Неизведанный Гиндукуш

Ледниковых трещин вокруг не видно. Веревка только бы мешала и замедляла подъем. Часами поднимаемся по крутому льду. Намеренно идем медленно - хотим сберечь силы для завтрашнего дня.

В середине дня самый крутой участок ледового гребня преодолен, и мы можем отдохнуть на более пологих фирновых склонах. Чистый гладкий лед остался позади. Теперь приходится прокладывать след по сухому пушистому снегу и быть внимательным в отношении отдельных трещин. Снова чувствуем последствие разреженного воздуха. Вяло двигаемся вперед, чаще и дольше отдыхаем. Каждые пять шагов останавливаемся отдышаться. После каждой четверти часа подъема следует пять минут отдыха. Садимся на рюкзаки и отдыхаем от напряженной ходьбы.

Постепенно фирновый склон снова становится более крутым и переходит в слабовыраженный скальный гребень. Поело многочасового подъема по льду и фирну скалолазание вносит приятное разнообразие. Правда, мешает штормовой ветер, свирепствующий здесь, наверху, и задувающий снег за воротник, в рукава, между стекол защитных очков и в складки пуховых костюмов. А подтягивания при лазании по скалам совсем сбивают дыхание.

Поздно, во второй половине дня, достигаем начала громадного ледового склона, выводящего к вершине. Здесь скальный гребень образует предвершину, где мы оборудовали, правда, не совсем ровное, но все же подходящее место для бивуака.

Достигнутую высоту приходится определить приблизительно. Высотные отметки имеет только наша вершина и стоящий напротив Шах, кроме того, мы знаем высоту лагеря I. Устанавливаем, что находимся примерно на высоте 6400 м.

Ледорубами очищаем наклонную площадку ото льда и сбрасываем более крупные камни со стены. Это всегда заманчивая сцена вандализма, если есть возможность посмотреть вслед грохочущим вниз скальным глыбам. Пытаемся как можно лучше установить нашу маленькую бивуачную палатку на площадке, которую никак нельзя назвать ровной. Места очень мало, и нам приходится пускать в ход ледорубы, и снова вниз на ледник с грохотом летят куски льда и скальные глыбы. Хорошо закрепляем палатку веревками за ледовые крючья и скальные выступы, чтобы свирепствующий ветер не сдул ее вниз.

Варим суп, кипятим чай. К этому каждый получает два тонких кружочка мяса и сушеный банан. Это, правда, немного, но достаточно. Перегружать желудок на такой высоте не рекомендуется. Зато чая пьем вдоволь, ведь теперь с питьевой водой будет трудно. Каждую каплю с трудом приходится вытаивать изо льда. Симон держит кухню в руках и заставляет меня поискать подходящие куски льда. Он очень требователен. Куски льда не должны быть большими, но и от маленьких кусочков он тоже отказывается. Это всегда так, если академик господствует на кухне. Симон варит чай, а это здесь очень ценно. Жадно втягиваем в себя освежающую влагу.

Единственной каплей горечи является катастрофически быстрое уменьшение запасов горючего. Мы израсходовали почти весь запас сухого спирта и газа. Если завтра не достигнем вершины, мы останемся без воды и нам придется глотать эти липкие сушеные бананы, носящие на альпинистском жаргоне неаппетитное название «трупные пальцы».

Заход солнца дарит нам радостную неожиданность. Оно не только красит пестрыми цветами вечернее небо, но позволяет Визи и Ханспетеру ловить фотоаппаратами бесчисленное количество сентиментальных снимков с настроением. Штормовой ветер утихает. И мы переживаем редкий момент после захода солнца, снаружи становится теплее. Внизу, в долине, уже давно повисли черные тени, а мы здесь, наверху, на воздушной вышке, еще наблюдаем за угасанием дня и наслаждаемся чудесным вечером. Громадный ледовый сброс напротив окрашивается сначала красным, затем желтым и оранжевым цветами, а после захода солнца становится снова белым с тусклым синеватым оттенком.

Вокруг нас уже темно, но далеко на западе все еще светится золотой горизонт, на фоне которого выделяются вершины Гиндукуша.

