Некролог

Он занес ее в палату и положил на койку, вернулся к двери и закрыл ее на щеколду. Аккуратно, будто боясь спугнуть момент, он отвел сторону ее руки и приподнял майку: на животе у нее ничего не было, но девушка продолжала сжиматься в клубок, пытаясь спрятаться. Варя видела, как ее кровь впитывается белоснежной простыней и не останавливается, вытекая до последней капли.

– Я решительно ничего не понимаю!
– закричал Спартанский.

Варя попыталась встать, но врач стал ее удерживать, прижимая за плечи к кровати. Девушка знала, что в палате есть кто-то еще, она, будучи обездвиженной, попыталась осмотреться и краем взгляда зацепилась за соседнюю койку. Там лежал молодой человек с белоснежными волосами и кожей. Он выглядел женственно: утонченные руки и шея, чисто выбритое лицо и объемные губы. Варя заметила, что на кистях рук, на простыне рядом с животом были размытые следы крови. Его веки дрожали, он стонал, мучаясь от кошмарного сна, и в сознание не приходил.

– Закройся от него!
– скомандовал знакомый ей голос прямо внутри головы.
– Ну же! Не думай о нем, перестань его чувствовать. Он намерено покончил с собой и желал умереть. Теперь же, когда это случилось, он всеми правдами и неправдами хочет выиграть себе время и остаться среди живых. Не умирай его смертью, прибереги себя для меня.

Варя стала отталкивать от себя Вадима, едва она поняла, что врач не мог слышать этого таинственного голоса и не видит парня, лежащего на соседней кушетке, она смирилась с тем, что медицина не в силах ей помочь. Он продолжал ее удерживать, и тогда девушка перевесилась через поручень каталки и под тяжестью своего веса упала. Несмотря на удар об пол, она быстро вскочила на ноги и подбежала к двери. Открыв щеколду, Варя выбежала в коридор и скрылась на лестнице, оставив врача недоумевать над происходящим.

Варя бежала вниз по лестнице и остановилась у выхода в прогулочный дворик, ей стало значительно легче - боль и слабость отступили, и она уже могла ровно стоять на ногах. Девушка чувствовала себя немного потерянной и потому решила встать в темном углу на выходе, чтобы не пришлось никому ничего объяснять. Не успела она расслабиться, как ее охватила новая волна паники, когда все пациенты клиники, гулявшие в саду, собрались в одну группу и, не говоря ничего членораздельного, просто мыча, двинулись ей навстречу и сомкнулись вокруг нее. Она выставила вперед руки и закричала что есть сил, но этого было недостаточно, и они продолжали наступать. Девушка потеряла сознание и упала навзничь.

Очнулась она, уже будучи в своей палате, в абсолютном одиночестве и темноте. Ее тревожила мысль о том, что увиденное этим днем было лишь галлюцинацией или сном, ей нужно было еще раз подняться в отделение интенсивной терапии или встретиться с Вадимом и расспросить его о произошедшем. Варя подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение: глаза чужие, зловещие, с зеленоватым оттенком, прежде она в себе этого никогда не замечала.

За ужином пациентка возила вилкой по тарелке, аппетита у нее, как всегда, не было, и даже если бы она умирала с голоду, никакой кусок не полез бы ей в горло. В столовой играл вальс, в больнице часто звучит классическая музыка, но в тот момент струны ее души страдали больше, чем это старое фортепьяно в неумелых руках музыкантши.

– Почему Ты слышишь меня, только когда Тебе самому это нужно или удобно?
– прошептала Варя, уставившись в тарелку.

Кто-то сзади коснулся ее плеча, и она всем телом вздрогнула. На секунду чувство сна развеялось, но как только она поняла, что Вадим, ее разум снова погрузился в грезы.

– Днем меня не пустили к тебе в палату. Как твое самочувствие?

– Он жив?
– Варе не хотелось говорить о себе.

– О ком ты говоришь?

– О пациенте, который должен был или лежал в той самой палате, где ты удерживал меня.

– Этот мужчина скончался в отделении реанимации от послеоперационных осложнений, от вторичного инфицирования. В этом у меня нет никаких сомнений, я шесть часов пытался спасти ему жизнь, но он отказывался мне помогать. Ты видела его?

– Зачем ты задаешь вопросы, получив ответы на которые, ты не поверишь?

– Поверю! Я и сам слышал, когда зашивал его, как какая-то тень просила его спасти, не отпускать, - но Вадим не верил и своим собственным словам.
– Это была страшная сущность, и она просила спасти его.

– Чтобы продлить его мучения, чтобы еще ненадолго оставить выпотрошенного мертвеца среди еще живых, - безучастно произнесла Варя.
– Обсудим это в другом месте, если ты не против?

– Выйдем покурить?

– Лучше будет уехать подальше от этого проклятого места.

– Это место не проклято, прокляты те, кто поступают сюда на лечение. Но все же я постараюсь что-нибудь предпринять и на вечер вытащить тебя отсюда.

Варя вернулась в свою палату, чтобы собраться, в тот момент она чувствовала себя хорошо, и ее всюду преследовал запах свежескошенной травы и луга. Она посмотрелась в зеркало и заговорила:

– Мне без Тебя сложно! Ты существуешь только в моих снах, а привязалась к Тебе так, словно всегда могу Тебя найти и попросить о помощи. Мне хорошо только здесь, на траве, среди криков ночных птиц и под порывами северного ветра.
– Она чувствовала, что бредит.

– А ты не просыпайся, - лукаво ответил ей незримый Собеседник.

– Мне кажется жизненно важным к Тебе прикоснуться.

Он ей ничего не ответил и пропал. Варя каждый раз печалилась этому и каждый раз верила в то, что на этот раз Он не будет самим Собой и останется с ней подольше или вовсе не уйдет. Девушка поспешила собраться, ей больше не хотелось оставаться одной в темной палате. Она специально не включала в ней свет, он был слишком яркий и только мешал и пугал ее еще больше, чем тьма.

Когда она уже оказалась в автомобиле Вадима, то уже не думала ни о каких демонах и прочей мистике. Она наслаждалась уютным салоном и белым вином, бутылку которого врач отдал ей в руки.

– То, что я делаю - неправильно!
– Вадим был напряжен.
– Ты же еще совсем ребенок.

– Не волнуйся, я никому не скажу о том, что мы делали, - Варя улыбнулась.
– Даже если мы переспим.

– Я боюсь, что все закончится именно этим.

Они направились в центр города, где оставили на подземной парковке автомобиль и направились гулять по набережной. Они допили одну бутылку вина и купили вторую. Разговор у них был прост - обо всем на свете и ни о чем личном. Варю совершенно не волновало, кто он такой. Но ее настрой изменился:

– Скажи мне, известно, почему он покончил с собой?

– Кажется, это было связанно с тем, что ему не одобрили операцию по смене пола. Он утверждал, что является женщиной, запертой в мужском теле.

– Это не так!
– Варя точно знала, о чем говорит, но не могла понять откуда.

Вадик видел в ней полную энергии девушку, которая на деле старше своих лет и опытней, чем ее сверстницы. Но не видел в ней человека, который совсем недавно пытался уйти из жизни.

– Знаешь, в чем залог страданий человека?
– Варя выпустила из рук отловленную ею бродячую кошку.

– Я знаю, в чем залог моего страдания, но хотел бы услышать твое мнение о человеке в целом.
– Ему хотелось общаться с ней искренне, хоть в ее поведении и улавливалась фальшь.

Она примеряла одну из своих масок, училась актерскому мастерству, а вместе с тем всему, что в дальнейшем позволит оставаться ей неуловимой и никем до конца непонятой.

– Речь.
– Варя сделала паузу.
– Спросишь меня, откуда у меня такая мысль? Однажды я очень сильно хотела писать, нужда застигла меня посреди улицы, и мне пришлось терпеть до дома. И, когда я вбежала в квартиру и с разбегу плюхнулась на унитаз, заметила собаку, которая ждала меня у порога. Я утром выводила ее на прогулку, но после она долго оставалась дома одна и, конечно, хотела вновь выйти на улицу. Она весь день терпела, но терпела молча. Может ли человек так терпеть? Существо, умеющее говорить, напоминать о себе, никогда не промолчит. Речь - инструмент нытья, без нее мы не смогли бы бесконечно докучать друг другу расспросами, демонстрировать глубину своей печали и выставлять напоказ свои проблемы. Мы же не станем показывать пантомиму на темы: пришла маленькая зарплата, налоги быстро растут, жена перестала ходить в спортивный зал, других нелепых проблем быта. Мы не станем приглашать к себе в гости друга только для того, чтобы он сел на диван и понаблюдал за тем, как жена и дети дерутся на кухне, чтобы не было нужды иным способом объяснять ему причину своего беспокойства. Сами наши мысли - это продукт страха и переживаний, которыми мы охотно друг с другом делимся, в надежде, что страх оставит нас, если мы расскажем о нем другому, не менее напуганному существу. А еще мы верим, что животные проживают свою жизнь в неведении о своей смертности и потому не боятся умереть. Мы полагаем, что им непонятен страх перед неизвестностью, но вывод об этом мы делаем лишь потому, что видим, как животные судят друг друга по поступкам и поведению, а не дают друг другу ложных обещаний и пустых надежд, как это делает человек. Все, о чем человек говорит, плодится и множится с тем, что мы больше придаем этому значения. Поэтому мы привыкли много говорить и мало делать.