Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг.

Сотрудники милиции попали в двусмысленную ситуацию. С одной стороны, они пытались остановить беспорядки и защитить Сагадаевых, с другой — после начала стрельбы фактически приняли участие в штурме вместе с толпой. Следствие отмечало впоследствии «отсутствие должной организации» в действиях милиционеров и прибывшего на место происшествия войскового подразделения — 20 безоружных солдат из автобатальона частей ПВО. На деле это означало применение военными гексахлорановых шашек, беспорядочную стрельбу милиционеров по дому и т. д. [333] В результате значительная часть толпы просто перестала понимать, что происходит. То ли они на свой страх и риск громят дом «богачей», то ли помогают начавшей штурм милиции, то ли милиционеры и солдаты пытаются спасти от расправы ингушей. Ожесточение нарастало по мере того, как выстрелами из оборонявшегося дома были ранены около 15 человек местных жителей и демобилизованных матросов (один человек впоследствии умер в больнице).

333

Там же. Л. 12–13.

Оружие оказалось и в руках нападавших. Началась ответная стрельба. К дому подъехал самосвал, под защитой его поднятого металлического кузова атакующим удалось приблизиться к забору. Кто-то забрался на крышу дома и бросал оттуда камни. Один из подсудимых в своей жалобе впоследствии так описывал ход событий: [334]

«Со стороны дома, недалеко находившегося от толпы, раздавались выстрелы. Народ требовал от нас, чтобы мы помогли обезоружить ингушей, которые убили несколько матросов, Я спросил: „А где же милиция, и почему они допускают эти беспорядки?“…мне ответили: „Милиция испугалась и убежала“. Подробно расспросить я не успел, так как в это время я увидел, как трое ингушей выбежали на улицу с оружием в руках, а у одного из них было две мелкокалиберки, и начали стрелять в толпу. И действительно, на моих глазах упал один матрос, который стоял на краю крыши, этого матроса сняли с крыши и унесли какие-то гражданские… Вокруг кричали, что эти матросы убиты насмерть. Вокруг все шумели, что немедленно нужно разоружить ингушей. Я поглядел вокруг, надеясь увидеть работников милиции, но ни одного из работников здесь не было. Люди шумели вокруг, что с голыми руками ингушей не обезоружишь, нужно принести несколько ружей и припугнуть ингушей, чтобы они прекратили убивать людей и сдали оружие. В это время ко мне подошли несколько подростков лет пятнадцати и сказали, что у них дома есть ружье, и они могут его дать, я пошел вместе с этими ребятами. Дома ребята дали мне ружье и патронташ с патронами. Я решил взять ружье для того, чтобы помочь обезоружить ингушей, а именно чтобы их припугнуть… И я отправился к месту, где продолжали слышаться выстрелы.

334

Здесь и далее орфографические ошибки в документе исправлены без специальных оговорок.

По дороге к месту происшествия ко мне подошла женщина и сказала: „Не ходи туда к дому сынок, там тебя могут убить. Ингуши ваших матросов уже много убили“».

В это время толпа жестоко добивала оказавшегося в беспомощном состоянии старшего Сагадаева — в отместку за раненых и убитого при штурме моряка. Оставшиеся в живых участники обороны дома готовились вырваться из окружения на машине. [335]

Поджог, погоня и нападение на милицию.

335

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 89 558. Л. 174 об. — 176.

Возбужденную толпу не привели в чувство даже совершенные убийства. Кто-то проник в дом и поджег его. Во время пожара часть нападавших принялась грабить имущество Сагадаевых. Другими же овладела жажда бессмысленного разрушения. Им было не до корысти. Они просто хватали вытащенные из дома вещи и снова бросали их в огонь. Заодно сгорела одна из машин Сагадаевых и принадлежавший их гостю с Северного Кавказа мотоцикл. [336] В обвинительном заключении по делу о массовых беспорядках эти лишенные всякой логики действия одного из активных участников событий описывались следующим образом: «Во время начавшегося пожара неоднократно заходил в горящий дом и выносил оттуда различные вещи и предметы и бросал их в огонь, разбил-радиоприемник и настольные часы. Кроме того, вместе с другими участвовал в поджоге пшеницы, сложенной в мешках во дворе дома…». [337]

336

Там же. Л. 5.

337

Там же. Л. 38.

Прибывшие на пожар работники пожарной охраны так и не смогли приступить к тушению пожара. В их адрес раздались угрозы, выглядевшие весьма убедительно на фоне уже пролитой крови. А при первой же попытке погасить огонь, пожарная машина была выведена из строя. Дом и все имущество Сагадаевых сгорели дотла.

Пока большая часть толпы уничтожала жилище и имущество Сагадаевых, ингуши, вырвавшиеся из дома на машине, выехали за город и попытались скрыться. Началась погоня. Группа матросов и местных жителей на трех грузовиках стали преследовать убегавших. И снова возникла непонятная для всех участников событий ситуация. В том же направлении на двух автомашинах ГАЗ-69 выехали и работники милиции во главе с начальником районного отделения милиции и дружинники. И опять дело выглядело так, будто погромщики и милиция действуют заодно — ловят преступников. [338]

338

Там же. Л. 176.

