Некромант Империи. Том 4

Глава 14

Мотоцикл взревел, преодолевая последний поворот к родовому поместью. Катя вела машину на предельной скорости, и мне приходилось крепко держаться, чтобы не слететь на очередном вираже.

Наконец, железные ворота показались на горизонте. Или то, что от них осталось — металлические створки были сорваны с петель и искорёжены.

— Твою мать, — выдохнула Катя, сбрасывая скорость.

Мы медленно въехали на территорию поместья. Картина разрушения была впечатляющей: выжженные клумбы, разбитые статуи, воронки в земле от магических ударов. Тут и там бродили наши гвардейцы, перетаскивая раненых к развёрнутым у фонтана палаткам полевого госпиталя.

Прямо посреди двора лежало тело в выгоревшей до черноты униформе. Рядом с ним — ещё трое. Не требовалось лекарских способностей, чтобы понять: им уже не помочь.

Катя затормозила у парадного входа, и мы спрыгнули с мотоцикла.

— Господин Волконский! — к нам подбежал капитан охраны. — Слава богам, вы здесь!

— Доклад, — потребовал я, пока мы спешили к главному зданию.

— Напали без предупреждения, — капитан еле поспевал за нами. — Прорвали внешние барьеры как бумагу. Двадцать, может, тридцать человек в чёрных плащах. Использовали заклинания высшего порядка.

— Потери? — Катя остановилась, глядя на разрушенное крыло особняка.

— Семеро убитых, восемнадцать раненых, — капитан сглотнул. — Графиню… не успели спасти. Господин Анатолий тяжело ранен, но каким-то образом жив.

Мы с Катей переглянулись и ринулись внутрь.

В главном холле царил организованный хаос. Маги-лекари сновали между импровизированными койками, на которых лежали раненые. Кто-то стонал, кто-то молчал, закусив губу. Стены, пол, мебель — всё было забрызгано кровью.

— Где бабушка? — резко спросила Катя.

— В малой гостиной, — ответил один из лекарей, не отрываясь от обработки ожога на теле охранника.

Мы бросились через анфиладу комнат. С каждым шагом внутри нарастала холодная ярость. Кто-то заплатит за это. Очень дорого заплатит.

Дверь в малую гостиную была приоткрыта. Мы влетели внутрь и застыли на пороге.

Евдокия Павловна лежала на диване — изящная даже в смерти, с аккуратно сложенными на груди руками. Рядом, опустившись на колени, замер Ефим.

— Она не мучилась, — тихо произнёс Ефим. — Один удар. Быстро.

Я смотрел на сестру, слегка прикусив губу. Слёзы катились по её щекам — скупые, сдержанные, но от этого не менее искренние.

— Я только начала к ней привыкать, — прошептала Катя, гладя морщинистую руку. — Она была… последней родной. Настоящей.

Я подошёл ближе. Лицо бабушки казалось спокойным, почти умиротворённым.

— Все выйдите, — внезапно произнёс я.

Ефим удивлённо поднял голову.

— Все. Кроме Кати и тебя, Ефим, — повторил я, не отрывая взгляда от тела. — И закройте дверь с той стороны.

Слуги, суетившиеся в углу комнаты, переглянулись и быстро подчинились. Когда последний из них вышел, я приказал Ефиму запереть дверь.

— Что ты задумал? — Катя отпустила руку бабушки и поднялась, вглядываясь в моё лицо.

Я не ответил. Вместо этого сел на край дивана и положил ладони на лоб Евдокии Павловны. Закрыл глаза, сосредотачиваясь. Глубоко вдохнул, выпуская наружу силу.

— Дима… — Катя осеклась, увидев, как мои руки начинают светиться.

Прикосновение к мёртвой плоти открывало канал к иному пространству — тому, где уже обитала душа Евдокии Павловны. Обычный некромант просто бы вернул тело к подобию жизни, создав механическую куклу. Обычный лекарь бессилен перед уже наступившей смертью.

Но я не был обычным.

Моё сознание нырнуло глубже, пройдя сквозь холодную оболочку мёртвого тела. Я искал ту искру, что недавно покинула эту плоть. Она не могла уйти далеко — прошло всего несколько часов. Бабушкина душа, растерянная и дезориентированная, должна ещё витать рядом.

И я нашёл её — сияющий комок энергии, почти неуловимый, но всё ещё связанный тонкой нитью с мёртвым телом. Энергетический сгусток дрогнул. Теперь самое сложное: вплести её обратно в плоть, но не как марионетку, а как живую, мыслящую сущность. Полноценное воскрешение.Некромантия создавала каркас, фиксировала душу в теле. Лекарские навыки восстанавливали связи, запускали органы, возвращали плоти жизнь. Я чувствовал, как под моими руками сердце бабушки вздрогнуло и сделало первый неуверенный удар.

Но я не останавливался. Теперь, когда основа была заложена, я мог пойти дальше. Мои пальцы скользили по коже, стирая морщины, возвращая клеткам забытую молодость. Не до юности — это выглядело бы пугающе, — но лет пятнадцать можно было безболезненно отмотать назад.

Сердце забилось ровнее. Кожа порозовела. Седые волосы приобрели стальной отлив с проблесками тёмного. Суставы, скованные артритом, стали гибче.

— Готово, — хрипло произнёс я, отстраняясь.

Катя и Ефим застыли в оцепенении, не отрывая взгляда от тела Евдокии Павловны.

Секунда. Другая. Третья.

Веки бабушки дрогнули. А затем резко распахнулись, обнажая ясные серые глаза, которые растерянно заметались, пока не сфокусировались на нас.

— Ох, — выдохнула Евдокия Павловна, приподнимаясь на локте. — Спасибо, внучок. Спас. А то на том свете, оказывается, меня ждал муж, будь он не ладен. Такой же ворчливый маразматик, каким был при жизни.

Катя издала звук, похожий одновременно на всхлип и на смех. Ефим медленно осел на пол. А я почувствовал, как уголки губ невольно приподнимаются в улыбке.

— Не торопитесь, бабушка, — я поддержал её за плечи. — Сейчас вы немного дезориентированы.

Евдокия Павловна прищурилась, разглядывая собственные руки. Ухоженные, но все же старческие руки, которые теперь выглядели заметно моложе.

— Что ты со мной сделал, Дмитрий? — в её голосе не было страха, только неподдельное любопытство.

— Небольшое усовершенствование, — я пожал плечами. — Надеюсь, вы не против?

Она провела ладонью по лицу, ощупывая исчезнувшие морщины, и фыркнула.

— Если вы закончили с этими телячьими нежностями, — внезапно прохрипел голос из угла комнаты, — может, кто-нибудь соизволит подлатать и меня?

Мы обернулись. На кушетке, которую я раньше не заметил из-за перевёрнутого шкафа, лежал дядя Анатолий. Вернее, то, что от него осталось. Правая рука отсутствовала полностью — вместо неё был обугленный обрубок, замотанный окровавленными бинтами. Живот был опалён до черноты, а с левой стороны виднелась глубокая рана.

— Чёрт возьми, — я поднялся, направляясь к нему. — Ты выглядишь паршиво даже по меркам трупа.