Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
– Вы к кому? – выговорил он возмущенно.
Следователь не отличался оригинальностью. В его нехитро устроенном мозгу теснилось много мыслей – например, как Бахметьев посмел явиться к нему в кабинет, и как он посмел явиться к нему в кабинет без предварительного доклада, и как он посмел явиться к нему в кабинет, не прождав несколько часов в приемной, – и не такие люди ждали! Еще были мысли о том, как его пропустил часовой без специального пропуска и кого за это отдать под трибунал. Но все эти мысли вытесняли друг друга, сталкиваясь и разлетаясь в разных направлениях, и суммировались
– Товарищ Селиванов! – сказал ему Сергей с мягкой укоризной и уселся в единственное кресло, кроме начальнического. Оно стояло чуть в стороне от длинного стола, который, образуя букву «Т», был приставлен к столу начальника.
Селиванов посмотрел на Сергея, потом на чай. Он вспомнил, что сахар стимулирует умственную деятельность, и сделал большой глоток. Обжегшись, он обозлился как раз до нужной степени и встал, грозной горой возвышаясь над Сергеем. Сергей же, который, как известно, не сидел робко на краешке стула, а развалился в кресле, насмешливо посмотрел на него.
– Да вы садитесь, – ободряюще сказал он.
В лаборатории прильнувшие к монитору Барсов с Андреем переглянулись.
– Сейчас он его или расстреляет, – предположил Андрей, – или начнет перед ним стелиться.
Селиванов открыл рот, из которого вырвался невнятный хрипящий звук, потом снова закрыл его и… сел.
– По какому вопросу? – спросил он, смирившись.
– У меня сомнения по поводу ваших работников, – заявил Сергей.
– Каких работников? – опешил товарищ Селиванов.
Сергей, не отвечая, сокрушенно покачал головой.
– Следят совершенно непрофессионально. Такое впечатление, что они не обучены. – Он подозрительно посмотрел на Селиванова. Тот заерзал на своем стуле и снова отхлебнул чаю.
Барсов одобрительно кивнул головой.
«Прислан из московского комиссариата, – подумал Селиванов. – Комиссар для тайного надзора!»
Сергей продолжал:
– Они вычисляются моментально. А оторваться от них и ребенок сможет. Топорная работа, – продолжал он сокрушаться.
Микрофон был уже надежно прикреплен к нижней части столешницы.
– Ну а самое главное... – понизил голос Сергей и наклонился к Селиванову.
– Что? – шепотом спросил Селиванов.
– Нет идеологической базы! – страдая, сказал Сергей. – У меня такое подозрение…
«Точно из московского! – тоскливо подумал Селиванов. – Глубоко законспирированный!»
– Какое подозрение? – упавшим голосом прошептал он.
– Что они не знают классиков марксизма-ленинизма! – выпалил Сергей и в изнеможении откинулся на спинку кресла.
Он выдержал паузу, в течение которой Селиванов имел возможность прикинуть, сколько ему светит за отсутствие просветительской работы с персоналом и будет ли ему оказано снисхождение как работнику карающей системы.
– Может быть, – начал Сергей утомленно – он очень хотел спать, – мне поставить в известность московских товарищей? Налицо явная необходимость политучебы без отрыва от производства.
– Спасибо, не надо, – дрожащим голосом проговорил Селиванов. – Мы справимся своими силами. Организуем курсы марксизма-ленинизма…
– Вы уверены? –
требовательно спросил Сергей.– Конечно! Завтра и начнем.
– Тогда я пошел, – сказал Сергей и, выходя из кабинета, вдруг оперся рукой о верхний косяк двери.
Селиванов замер – вернется или не вернется. Сергей отлепился от дверей, обернулся, вежливо сказал:
– Ну так я загляну на той недельке?
– Конечно, конечно, – выдавил из себя Селиванов.
– И не забудьте про политинформации!
– Обязательно.
– Каждый вторник!
В приемной он не отказал себе в удовольствии сказать секретарше:
– Где же моя шуба, милая?
«Милая» секретарша, каждую минуту ожидавшая разноса от начальника за то, что пропустила чужого, кинулась надевать на него шубу, и он торжественно выплыл из кабинета.
Камера над дверью Селиванова мигнула и заработала.
Через пять минут Сергей сидел в лаборатории и пил кофе, заботливо сваренный нежными Катюшиными ручками.
– Он здорово перепугался, – восхищался Андрей. – Здорово ты его! Прижмет теперь хвост.
Барсов с Сергеем одновременно покачали головой.
– Ничего не прижмет, – возразил Сергей.
– Прижмет! Тебя, во всяком случае, тронуть побоится.
Барсов усмехнулся.
– Андрей, страх и лень – два великих стимулятора человеческой активности. Благодаря лени были совершены важнейшие изобретения человечества – чтобы облегчить тяжелую работу и прибавить время на сон, безделье и еду. А страх заставляет забывать даже про безделье. Он, будучи трусом, начнет завтра связываться с Москвой и запрашивать, облечен ли их полномочиями некто Бахметьев. А потом… – он взглянул на Сергея, – он примется за вас вплотную.
Сергей допил кофе и аккуратно поставил чашку на стол.
– Пока я еще не в застенках НКВД, – печально сказал он, – пойду-ка я в банк, разгребу проводки. Нашему Артемьеву, если что не так, расстрел – не оправдание.
В дверях он оглянулся на Андрея и махнул рукой:
– Эх! Связался с вами…
Барсов встревоженно посмотрел ему вслед.
– Что-то он не очень бодро выглядит.
– Не выспался, – махнул рукой Андрей.
– Похоже, пришла пора Яблонскому поработать, – озабоченно сказал Барсов. – Надо в тюрьме камеры устанавливать.
Это было технически очень трудоемкое мероприятие – заброска в прошлое с точными пространственными характеристиками без предварительной координации. Собственно, эта координация и была самой кропотливой частью проекта. Просто заброситься в январь пятьдесят третьего в район Средневолжска было нетрудно. Но вот для возвращения в одну и ту же точку пространства, не выпадая при этом из течения прошлого времени, потребовалось около десяти лет работы и невероятные материальные затраты – спутники со сложнейшим оборудованием, разработка капсул с индивидуальной биоэнергетической информацией человека, настроенной на нужные временные кванты. Эти капсулы являлись, по сути, теми же спутниками, но только индивидуального пользования. Поэтому попутно пришлось еще решать проблемы такой миниатюризации, по сравнению с которой изобретение микрочипа – это детские игрушки.