Неидеальная любовь

— Что я вам сделала? — Тонко всхлипнув, снова спросила, крепко зажмурив глаза и обхватив его руками за талию. — Зачем вы так со мной, а? Я же не всесильная… Я совсем не сильная…

— Тш-ш-ш, — тихо прошептал он, крепче обняв меня и уткнувшись носом в мои волосы. — Успокойся, малышка. Всё будет хорошо.

— Я устала быть спокойной, — тихо прошептала, уткнувшись носом в его шею. Рыдания сходили на нет, и у меня получилось более или менее успокоиться. Впрочем, легче после слёз мне не стало. Пресловутое заблуждение в который раз не сработало в моём случае. — Я устала быть всепрощающей и милой, доброй, отзывчивой! Я просто устала… Каждый раз, когда пытаюсь вас простить, случается что-то такое, что лишь укрепляет все негативные чувства в отношении бывших одноклассников.

— Юль, тебя никто не заставляет быть кем-то другим, — он глубоко вдохнул и невесомо прошёлся пальцами по моей спине, вызвав дрожь во всём теле и волну мурашек, радостно промаршировавших за его рукой. — Будь собой, а? Это же не так сложно, как кажется…

— А я, по-твоему, не пробовала? — Так же едва слышно спросила, решившись наконец-то поднять на него глаза.

Волков смотрел на меня чуть задумчиво, с долей нежности и ласки. На его лице блуждала лёгкая, немного печальная полуулыбка, в которой вроде было так много всего и в тоже время, прочитать по его виду, что же он думает, не представлялось возможным. Во всяком случае, сейчас у меня не было ни сил, ни желания о чём-то думать.

Как так вышло, что я потянулась к его губам — не имею понятия. Но почему-то мне жутко захотелось, что бы он меня поцеловал, почувствовать его тепло и надёжности, уют в крепких, сильных объятиях.

Он с готовностью перехватил инициативу, стоило мне нерешительно замереть в нескольких миллиметрах от его лица, глядя ему в глаза. Перевернувшись так, что я оказалась снизу, Алексей нежно коснулся моих губ, что бы спустя пару вдохов это прикосновение сменилось жгучим и страстным поцелуем, заставляющим гореть в огне лихорадочного желания. Но мы оба понимали, что кухня не самое подходящее место для того, что бы воплотить свои фантазии, да и не время сейчас. Поэтому горячее пламя сменилось тёплым, согревающим огоньком, дарившим тепло и ощущение безопасности, что было так мне необходимо в данный момент.

— Ты у меня как наркотик, — тихо рассмеялся Алексей, отстранившись и усевшись на пол. Он без видимых усилий усадил меня рядом и снова крепко обнял, позволяя прятать заплаканное лицо, с явно опухшими глазами и красным носом, у себя на плече.

— Такая же вредная? — Глухо спросила, а губы сами по себе расползлись в улыбке от его бархатистого смеха. Никогда бы не подумала, что эти звуки можно было бы назвать таковыми, но факт есть факт. Сейчас они напоминали отрез самого лучшего бархата, который обволакивал и пленил своим прикосновением.

— Я бы мог ответить да, и тогда ты начала бы спорить… В итоге, всё закончилось бы либо в спальне, либо в коридоре, где ты выставила бы меня на улицу, гневно возмущаясь на весь подъезд, — в его голосе слышалась лёгкая ирония, беззлобное подшучивание над всем, что с нами произошло. — Но я скажу другое. Не знаю, зачем ты мне сдалась и даже не хочу пытаться в этом разобраться. С фактами не поспоришь, а они говорят, что ты мне просто необходима.

На пару минут в маленьком помещении воцарилась тишина, нарушаемая только нашим дыханием и сумасшедшим ритмом сердца, отдающегося у меня в голове. Правда, сейчас он не имел никакого отношения к приступу, что несказанно радовало.

— Я не могу стать твоей девушкой, — глубоко вздохнула и попыталась выбраться из его объятий, но Волков даже не подумал меня отпустить. — Лёш, отпусти меня. Пожалуйста. Я хочу сделать себе ещё чаю… Наверное.

— Нет, пока мы не разберёмся между собой, уладив все недоразумения. К тому же, нам предстоит натянуть коего кого по самые уши… Впрочем, последнее тебя практически не касается. Так, поможешь немного, а после спокойно дождёшься результатов, — он говорил так уверенно, что я невольно согласно кивала ему в ответ головой. И только уяснив смысл его слов, удивлённо на него посмотрела, совершенно не понимая, к чему это всё. Я же вроде отказалась быть его девушкой… Или надо более доходчиво объяснять?

