Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...
Шрифт:
В Хабаровске уже вышла «Шифровка», и я получил гонорар первый — 80 рублей за два спектакля! Сие — меня на моем безденежье порадовало.
На даче божественно, Дюк растет и виляет хвостом и спит со мной в обнимку, дрыгает лапами и лает ночами на жуликов или на пригрезившихся ему лис. Багаля, естественно, с 3 мая на даче не появлялась — изучает решения съезда в городе, в кружке и, видимо, ездит по общественникам с жалобами на мохнатые сердца.
По-моему, она поссорилась с Маней *, которая, правда, молчит. Видимо, Багаля решила посадить плантацию кофейных деревьев — дядя Коля посоветовал, а Маша, видимо, сочла это нерентабельным.
По вечерам не шалан-дать двум девицам-сестрицам по городу — пьяные пристанут. Пожалуйста, Каточек, если будут какие-то стычки с бабами, спрячь гордыню в загашник, и от Дуньки ни на шаг, Тегочка! Дунечка — не я, солнышко мое. Она маленькаля **.
Мне показывают про тебя не совсем хорошие сексуальные сны. Маня каждый день ходит на почту — ждет письма от своей под- ружки, ужас как по ней соскучилась.
10-го ночью уматываю в Карелию. Туда едет на зиму Кирсанов и, видимо, подъедет папа Шульц. Я еду с операторами.
Монгольские деньги пока не уплатили. Может быть, сегодня или завтра вытащу к себе на дачу режиссера Ибрагимова. Но вообще отношение к сценарию — тьфу-тьфу — хорошее.
Целую вас, девоньки, да хранит вас Господь. Книжку Джексона не потеряй, Каток, она мне очень нужна.
Ваш, любящий вас Август Абрамович Цезарсон — Гоглидзе ***.
* Домработница.
* Маленькая
* Юлиан Семенов любил давать себе шутливые имена.
Январь 1967 года
Письмо Е.С. Семеновой в роддом
Каток, дорогая!
Я за твоим ответом заеду попозже — сейчас несусь в «Мол. Гвардию» — они собираются в альманах «Приключения, 1967» давать мой «Исход».
Потом в «Знание», после в Охрану прав, после в ЦТСА — Тонечка Хейфец молчит, надо думать о пиесе, пока есть время свободное от работы над «Козлом» *.
Сегодня Кармены обещали за осетром — ему прислали нефтяники Каспия — свести меня с Любимовым более близко, у меня с ним шапочное знакомство по Шейнину. И вот еще позвонили американцы — сегодня у них какой-то фильм и ужин — не знаю, как быть.
Вчера очень хорошо поработал с Женей Ташковым — парень он очаровательный.
Я теперь по отношению к Дуньке занял позицию времен холодной войны — по поводу еды. И за три дня появился румянец, хотя еда сопровождается слезьми велие обильными и ссылкой — «А вот ты можешь съесть сразу 30 баранов?!», «Тебя папа так не заставлял!» «От перееды, думаешь, нельзя умереть?!»
Но ничего, я сдерживаюсь, чтобы не смеяться, грозно хриплю, ухожу в другую комнату, но результаты, как говорится, на лице. Девочка — солнце, Господи, дай ей Бог!
Что-то я еще хотел тебе сказать... — твоя телефонная фраза.
Жду сообщения ТАСС про тебя, чтобы начать квартирную эпопею. Почти уже все готово про «Козла» — только скрыться и написать. 1 апреля не за горами. Думаю — успею.
Но работать придется по 24 часа в сутки: там же еще «Дунечку» надо подправить и «Господина Большевика». Но это я начну делать исподволь, сейчас: как заведу машину, съезжу на дачу, так привезу рукопись домой.
Старайся, душенька, тужься активнее.
Целую табе, за нас не переживай.
Твой Юлиан Семенов.
* Повесть «На “козле” за волком».
Январь 1967 года
Е.С. Семеновой в роддом
Золотая моя и любимая!
Письмо твое гоголевско-щедринское по духу сразу же навело меня на мысль, что я — остолоп полный. Надо было брать тебя в соавторство. Выродишь — возьму. Вместе писать будем, одному — надоело.
Любимая, не надо нервов!
Нервы в кулак!
И вообще никаких!
Последнее — из-за сульгина. Родишь — и такого громилу, что ой-ой!
Мне сказали, что перед родами всегда меньше двигаются, т.к. тесно. Так что сие — хорошо. А ты — запутался... На то он и Ляндрес — чтобы вывернуться.
Девуля моя бесценная. Мне без тебя скучно. А если ты еще грустить будешь — родится Солоницкий. Мрачный, с самокопанием. А это — ни к чему. Завтра днем еду на дачу — помогать маме писать выступление для ЦК. С лестницы не грохайся — балерина родится. А балерин — к черту. Правда, Андрон со своей по кино шляется, дубина.
10000000000000000 поцелуев.
Позвоню вечером.
Твой Юлиан.
Январь 1967 года
Е.С. Семеновой в роддом
Дорогой Каточек!
Извини, я не дождусь твоей весточки, так как хочу уехать на дачу засветло — у меня испортился замок в машине, а оставлять ее на ночь открытой на улице — безумие. Завтра ее отгонит в гараж Сергей Васильевич, а я буду ездить на такси, а все больше дома сидеть, так как поднакопилось работы и Стржельчик очень просит почитать и сделать что-то для него: материал у Ташкова поразительный, я в восторге от него.