Ингуши, увидев, что их преследуют, возвратились в город и попытались укрыться в здании милиции. Они ворвались в открытый кабинет начальника. Быстро собравшаяся около милиции толпа (400–500 человек) принялась бить окна, ломать двери и требовать выдачи Сагадаевых. Те, в свою очередь, снова открыли стрельбу. Выстрелы, как казалось очевидцам, раздавались непрерывно. Несколько человек получили ранения. Попытки милиционеров защитить ингушей от самосуда немедленно сделали их самих объектом агрессии. Часть толпы ворвалась в служебное помещение. Была обрезана телефонная связь (вероятно, боялись, что милиционеры вызовут подмогу и помешают расправе), обезоружен постовой милиционер, охранявший камеру предварительного заключения, избит ответственный дежурный. Участники нападения «под угрозой насилия» заставили начальника районного отделения милиции открыть КПЗ и другие служебные помещения. [339]

339

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д: 89 558. Л. 4.

В здании милиции и вокруг него царила полная неразбериха. Кто-то безуспешно пытался успокоить толпу, другие набросились на начальника отделения и пытались его обезоружить — собирались стрелять в ингушей, третьи останавливали нападавших, [340] Большинство искало ингушей. Их нашли в кабинете начальника милиции и жестоко убили. Толпа забрасывала свои жертвы камнями, топтала ногами, подкладывала под колеса автомашины и т. п. [341]

340

Там же. Л. 176–177.

341

Там же. Л. 11.

Что это было? Беспорядки в Джетыгаре, больше походили не на «обычные» целинно-новостроечные волнения, а на дореволюционный еврейский погром. Однако за оболочкой этнического конфликта скрывалась скорее уродливая эгалитаристская реакция послесталинского массового сознания на новое социальное явление — на рубеже 1950–60-х гг. его назовут «дачным капитализмом». В послевоенном советском обществе, вылезавшем из ямы сталинских «чисток» и нивелировок, из военной разрухи и послевоенных голодовок, презрение, а иногда, как мы видели, и беспредельная ненависть и жестокость «честных» по отношению к «умеющим жить» стали своего рода «превращенной формой» культивировавшегося режимом «классового чувства». Примитивное сознание воспринимало действительность 1950-х гг. не только с радостью и надеждой, но и с чувством удивления и разочарования. Традиционные чувства ненависти к «богатству» и социальная зависть возрождались. Бессознательный эгалитаризм, уже обернувшийся разочарованием в «заевшихся» советских «начальниках», ударил и по тем, кто жил не по правилам, чье благополучие, как это казалось или в действительности было, основывалось на «сомнительных» источниках..

Одним словом, события в Джетыгаре в неявной, предельно извращенной и «смазанной» форме намекали на некие существенные трансформации повседневной жизни, имевшие большое значение для судьбы советского коммунизма. Идеология, использовавшая семантику западноевропейского марксизма, но примитивная, «окрестьяненная» и вульгарная, обнаружила первые признаки деградации — разочарование народа в «неправильном социализме». Время патетики и энтузиазма сторонников режима уходило в прошлое. Ему на смену шло что-то новое и непонятное. Просоветское и прокоммунистическое массовое сознание теряло прежние ориентиры и озлоблялось.

В двойственном положении оказалась и власть. Ее представителям надо было защищать «богатых» и «политически сомнительных» ингушей от «своих» — добровольцев-целинников, демобилизованных военных моряков. Не случайно в служебной переписке, возникшей в ходе расследования и подготовки судебного процесса, постоянно муссировался вопрос: откуда «богатство»? Власти как бы пытались подсознательно объяснить и оправдать патологическую жестокость толпы, состоявшей из «простых советских людей». И хотя из всех подозрений как будто бы подтвердился только факт кражи зерна с совхозного склада, вывод о «подозрительном (преступном) образе жизни» Сагадаевых все-таки был сделан и даже попал в обвинительное заключение. А непонятное поведение «советских людей» тут же было списано на некие «темные силы», что также не очень подтверждается материалами судебного разбирательства.

А может быть главных виновников так и не нашли?..

Глава 6 Возвращение депортированных народов Северного Кавказа. Волнения русского населения в Грозном в 1958 г

«Синдром возвращения»

В середине 1950-х гг. были восстановлены национальные автономии репрессированных в годы войны калмыков, чеченцев, ингушей, карачаевцев и балкарцев. В течение нескольких лет они вернулись на родные пепелища из ссылки. В целом репатриация прошла довольно мирно. Нам известно только восемь открытых насильственных конфликтов в районах возвращения. Речь, разумеется, вдет о таких столкновениях, эхо которых докатилось до Москвы и стало фактором большой политики. Два эпизода произошли в столице Калмыкии — Элисте — в 1957 и 1959 гг. (групповые драки с поножовщиной между русской и калмыцкой молодежью [342] ), Остальные — на территории Чечни, Ингушетии и в пограничных с ними районах Северной Осетии и Дагестана. Но один эпизод — массовые беспорядки, чеченский погром, двухдневные митинги протеста, распространение листовок и коллективных петиций, забастовки, нападения на обком, МВД и КГБ в городе Грозном — был одним из самых крупных (и самым загадочным) среди массовых беспорядков 1950-х гг.

342

ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 491. Л. 425.