— Лёш, я не смогу быть твоей девушкой. Боюсь, я совсем не то, что тебе нужно, — глубоко вздохнула и продолжила. — Истеричка, подозрительная, страдающая паранойей и ненавистью к людям… Я вовсе не та, кем кажусь и поверь мне, тебе не захочется узнать что внутри.

— И чем же ты отливаешься по строению от остальных людей? — В его голосе слышался смех, Алексея забавляло моё поведение. Взяв пальцами моё лицо за подбородок, он заставил поднять голову вверх и встретиться с его загадочным взглядом, где в глубине серых глаз, сверкали отблески стали и какой-то тайны, разгадать которую, наверное, не под силу и самому Волкову. — Это сложно. Но иногда надо доверять людям, Юляша.

— Меня так только родители называют, — не понятно для чего отметила, пытаясь найти хоть один разумный аргумент, кроме тех, что уже привела, что бы он оставил меня в покое. Но в голову как назло не лезло ничего путного, только острое осознание того, что как бы я не сопротивлялась, всё равно буду с ним, потому что…

Потому что мне нравиться ему доверять и приятно чувствовать себя защищенной от всего мира в его руках.

— Значит, ты не хочешь, что бы я тебя так называл? — Деланно удивился он, словно почувствовав, что я уже сдалась и прекратила сопротивляться. — Может, мне звать тебя моя птичка? Или пташка, а? А может моя сизокрылая? Нет, это не подходит. У тебя же фамилия не Голубева или Голубкова. Да и на голубку ты не тянешь, уж извини. Так как же тебя прозвать?

— А называть меня по имени не пробовал? — Чувствуя, как губы сами по себе расползаются в улыбке, ткнула его кулаком под рёбра, не сильно, так просто прикосновение и отстранилась. — Ты же голодный, наверное… Надо приготовить что-нибудь.

— Отличная идея, — согласился Алексей, вставая и помогая подняться мне. — Не находишь, что это странная тенденция в наших отношениях: пол и не совсем подходящее помещение для поцелуев и прочего?

— Ещё скажи, что тебе не понравилось, — затолкав подальше боль и все мысли, что сковывали меня после прочтения сообщения, я постаралась заставить себя верить в то, что он сможет всё исправить. И, как ни странно, у меня это получилось. Отряхнув домашнюю одежду, робко улыбнулась внимательно смотревшему на меня парню. Тот усмехнулся и, подойдя ко мне, целомудренно поцеловал в лоб, после чего на мгновение крепко прижал к себе, окутывая теплом и уверенностью, после чего отпустил и развернул к холодильнику лицом.

— Готовь завтрак, а мне позвонить надо кое-кому, — нежно погладив пальцами обнажённую шею у самого основания, вызвав очередную толпу мурашек, Алексей вышел в коридор, оставив меня одну. Но в душе не было той самой, до боли знакомой и затягивающей в себя, всеобъемлющей пустоты, которая напоминала чёрную дыру, поглощающую всё и вся. Поэтому я лишь покачала головой, фыркнула и открыла дверцу своего любимого друга и товарища, критичным взглядом осматривая содержимое его полок.

Вытащив сыр, молоко, ветчину и яйца, сгрудила это всё на стол, продолжая думать о том, что же со мной происходит. За какую-то неделю умудриться напиться в клубе, проснуться в квартире одноклассника, да ещё и в не совсем приличном виде (хотя, тут скорее в совсем не приличном), весело провести с ним время, заболеть, пережить допрос горячо любимой подруги, встречу с бывшим парнем, братом, скандал, страстную ночь, увидеть эти фотки… И история на этом, похоже, только начинается. Во всяком случае, пребывание Волкова в моей квартире не воспринимается как нарушение личного пространства. Даже ощущается не как временный гость, а что-то вроде давно уехавшего, а теперь вернувшегося родственника.

Правильно Алиса из книги говорит: всё страньше и страньше.

Глубоко вздохнув и попросив саму себя не уходить в философские размышления и поиск смысла там, где его в принципе быть не может, принялась за готовку гренок с сыром и ветчиной. Главное не забыть посолить, а то у меня вечная с этим проблема. Родители утверждают, что я понятия не имею о том, что такое влюбляться, вечно добавляю столько соли, сколько не почувствует даже особо предвзятый гурман, чувствительный ко всем специям.