Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

– Григорий Иванович, Владимир Иванович, – говорил он на ходу, – разрешите пожать вам руку.

Сам Гоголь мог бы позавидовать немой сцене, свидетелем которой стал Сергей. Он стоял перед ними, живой и невредимый, отпущенный на свободу, что означало, что с него сняты все обвинения. Булочкин был изумлен и обижен – как же так? Вот и извольте тут проводить политическую работу, когда все так меняется, – на что прикажете ориентироваться?

Дед и Кирюшин радостно обнимали его и хлопали по плечам, а остальные смущенно молчали: вот уж сели в лужу, на самом деле.

– Не ожидали! – радостно говорил дед. – Научились у нас все-таки разбираться.

Он с укором посмотрел на Булочкина – тот обиженно отвернулся, но все-таки вынужден был сказать:

– Ну что же, Сергей Александрович…

– Здравствуйте, Валерий Алексеевич, – мягко сказал Сергей.

Тот сморщился, будто проглотил жабу, но все-таки заставил себя произнести:

– Здравствуйте. Ну, раз вас выпустили, то, конечно, решение отменяется. Что ж, работайте, Сергей Александрович.

– Да уж поработаю, – иронично сказал Сергей. – Вы как будто бы не рады?

– Ну, почему... – глядя в сторону, сказал Булочкин, торопливо собрал свои бумаги со стола и откланялся.

Лаховский-Лопухновский стал суетливо объяснять:

– Сергей Александрович, вы должны меня понять: у меня двое детей, я не мог подвергать их…

– Я понимаю, – усмехнулся Сергей. – Каждый сам за себя. По крайней мере, вы не плели обо мне уж слишком нелепых небылиц. Кстати, Вера Павловна, – обратился он к красной от смущения физичке, которая уверяла, что Сергей сидел за убийство, – как вы не боитесь стоять рядом с убийцей?

Вера Павловна схватила портфель и выбежала с кафедры, правда, при этом высоко подняв голову.

– Ну вот, – притворно расстроился Сергей, обращаясь к деду, – всю обедню я им испортил. Так они все складно пели…

– Сергей Александрович, – тронул его за плечо Григорий Иванович. – Вечерком просим к нам на ужин. Супруга будет очень рада за вас.

– С удовольствием, – искренне сказал Сергей.

На третьей паре была стилистика. Открыв дверь, Сергей не сразу вошел в аудиторию. Ему почему-то было очень важно, как его встретят Тростникова и Панина. Они всегда были «барометром» настроения группы, а ее мнением Сергей очень дорожил.

Он вздохнул и, собравшись с духом, вошел. Дружное «ура!» резануло его по ушам, вызвав райскую музыку в душе. Студенты повскакали с мест и обступили его, бурно выражая свою радость.

– Мы все думали, – объясняла Панина, – какая несправедливость: впервые в жизни получили преподавателя, который прилично знает язык, и того забрали.

– Каким чудом вас выпустили? – спрашивали его.

– Именно что чудом, – улыбнулся Сергей. – Слушайте, мы заниматься сегодня будем?

Никогда еще студенты не внимали своему преподавателю так пристально, как в этот раз. Со стилями расправлялись, как повар с картошкой, на радость Сергею.

– Даже заканчивать не хочется, – вздохнула Тростникова, когда прозвенел звонок.

На лекцию по физике Сергей летел, как на крыльях. Студенты привычно встали, услышав, что входит преподаватель, и, увидев Сергея, зааплодировали.

– Ну-с, где мы с вами остановились в прошлый раз? – радостно потер руки Сергей.

Один серьезный розовощекий третьекурсник поднял руку.

– Да, Саша? – приветливо спросил он.

– А можно спросить: как там, в тюрьме?

Сергей немного поколебался.

– Ну, ничего хорошего там, конечно, нет, – осторожно сказал он.

Но… – он посмотрел на напрягшуюся мордочку студента, – не смертельно.

Сашино лицо сразу разгладилось, и в глазах появилось облегченное выражение. Сергей поспешно добавил:

– Вполне можно пережить. Сейчас там стало немного… гуманнее.

Весь день к нему подходили люди, расспрашивая, что он видел в тюрьме. Он был первым человеком, вернувшимся оттуда. Раньше не возвращался никто – чтобы некому было рассказывать, что там было на самом деле. Поэтому приговоренные к трем или четырем годам заключения продолжали сидеть десятилетия, – если выживали в лагерях, конечно, – чтобы никогда не встретиться с теми, кто находился по эту сторону гигантской решетки, разделившей страну на две неравные половины.

Сразу после лекции его разыскала Маргарита Николаевна, вся лучезарная и счастливая:

– Сереженька, – обняла она его. – Какое счастье, Боже мой! Меня Гришенька с уроков вызвал и все рассказал.

Сергей поцеловал ее в щеку, чуть не сказав: «Спасибо, тетя Рита». Отметив про себя, что его родители удачно выбирали себе друзей, он подивился, как искренно она ему радуется, – его современники не умели так.

– У тебя взгляд стал совсем другой, Сережа, – удивленно сказала Маргарита Николаевна, отодвигаясь от него и глядя ему в глаза.

– Маргарита Николаевна! – торжественно сказал Сергей, с удовольствием заметив, что она стала называть его по-родственному – на

«ты». – Вы не представляете, как я рад вас видеть.

– Вечером – к нам, – заявила Маргарита Николаевна. – На пельмени! Да, – добавила она. – Владимир Иванович тоже придет. Он очень за вас переживал.

«Может, родственные чувства взыграли», – подумал Сергей. Он, как ребенок, предвкушал вечернее торжество у Кирюшиных.

Уже у выхода он встретил Николая Васильевича Хворова.

– А я уже слышал, – похвастался тот, пожимая ему руку и хлопая по плечу. – Они уже, сволочи, из партии собрались вас исключать. Булочкин тут выслуживается, партсобрание устроил…

Вдруг он спохватился и смущенно замолчал. Сергей оглянулся – чужих ушей вроде бы рядом не было.

– Я там присутствовал, представляете? – сказал он.

– Как? – удивился Хворов.

– Они меня не заметили, я опоздал. Вы бы слышали, что они там плели! Я и убийца, и вербовал их в разведку… Сергей засмеялся. – Видели бы вы потом их лица. Булочкин так разозлился, что тут же убежал. Он им до этого объяснял, что органы власти в принципе ошибаться не могут.

Хворов облегченно вздохнул.

– Сергей Александрович, – сказал он. – У вас там вся мебель куда-то исчезла. Вы не переживайте, мы вам соберем, кто что сможет. Вот только компутэр…

– Компьютер, Николай Васильевич, – рассмеялся Сергей. – Это все ерунда. Но все равно спасибо.

– Вечером увидимся, – крикнул ему Хворов и убежал.

Сергей немного постоял, соображая, куда двигаться дальше.

Желание посмотреть, обставил ли уже Митя его квартиру, пересилило все остальные. Он быстро зашагал к дому и, повернув за знакомый угол, ускорил шаг. Он уже успел соскучиться по старому, темному от времени деревянному патриарху и его обитателям. Увидев дом, он остановился и немного постоял, прислушиваясь к незнакомому чувству: ему казалось, будто это место – его настоящий дом, который тесно связан с его прошлым – светлым и теплым. Он поднялся по лестнице, с наслаждением вдыхая простые домашние запахи: стирального мыла, – кто-то опять стирал белье, – жареного лука и духов «Красная Москва». Квартира оказалась пуста. Ностальгическое настроение Сергея как ветром сдуло. Он подошел к проводам на стене, убедился, что камера на месте, и погрозил в нее пальцем: