Некровные узы

Со всех сторон послышались ехидные женские смешки, отчего на глаза навернулись слёзы. Как будто мне недостаточно было всей этой двухмесячной нервотрёпки с обвинениями, судами и переживаниями. Чем я заслужила всеобщее презрение?

— Закрой свой грязный рот, тупая стерва. Не все промышляют на жизнь отсосом, хоть тебе это и невдомёк, — рявкнула подоспевшая вовремя Жаклин и, приобняв за плечо, потащила меня прочь от места позора.

— Когда ты уже поставишь эту идиотку на место, Тина? — повернулась она ко мне, когда мы отошли на безопасное расстояние. — Ей давно пора выбить зубы за то, как она общается с тобой.

Я могла только вздохнуть. Подруга была права, я, действительно, не умела за себя постоять. Все остроумные комментарии в ответ на оскорбления приходили на ум лишь тогда, когда становилось слишком поздно. Я часто завидовала Жаклин, оттого, с каким хамским изяществом и остроумием ей удавалось ставить на место обидчиков.

— Не понимаю, чего она взъелась на меня, — пожаловалась я, когда мы вошли в лекционный зал. — Я ничего ей не сделала.

— В школе она была влюблена в Карсона Линкольна. В него многие тогда были влюблены. Решением твоего отца его упекли в колонию для несовершеннолетних. Думаю, причина в этом.

Я удивлённо посмотрела на неё.

— Почему я никогда об этом не слышала?

— Потому что ты вечно витаешь в облаках, — усмехнулась Жаклин, швыряя сумку на скамью. — Ну так как тебе живётся у нового дядюшки?

Вечером перед сном я звонила ей по Face Time и вкратце рассказала о грандиозных изменениях в своей жизни.

— Не называй его так. Он просто Алекс.

— А сколько ему?

— Тридцать шесть, — неохотно ответила я, извлекая из сумки учебники и планшет.

— Хах, — Жаклин плотоядно облизнула коллагеновые губы, — мой любимый возраст. Помнишь, я рассказывала тебе об Эйдене? Ему было тридцать восемь. Как он был хорош в постели! — она мечтательно закатила глаза. — Взрослым мужчинам не нужно объяснять, что и куда засунуть, когда нужно ускориться и где потрогать. Они всё знают сами. Секс с ними великолепен, даже несмотря на торчащее пузо.

— У Алекса нет пуза, — вырвалось у меня. От воспоминаний о его мускулистом торсе щёки мгновенно вспыхнули.

— Наверное, бывают исключения, — равнодушно пожала плечами подруга. — Так можно будет приходить к тебе в гости?

Раньше после учёбы мы с Жаклин и Элисон зависали у меня дома, листая журналы и сплетничая, но теперь я не была уверена, что такая перспектива обрадует Алекса. Он совсем не производил впечатление человека, любящего гостей. Однако, разочаровывать подругу я не решилась, и поэтому пообещала:

— Я спрошу.

Несколько часов занятий пролетели незаметно. Мне нравилась учёба. Я сама выбрала специальность, и была благодарна папе за то, что никогда не давил на меня и не заставлял продолжать традиции семьи, поступая на юридический. Когда я сообщила, что хочу стать студенткой факультета современных искусств, он меня поддержал.

По дороге к парковке, я решила набрать Эйбу, чтобы сказать, что закончила учёбу, но это оказалось лишним. «Мэйбах» уже ждал меня на том же месте, где высадил утром. В то время пока мы ехали к дому, я пыталась задавать мужчине вопросы: как давно он работает на Алекса, женат ли, чем занимался до того, как возникла необходимость возить меня на учёбу. На все вопросы мужчина отвечал подчёркнуто вежливо, но односложно: он работал на Алекса около пяти лет, не женат, а до того, как я свалилась на его голову, ездил по разным поручениям мистера Мерфи. Одним словом, никакой конкретики.

