Неизданные записки Великого князя
Шрифт:
— Меня зовут Филипп Львович Задорожный, я комиссар Севастопольского Совета, которому центральное народное Правительство в Петрограде дало особые полномочия по вашей охране. В руках у него оказался список охраняемых и он сверился с ним, довольно грубо и бесцеремонно, обращаясь к Романовым на "ты" и по имени, исключая разве что Марию Федоровну.
— А что будет с нашей старой охраной?
— Временное правительство низложено и лица, ему служившие, более никакой властью не обладают, являясь обычными гражданами республики, не наделенными никакими полномочиями. Я не буду задерживать этого господина — кивнул он на Севу. Единственное, что я хочу спросить, нет ли к нему претензий, не отбирал ли он ценностей и денег.
За всех ответила Мария Федоровна:
— Лично он и его матросы ничего не отбирали, но приезжавшие матросы из Севастопольского Совета
— Хорошо, я постараюсь разобрать с этим. Все могут разойтись по своим комнатам. Приказы охраны выполнять беспрекословно. Остальное вам сообщат дополнительно.
Теперь мы опять будем смотреть на происходящее глазами Великого князя Александра, а бывший комиссар бывшего временного правительства Сева временно исчезнет из нашего повествования.
Александр Михайлович сидел в своем кабинете: "похоже, попали мы из огня, да в полымя, этот комиссар вообще никаких церемоний разводить не будет, не будет говорить с нами на ломаном французском, похоже, что он и по-русски с трудом объясняется, а основными аргументами у него являются маузер в деревянной кобуре на боку, да пудовые кулачищи. Тут дверь без стука отворилась и на пороге появилась двухметровая фигура нынешнего комиссара. Князь пригласил его присесть, что горилла и сделала.
— Александр Михайлович, вы меня не узнаете? Я служил у вас в Севастопольском авиаотряде.
— Нет, у меня в этом отряде было две тысячи человек, как тут всех упомнить… Вы летчик, офицер?
— Нет, мое прошлое звание — кондуктOр [6] , я двигателист и был механиком в отряде. Но очень хотел научиться летать. Вы извините меня за показную грубость, я не мог по-другому в присутствии питерского начальства. А в Севастопольском отряде вас помнят как хорошего начальника и офицера, летчики о вас хорошо отзывались, и от матросов ничего плохого о вас я не слышал.
6
Кондуктор — унтер-офицерское звание на флоте (ударение на последний слог). Требовало получения определенного образования, и сдачи унтер-офицером специального экзамена. У кондукторов была своя кают-кампания, они получали довольно приличное денежное содержание, носили офицерские форменки. Во время войны кондуктор мог получить первое офицерское звание — прапорщика по адмиралтейству (в мирное время производства в прапорщики по адмиралтейству не было). Аналог в нынешнем флоте — мичман (в императорском флоте мичман — это первое офицерское звание). Когда летом 1917 г начались репрессии против офицеров флота, под них попали и кондукторы, как ближайшие помощники офицеров и это звание было отменено (офицерские чины были отменены еще ранее). Следует сказать, чтобы не было путаницы, нижние чины (матросы 1 и 2 статьи, унтер-офицеры 1 и 2 статьи, боцманматы и боцманы (до 1910 г — квартирмейстеры) и кондуктора и старшие боцманы имели воинские звания, а офицеры имели чины: от мичмана до капитана 1 ранга. Так что Задорожный имеет специальное образование и был почти что офицером, но не афиширует этого.
— Спасибо на добром слове. Как вас угораздило оказаться в комиссарах? Вы большевик?
— Вообще-то я — левый эсер, мы в союзе с большевиками, но расходимся с ними по некоторым вопросам. Я еще до войны был в партии, но фамилия у меня была другая. Закончил реальное училище, хотел стать техником в паровозном депо, потом выучиться на машиниста паровоза. Тут революция, попал на каторгу — по заданию партячейки испортил паровоз, который должен был везти воинский эшелон в Одессу, ловить потемкинцев, бежал, товарищи сделали другие документы, на Задорожного. Война, призвали на флот, как грамотный специалист, вырос до унтер-офицера по машинно-механической части, а как стали набирать механиков к вам в отряд, сам и напросился. Я ведь как только аэроплан увидел, стал мечтать о небе, паровые машины уже стали казаться допотопными монстрами. Уже в отряде стал кондуктором по авиации, пока Керенский это звание влетом 1917 не отменил.
— Да вы, я погляжу, мечтатель. И что же с нами будет, господин комиссар-мечтатель?
— Зря вы так, Александр Михайлович, видимо, все же обиделись на грубость. Поверьте, я не хочу вам зла. У меня приказ — защищать вас во что бы то ни стало, даже
ценой жизни моей и моих людей.— Приказ от кого? Ленина, Троцкого?
