Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

– У нас тут проблема, – как ни в чем ни бывало, продолжил Сергей. – Я включил электрочайник, и выбило пробки. Но дело даже не в этом, тут очень слабая проводка. У тебя есть…

– Достаточно, дальше не надо, – пробурчал Андрей и отключился.

– И тебе всего хорошего, – вздохнул Сергей.

Одним он мог быть доволен: мобильный телефон сразил соседей наповал.

– Это что же… – пробормотал Николай Васильевич. – Это как же?

– Это телефон, – небрежно пожал плечами Сергей.

– Позвольте, – Клементий Николаевич взял телефон в руки, и его «золотой заем» снова свесился за ушами до самых плеч. – Какой же это телефон? Тут и диска нет... А где же микрофон поместился? А мембрана? А динамик?

Тут он нечаянно задел кнопочку, и экран опять засветился. Клементий Николаевич вздрогнул.

– Какая прелесть, – сказала Серафима Петровна, поднося свечку. – Какой он… желтенький!

– Ну, – улыбнулся Григорий Иванович, – я думаю, что цвет – не единственное его достоинство.

Сергей склонился над Николаевым и начал объяснять:

– Вместо диска – кнопочки. А мембраны тут нет. Это не угольный микрофон.

– Молодой человек, – наставительно сказал Николай Васильевич. – Не угольных микрофонов не бывает. Звуковые волны колеблют угольный порошок. А колебания…

– Наверное, – смущенно покашлял Григорий Иванович, – тут совсем другая технология.

Сергей одобрительно посмотрел на него и снял заднюю панель. Мужчины удивленно воскликнули, глядя на блок питания:

– Там же ничего нет!

– Просто в темноте плохо видно, – сказал Николай Васильевич. – А где такие продают?

– Это мы с Андреем сделали, – соврал Сергей. – Это радиотелефон такой. Как рация.

– Поразительно, – признали все.

Тем временем поднялась суета. Принесли керосиновую лампу, и при ее свете Раиса Кузьминична поставила самовар. У Кирюшиных оказался хворост, у Николаевых – пирог с рыбой. Сидеть в полумраке за самоваром было очень уютно. Все забыли про мебель, компьютер и чайник, как будто они были просто игрушками – интересными, но все же игрушками, не стоящими продолжительного внимания. Стали говорить об институтских делах. Валечка, толстенькая дочка Петровых, сопя, уминала хворост, а Любовь Борисовна рассказывала подробности последнего партсобрания.

– Разбирали жалобу Нины Павловны Серегиной, – говорила она. – Что ее муж уделяет ей мало внимания. Представляете, – она оглянулась на Сергея, – во всех подробностях. Мы просто не знали, что сказать. А наш секретарь…

Имелся в виду секретарь парторганизации Валерий Алексеевич Булочкин, человек, который очень всерьез воспринимал вопрос урегулирования семейной жизни членов партии и внутрисемейной дисциплины коммунистов, особенно в интимной сфере. Все-таки, подумал Сергей, сказывается отсутствие порнографических журналов. Вся нерастраченная сексуальная энергия секретаря парторганизации так и толкала его в самую гущу интимной жизни подопечных коммунистов, где он был сексуальным гуру, а они – подотчетными.

В данном случае речь шла о слабой сексуальной силе замученного общественной нагрузкой и суперактивной женой Серегина.

– Булочкин кричит, что Серегин прежде всего – коммунист!

Сергей неприлично громко заржал. Он слышал такую историю от деда, рассказанную уже в качестве анекдота. Оказывается, то, что для некоторых – анекдот, для наших отцов и дедов – серые трудовые будни.

– А наш секретарь говорит: «Я не позволю, чтобы вы относились к своей жене, как Нехлюдов к Анне Карениной», – продолжала Любовь Борисовна.

– Какая эрудиция! – всплеснула руками Маргарита Николаевна, и все захохотали.

– Значит, – веселился Сергей, – в вашей парторганизации все коммунисты должны быть половыми гигантами? А если я вдруг стану импотентом, меня исключат из партии?

Серафима Петровна звонко расхохоталась.

– Надо в уставе коммунистической партии было записать: обязуюсь, мол…

На нее с тревогой посмотрел Клементий Николаевич, и она сразу замолчала, бросив на Сергея быстрый взгляд больших карих глаз.

Нагруженные инструментами и кабелями, в дверь постучали Митя с Иваном. Григорий Иванович поднялся.

– Пойдемте покажу, где у нас пробки.

– Ничего, не беспокойтесь, – поднялся Сергей, – мы сами все сделаем.

Через час вспыхнул свет. На стене у дверей в квартиру Сергея висел беленький электрощиток, к которому тянулся от розетки толстый белый кабель. Сергей торжествующе включил чайник. Свет продолжал гореть.

– Вот молодцы, ребята, – похвалил Клементий Николаевич. – Ну что ж, – поднялся он. – Пора и на боковую.

Маленькая Валечка, показывая всем пример, уже спала, склонив стриженую головку на мягкий валик дивана и держа в кулачке недогрызенный хворост.

Включившийся свет как будто послужил сигналом для прощания. Про компьютер никто и не вспомнил. Электрочайник, который услужливо вскипел, как и обещалось в инструкции, за две минуты, одиноко стоял в углу, обиженно исходя паром.

– В темноте было уютнее, – пробормотал Сергей, когда все разошлись. Он подошел к видеокамере.

– Андрей, я все провалил? Почему они убежали?

Видеокамера безучастно пряталась за проводом. Мобильник тоже равнодушно молчал.

IX

Утром по дороге в институт Сергей встретил Зою Сергеевну Алексееву, бдительную соседку. «Не к добру», – подумал он. Зоя Сергеевна уверенно вышагивала по коридору, поглядывая на него с видом оскорбленного достоинства и не проявляя стремления здороваться.

– Здрасьте, Зоя Сергеевна, – преувеличенно вежливо сказал Сергей.

– Добрый день, – величественно кивнула она.

Сергей остановился перед ней, и ей тоже поневоле пришлось встать.

– Что же вы, – с укором сказал Сергей.

Зоя Сергеевна независимо вздернула голову.

– Я понимаю, вы волновались за Андрея – это хорошо. Он мой друг, и я даже признателен вам за то, что вы за него переживали. Но зачем же выдумывать, будто я его толкал, да еще будто он захрипел, когда он всего лишь шагнул из освещенного пространства в темноту?

– А разве не хрипел? – удивленно спросила та.