Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

– Что делать будем? – вопросил Терентий Патрикеевич.

– Сидеть, батенька, – развел руками Вениамин Карлович.

– Да нет. Со шпионом-то что делать?

– А зачем нам здесь что-то делать? – рассудительно заметил Захар Африканович. – Вон НКВД пусть делом займется.

На том обитатели камеры и порешили. И в самом деле, у них своих забот хватало. На разоблачение шпионов у людей, сидящих в тюрьме, как-то не остается энергии.

Сергей подошел поближе к монитору.

– Фу, – сморщилась Катюша. – Ну и запах.

– Я скоро весь этим провоняю, – возмутился Сергей. – Вечером, как хотите, а я приду в душ.

– Эй, смотрите, к ним гости, – заметил Митя.

Дверь камеры действительно распахнулась, и на пороге показался разгневанный Скворцов.

– Заключенный Бахметьев?! – рявкнул он.

Ответом ему была мертвая тишина. Скворцов удивленно оглянулся.

– Заключенный Бахметьев?! – вопросил Скворцов, удивленно озираясь. – Где заключенный Бахметьев?

– Как где? Вы же сами его увели, – в свою очередь удивились заключенные.

– Как увели? Кто?!

– Так ваши же. Они ведь не представляются, – ответил за всех Терентий Патрикеевич.

Скворцов молча захлопнул дверь.

– Сейчас придет целая команда. Двигай, Сергей, – похлопал его по плечу Барсов.

 – Опять двигай, – проворчал он для порядка, подхватил увесистый пакет и оказался прямо в камере.

Заключенные уставились на него.

– Вас же только что тут не было, – пробормотал мальчик.

– Ну да, – согласился Сергей. – Вот! – Он поставил на стол пакет.

– Как это? – хором спросили все, жадным глазами глядя на пакет.

– Я, братцы, продал душу дьяволу. Теперь прохожу сквозь стены.

Дверь резко распахнулась, и в нее ворвался Селиванов с двумя военными.

– Встать! Обыск! – проорал он и увидел Бахметьева.

– А ты откуда взялся? – вырвалось у него.

 Сергей притворился очень удивленным:

– В каком смысле? Вы же меня сами привезли. Но, если хотите, могу уйти домой.

Озадаченный Селиванов повернулся и выбежал разбираться со Скворцовым.

Тот в это время сидел в своем кабинете и беседовал с Иосифом Виссарионовичем Сталиным, который невесть как там оказался. Когда Скворцов вошел, он мог поклясться, что там никого не было. А когда он поднял голову от стола, генералиссимус как ни в чем не бывало сидел у окна и молча хмурился.

Селиванов застал Скворцова в тот момент, когда он, оживленно жестикулируя, горячо уверял подоконник в гуманном обращении с заключенными. В пылу рвения он как-то не заметил, что вождь исчез, забыв откланяться.

Селиванов был так озабочен душевным состоянием своего верного подчиненного, что на время даже забыл о новом заключенном, которого он давно мечтал заполучить в одну из камер вверенного ему учреждения.

Когда надзиратель заглянул в глазок камеры, заключенные вместе с Сергеем Бахметьевым сидели за столом, сытые и пьяненькие, и дружно распевали:

«Ближе к сердцу кололи мы про-офили,

Чтобы слышал, как бьются сердца-а!»

Вениамин Карлович сидел рядом с мальчиком, которого, как оказалось, звали Сашей, и время от времени дружески похлопывал его по плечу.

Надзиратель не поверил своим глазам: Бахметьев вовсе никуда не сбежал, а наоборот, разливал всем в рюмки – хрустальные! – темно-золотистую, характерно маслянистую жидкость. Он ворвался в камеру. На столе валялись разноцветные бумажки от конфет, рыбьи кости и отчетливо несло перегаром.

– Эт-та что…

– Нет, ребята, – решительно встал Сергей. – Ваша братия меня сегодня утомила.

Он вырубил надзирателя электрошокером и, когда тот оказался на полу, быстро подскочил к нему и брызнул в нос из баллончика. Надзиратель блаженно закрыл глаза, свернулся на боку калачиком, подложил ладонь под щеку и захрапел. Они уложили его на кровать Захара Африкановича и накрыли одеялом.

– Нет, ты скажи, – домогался Терентий Патрикеевич. – А вот где ты все это взял?

– Я ж тебе говорю, чудак, – проникновенно говорил Сергей. – Я фокусником работаю. Из цилиндра кроликов доставал. А ведь семгу легче достать, чем кролика, правильно?

– Нет, почему? – не соглашался Терентий Патрикеевич.

– Как почему? Семга-то не убегает, она же дохлая!

Вениамин Карлович смотрел на всех добрыми глазами и покачивал головой.

– Ах, молодежь, молодежь. Надзирателя усыпили… Расстреляют нас завтра, как пить дать.

Сергей подлил ему еще коньяка.

– Надзиратель сам уснул. Между прочим, на посту уснул, что является служебным преступлением. А во-вторых…

Он не успел сказать, что будет во-вторых, потому что дверь распахнулась и в дверях камеры возник конвоир.

– Заключенный Бахметьев, – прокричал он и осекся. – Это что такое? – не веря своим глазам, спросил он, глядя на недопитую бутылку.

– Ишь ты какой, – восхищенно сказал Сергей, – прямо сразу не в бровь, а в глаз! Это, брат ты мой, – поучительно сказал он, поднося бутылку этикеткой к самому носу конвоира, – такой замечательный коньяк, какого ты никогда не видел. И не увидишь! Поэтому – пробуй.

Конвоир попятился. Все было не так, неправильно. Его встречали так радушно, будто он пришел в гости к добрым знакомым. По губам его мазнул кусок невероятно ароматной красной рыбы, а в руках очутилась рюмка.

– М-м-м, – замотал он головой. – Я не могу. Нам нельзя, – добавил он нерешительно.

– Ха! – саркастически воскликнул Сергей. – Твой начальничек в кабинете сейчас водку хлещет. Значит, и тебе можно. Давай, только быстро. Нам с тобой задерживаться нельзя.

– Нельзя! – благодарно сказал конвоир.

– Поэтому быстро садись, глотни, и пошли.

Конвоир благодарно поднес рюмку к губам. На мгновение у него появилось желание спросить, а как, собственно, коньяк оказался в камере, но ему вдруг показалось, что это не так уж важно.

Он решил отложить вопросы на потом. Когда бутылка уже опустеет. Он лихо махнул коньяк – обжигающий, замечательный коньяк! – и закусил рыбкой. И какой рыбкой, мама родная! Он даже не представлял себе, что может быть такая рыбка.

Перед ним очутилась вторая рюмка коньяка и необыкновенная прозрачная баночка с аппетитным салатиком. Боже, какой салат! Там были продукты, названий которых конвоир не знал, но они так и таяли во рту.