя и пришёл на эту подстроенную встречу. Ухаживал, неосознанно стараясь заставить расслабиться и довериться.