Вернувшись домой, я, не раздеваясь, рухнула на кровать и провалилась в сон. Алекса за весь день я так и не встретила. Проснулась от ощущения духоты и липкого пота на теле. За окном было уже темно. Щёлкнув пультом от кондиционера, я сняла платье и влезла в свои любимые пижамные шорты с кроликами и белую майку. Дико хотелось пить. Выйдя за дверь в тускло освещённый коридор, направилась к лестнице, как вдруг из приоткрытой напротив двери услышала голоса: низкий мужской и тонкий, высокий, однозначно, женский. Не в силах побороть любопытство, заглянула в приоткрытую щель.

Глава 5

Прижавшись виском к тяжёлому полотну двери, я заглянула в узкий просвет и замерла, поражённая увиденным.

В огромной, залитой ярким светом потолочных светильников спальне, не было другой мебели, кроме кровати. Последняя представляла собой широкую плиту, отлитую из чёрного камня, которая будто росла из стены. Лишённая опоры, она парила в двух футах от деревянных полов, накрытых пушистым ковром. Но поразило меня отнюдь не смелое дизайнерское решение, а действие, разворачивающееся на этом умопомрачительном ложе.

На гладких простынях шоколадного цвета контрастным пятном выделялось обнажённое женское тело с разметавшимися светлыми волосами. Лица девушки не было видно, потому что её голову вжимала в матрас смуглая мужская рука, в то время как её обладатель с силой вдалбливался между округлых ягодиц. Мой названный дядя и опекун во всём своём нагом великолепии занимался сексом, не удосужившись даже приглушить свет.

Прежде я никогда не видела, как другие люди занимались этим - сцены из кинофильмов не в счёт, а потому просто застыла на месте, парализованная животной похотью, которой буквально вибрировали стены этой необычной комнаты. Я бы никогда не назвала происходящее занятием любовью или даже сексом. Это было грубое первобытное спаривание. Девушка издавала совершенно нечеловеческие звуки: мычала, всхлипывала, рычала, царапая длинными розовыми ногтями натянутую ткань.

Идеально выточенное лицо мужчины, напротив, не выражало никаких эмоций: разве что брови были слегка нахмурены, а челюсть сжата. Вторая его рука с силой сжимала белоснежную ягодицу партнёрши, толкая её к себе, пока сам он с громким шлёпающим звуком, ни на секунду не сбиваясь с ритма, вонзался в неё.

Тонкая кисть оторвалась от простыни и скользнула вверх по его бедру.

— Я больше не могу... пожалуйста...

Ладонь мужчины, казавшаяся едва ли не чёрной на фоне бледной кожи, на секунду разжалась и, грубо скинув руку, просящую пощады, со звонким шлепком опустилась на ягодицу.

— Заткнись.

Мне нужно было бежать, уносить ноги, но я просто не могла пошевелиться. Происходящее затронуло какие-то примитивные инстинкты, скрытые во мне, и я не могла оторвать взгляда от грубо сношающихся тел. Как если вы проезжаете мимо страшной аварии с покорёженными автомобилями, и по какой-то причине замедляетесь, чтобы впитать в себя порцию трагедии. Может быть, Алекс был прав, и жестокость заложена в нас генами?

Когда крики и визги стали громче, мужская рука сгребла белокурые волосы и дернула вверх.

— Ещё один звук, и ты не сможешь ходить неделю, — прошипел Алекс, после чего снова ткнул девушку лицом в матрас.

Он обращался с ней грубо. Жестоко. Совсем не так, как мужчина должен обращаться с женщиной, и это должно было отталкивать и пугать. Но вместо этого я с жадностью изучала поблескивающий от пота торс, напрягшиеся мышцы пресса под лоснящейся кожей, и поглощала взглядом каждый толчок бёдер.

И тут произошло то, чего я, увлёкшись запретным зрелищем, никак не ожидала: Алекс поднял голову и посмотрел мне в глаза.