Так долго, как только можем, остаемся на воздухе. Никого из нас не тянет в палатку. Лучше еще немного, дрожа и съежившись, посидеть здесь. Таким образом мы хотим перед сном попользоваться свободой движения, с которой придется расстаться внутри палатки. С Шаха мы уже знаем, как тесны наши бивуачные палатки. Если один из двух обитателей поворачивается во сне, его сосед по палатке рискует получить не совсем нежный толчок в ребро или такое же грубое фронтальное столкновение с не менее твердой альпинистской башкой. Это вдвоем, а что будет этой ночью! Не вдвоем, а вчетвером, заклиненные между собой, мы будем лежать, полные нетерпеливого ожидания утра...

Наконец стало холодно, и один за другим залезаем в спальные мешки. Первыми это делают Ханспетер и Визи, и... палатка практически уже заполнена. Но Симон тоже должен вместиться туда же и, наконец, еще я. С величайшей осторожностью вползаю я в спальный мешок и втискиваю свое поставленное на ребро тело между двумя пуховыми клубками. Стонами слева и справа меня торжественно приветствуют. Немного больше места выигрываем тем, что оставляем одну руку наружу. Страшно мерзнут пальцы и, в конечном итоге, приходится искать рукавицы. Мне это удается относительно легко, ибо я пользуюсь ими вместе с ботинками в качестве подушки, поэтому они попадаются мне сразу под руки.

Пытаемся заснуть, лежа, как сардины в банке, но это никому не удается. В этом, мало приятном ночном покое виноваты мы сами - просто лень было тащить вторую палатку. Но что из этого? По крайней мере можно лежать сухими, в относительном тепле и даже при желании вытянуть конечности. В высокогорье иногда приходится проводить ночь в еще менее подходящих условиях.

Визи пыхтит и вздыхает. Все ему не нравится, он крутится, насколько вообще это удается, нервничает. Наконец он не выдерживает. Вся палатка дрожит от его резких движений.

– Снаружи совсем светло. Взошла луна!

– Ну и что?

– Здесь с вами в палатке я скоро умру. Никто не идет со мной? Мы можем взять вершину и при лунном свете!

Молчание. Через некоторое время Визи продолжает: - Да, это было бы дело. Тогда двое могли бы здесь по настоящему выспаться. А когда мы рано утром вернемся с вершины, наверстаем упущенный сон.

Снова молчание.

– Я тем не менее сейчас встаю! Теперь девять часов вечера. Никто не идет со мной?

Симон откашливается не совсем еще понимая, чего от него хотят. Ханспетер и я упорно молчим в надежде, что эти двое освободят нам место. Спать посменно - конечно самая лучшая идея! Надо надеяться, что все же кто-то один будет сопровождать Визи, чтобы его хорошо продуманный план осуществился.

Визи уже надел ботинки. Из нас троих никто не шевелится. Только Симон время от времени поднимает смущенно голову. Визи всегда был хорошим товарищем. Вообще не следовало бы бросать его теперь на произвол судьбы. И все же сейчас вставать? С трудом натягивать ботинки? Визи семенит вокруг палатки, кашляет пару раз и бормочет что-то невнятное в свою густую бороду. Затем он снова останавливается перед палаткой. Хапспетер и я ухмыляемся. Вот сейчас он скажет, что он о нас думает, что мы шляпы и ленивые псы... Но он снова снимает ботинки.

– Чертовский холод. Пожалуй, при ночном восхождении, можно замерзнуть. Мой нос уже сейчас превратился в сосульку.

С глубоким вздохом Визи втискивается обратно на свое место. И снова сон невозможен.

К утру и в самой палатке стало безжалостно холодно. Особенно ворчат лежащие по краям Ханспетер и Визи. Но на перемену местами, предложенную Симоном и мною, они не могут отважиться. Зато мы двое неестественно зажаты и почти не можем двигаться. Вдруг у Симона возникает блестящая идея, как можно выиграть место. Мне надо поднять голову, как можно выше, к входу палатки. Он, съеживаясь у моих ног, кладет мне голову на живот. На короткий отрезок времени нам это положение кажется удобным, то есть до того момента, пока Симона не схватили судороги и он начал задыхаться от недостатка воздуха. Наконец шесть утра и Визи выходит на жгучий холод, что, по-видимому, доставляет ему больше удовольствия, нежели лежание в тесноте. При трескучем морозе он занимается варкой пищи.