Неизменная любовь

Там мне телефон как раз и понадобится, чтобы выяснить наконец судьбу мужа и новой посудомоечной машины. Если только он сам не наберет мне раньше, чтобы передать телефон несчастному финну, продающему бытовую технику немым русским. Ну как можно было забраться в финскую тьмутаракань без элементарного набора английских фраз! Чтобы жить подальше от русских, надо знать не только русский… Господи, на то, как муж на пальцах общается с соседом, я без слез смотреть не могу. Моя мама и та вспомнила школьные познания инглиша, но тещу Слава не возьмет в магазин из принципа и она из того же принципа с ним не поедет.

Зачем мне идти на какие-то римские руины? Мой персональный шатер цирка-шапито может, неровен час, сдуть ураганом никому не нужных ссор. Я каждый год жду, когда огонь наконец потухнет совсем, но мать всякий раз умудряется раздуть его из гаснущих угольков. Неужели ей доставляет удовольствие мучить меня? Я не была плохой дочерью. Не была! Если только вышла не за того, за кого она хотела… бы… Но выносить мне мозг накануне серебряной свадьбы не то что глупо, а уже полный маразм. Старческий. И к чему это должно привести нас в конечном счёте, непонятно.

Неужели ей станет легче, если мы вообще перестанем общаться. У Славы нервы железные, но и у Железного Дровосека было живое сердце. Ему обидно, потому что за четверть века он не подал теще ни одного повода усомниться в своей любви к ее дочери. Почему же ей просто не проглотить прошлые обиды и попытаться стать счастливой хотя бы под старость. Честно, не понимаю свою мать. Не понимаю…

— Сеньора! — я вскинула голову. — Как считаете, так достаточно или надо больше? Просто жара. Боюсь, со лба потечет…

Точно потечет! На этот раз белила легли только вокруг рта, подведенного ярко-красной помадой. Глаза остались чистыми. Их он собирался спрятать под цветными зеркальными очками. Ну… с флейтой госпожа Удача должна быть на его стороне.

— Увидимся вечером! — бросил клоун на прощанье, а я просто кивнула.

До вечера, к счастью, еще очень далеко.

Глава 9 "Дядя Слава"

Мама возненавидела Березова заочно. Как только ей позвонил папин школьный приятель сообщить, что ее муж в больнице, с ним все в порядке, но на машину лучше не смотреть. Когда она потом спросила папу, почему тот вызвал на место аварии дядю Сашу, а не ее, папа ответил:

— Увидь ты эту груду металла, разве б поверила, что я цел?

Папа был прав. Я минут пять стояла с открытым ртом, когда спустя пару недель папа, после долгого упорного нытья, взял меня с собой в гараж показать, что осталось от нашей королевской Волги. Ничего, кроме зада.

Мама возненавидела Вячеслава Юрьевича, а ведь это только благодаря его мастерскому вождению у нас все еще был папа. Виноват в лобовом был именно он, а второй участник ДТП заведомо шел на смерть, чтобы спасти дурака, забывшего про безопасность езды на мокрой дороге. Выжить у Славы, говорили гаишники, шансов было ноль. А сам Слава говорил, что все четко рассчитал. Кому верить, фиг поймёшь, но в ноги поклониться господину Березову стоило. Но мать даже в больницу не ходила, только зубами скрежетала — как эти двое оказались в одной палате. Ну как? А просто… Договорились! С персоналом…

Еду папе носила я. И заодно дяде Славе. Втихаря от мамы, но с согласия бабушки, которая все и готовила, пока мама занималась бухгалтерскими и не только делами в офисе в отсутствие мужа. Из больницы они вышли друзьями и партнерами по бизнесу. А виноват дождь… Но на дождь мама почему-то не злилась.

Мы с дядей Славой тоже подружились. Даже слишком. Ну это уже по мнению мамы. А меня в тринадцать лет интересовал только его пистолет. С ним дядя Слава не расставался, наверное, даже во сне. Несмотря на холодность матери, мы заменили Вячеславу Юрьевичу семью. За пару месяцев до аварии, его мать, владелицу пары продуктовых магазинчиков, убили. Кое-как сохранив в этих разборках энную денежную сумму, он принес ее отцу, который держал точки на вещевых рынках, вместе со своей неуемной энергией. И пистолетом.

Теперь я тайно ждала восемнадцатилетия не только для того, чтобы получить права, но и разрешение на ношение оружия. Пока же я держала его в руках, только упираясь спиной в грудь дяди Славы и слыша его дыхание у самого уха. Пока мне не исполнилось четырнадцать и я не получила от него на день рождения неожиданный и совсем не девчачий подарок — пневматическое ружье. Мама смотрела на все это молча, но подняла крик, как только я оставила на железной входной двери парочку вмятин от пуль. Пришлось ждать лета, когда я смогла под чутким руководством дяди Славы расстреливать жестяные банки от пива «Балтика».

Мы выстраивали их в ряд в поле. Дядя Слава держал на поводке нашего колли, а я стреляла. Господи, как же я ждала в то лето выходных. Даже больше, чем прежде, когда родители привозили растаявшее мороженое в стеклянной восемьсот граммовой банке. Теперь мороженое можно было купить в сельмаге, но одну с ружьём бабушка меня не отпускала, и я берегла его, как зеницу ока, спрятав под кроватью.

Когда дядя Слава иногда сюрпризом приезжал среди недели, я прыгала до потолка. Иногда повиснув на его шее. О чем я тогда думала? О пустых пивных банках! О чем думала моя мать, я тогда не понимала. Еще, конечно, я думала о пистолете. Мне нравилось залезать в кобуру, спрятанную под синей адидасовской курткой дяди Славы, и чувствовать в руке тяжесть оружия.

— Яна, у тебя никогда не будет пистолета, — сказал мне как-то его хозяин.

Я сделала большие глаза и даже не произнесла — почему?

— Пока ты его вынешь, тебя уже убьют.

Теперь я спросила, почему? Дядя Слава улыбнулся:

— А потому, — и щелкнул меня по носу. — Если ты достала пистолет, ты должна выстрелить. И выстрелить первой. Иначе убьют тебя. А ты не сможешь выстрелить в человека.

— А ты сможешь?

Он на секунду замолчал и помрачнел. Потом ответил. Сухо.

— Теперь смогу.

И откашлялся. Мне было четырнадцать. Я была дурой. Я не понимала, что в эту минуту он думал о матери, убитой по его вине. Она пала жертвой его борьбы с «крышей». Жертвой его нежелания платить больше. Женщина, которая дала ему жизнь. Женщина, которая номинально значилась владелицей его фирмы. Потом я стала умнее. И мы ни разу больше не подняли эту тему. Обсуждение смерти свекрови, которой я не знала, было в нашей семье под негласным запретом.

— А что тогда делать? Носить баллончик?

Я его носила. В школу и со школы. Но использовала его лишь однажды. Против дяди Славы. По его требованию. В качестве тренировки. И закончилось все плачевно. Я прыснула слезоточивый газ против ветра, и все пропало на меня. Полчаса, а то и больше, я ничего не видела. И со мной можно было делать, что угодно. Даже макать башкой в канаву с пиявками. Что дядя Слава и делал.

— Яна, какая же ты непутевая!

— Ну что мне делать…

В моем плаче даже вопросительной интонации не было. Я не ждала никакого ответа. Хотя и получила тот же, что и от родителей: сидеть вечерами дома и не ходить никуда одной. Да, и «Шестьсот секунд» с Невзоровым и даже с Сорокиной не смотреть! Криминальные новости мы все равно узнавали друг от друга в школе.