— Моего руководства, хотя мандат мой подписан Лениным и он подлинный.
— Да, везет мне на реалистов, предыдущий комиссар тоже был выпускник реального, но по коммерческой части. А вы, значит, специалист по авиационным моторам и кондуктор.
— Не все еще забыл, наверно. А чины и звания революция отменила. Вы меня кондуктором-то не называйте, я им всего месяц проходил, а то, что унтер, то братва знает. Вообще, если не возражаете, называйте меня по имени-отчеству, а в присутствии других — "гражданин комиссар". Мне ведь придется этакого держиморду играть, не все в моей команде 100 % мои люди, подозреваю, что пара осведомителей от Совета присутствует. Вы ведь не хотите, если меня заменят на какого-то реального держиморду, который введет здесь настоящий тюремный режим.
— А какая ваша истинная цель в отношении меня и моей семьи? Сохранить меня для революционного суда и публично повесить?
— Зачем вы так, Александр Михайлович… Я уже вам объяснял, что имею приказ защищать вас ценой собственной жизни и чтобы ни один волос с вашей головы или головы ваших детей не упал и передать вас живыми и здоровыми вашим друзьям.
— А кто они, если не секрет?
— Секрет. Пока, по крайней мере. А ближайшая цель — обеспечить вашу и семьи безопасность от действий Ялтинского Совета, которые могут последовать уже в ближайшие дни и даже часы. Поэтому объявите вашим домочадцам, чтобы собирались и готовились к переезду в Дюльбер. В ай-Тодоре оставаться небезопасно, ваше имение плохо подходит для обороны. Вот Дюльбер — другое дело, из всех ближайших дворцов, он — наиболее подходящий. Там уже находятся Великие князья Николай Николаевич и его сын — Петр Николаевич. Утром я уже был у них, отдал соответствующие распоряжения по подготовке места и расставил охрану, а с другой половиной людей и пулеметами выехал к вам.
Я вспомнил, что сам смеялся над Петюшей, когда он строил этот, как я тогда выразился "Замок Синей Бороды". Вот как повернулась жизнь. Главный военный инженер построил дом-крепость, где моей семье предстоит скрываться от покушений.
По приезде в Дюльбер, оставив жену с горничной распаковывать вещи и устраивать на новом месте детей, мы с Задорожным еще раз обошли имение. Он попросил меня посмотреть как расставлены пулеметы и помочь определить сектора обстрела.
— Все же я механик, а вы — адмирал, и в артиллерийском деле явно лучше понимаете — сказал Задорожный, показывая мне план дворца и прилегающего парка, где были намечены пулеметные точки и сектора обстрела. Кое-что я поправил и мы пошли посмотреть на местности, не будут ли закрывать деревья обзор пулеметчикам. Парк был высажен сравнительно недавно, не то что наши 40-летние деревья в Ай-Тодоре, так что рубить ничего не пришлось, все и так просматривалось с башен, где были установлены 4 Максима, еще два контролировали въезд в усадьбу, закрытый коваными воротами и лестницу, ведущую к морю. При бойцах охраны Задорожный вел себя подчеркнуто грубо и обращался ко мне на "ты"
Следующий день начался с того, что Задорожный принес металлический ящик и велел сдать ему все наши драгоценности под опись. Потом он куда-то унес ящик, а вскоре появились визитеры.
У ворот остановились три телеги, на которых сидели вооруженные люди. С первой слез некто, весь в черной коже: Куртка, галифе, сапоги, даже картуз — и тот из черной блестящей кожи.
— Эй, Задорожный, выходи. Поговорить надо.
— Чего орешь! Ты кто такой?
— Комиссар Ялтинского Совета — ответил "кожаный человек". Выдавай Романовых — у меня постановление. Они — враги народа и мы требуем суда над тиранами.
— Плевать мне на ваш совдеп и его бумажки. Покажите бумагу за подписью Ленина, а без этого катитесь к черту.
Словесная перепалка продолжалась еще минут десять. В конце концов, Задорожный послал по матери Ялтинский совдеп, его мандаты и всех его комиссаров, включая лично здесь присутствующего и велел убираться, иначе угостит пулеметным свинцом. После этого он развернулся и пошел обратно от ворот, не обращая внимания на вопли "кожаного".
Через неделю у ворот появился уже грузовик с двумя десятками обвешанных гранатами солдат и матросов. На турели в кузове стоял пулемет, выгрузили еще один. На этот раз Задорожный вел себя тише, он как будто уговаривал комиссара ялтинского совдепа (я стоял у окна, не высовываясь, мне не было слышно слов, но интонацию можно было разобрать). Потом они опять перешли на повышенные тона: