Некуда

– Начал, – отвечал сквозь зубы доктор.

– Вот и прекрасно.

– Кузина! – произнес, остановясь перед ними, Серж Богатырев. – А ведь дело решили.

– Решили?

– Да.

– Ну и что же?

– Будет все.

– Будет! Это очень похвально. Вы знаете, Дмитрий Петрович, что затевается в университете? – спросила Лиза, обратясь к Розанову.

– Нет, – отвечал он, взглянув на Богатырева. – Я ничего особенного не слышал.

– Они все хотят идти на кладбище и отслужить там панихиду.

– По ком?.. Ах да! Это-то я слышал как-то. Что ж, действительно прекрасное дело.

– В этом есть огромный смысл, – торжественно произнес студент.

– Конечно, есть свой смысл. В стране, где не умеют ценить и помнить заслуг, никогда не мешает напоминать о них.

Студент улыбнулся.

– Нет-с, это имеет несравненно бульшее значение, чем вы думаете, – проговорил он.

– Панихида?

– По ком панихида-с? Все это от того зависит – по ком?

– Ну да, я это понимаю; только что ж – эта панихида будет по самом мирном и честном гражданине.

– А то-то и дело, что у нас этого и не дозволят.

– Ну, я думаю, вам никто мешать не станет.

– Почем знать? – пожав плечами, произнес студент. – Мы готовы на все. Другие могут поступать как хотят, а мы от своего не отступим: мы это сегодня решили. Я, маркиз и еще двое, мы пойдем и отслужим.

– Да и все пойдут.

– Как кому угодно.

– Пойдемте и мы, Лизавета Егоровна.

– Я непременно пойду, – ответила Лиза.

– Не советую, кузина.

– Да чего же вы опасаетесь за вашу кузину?

– Кто знает, что может случиться?

– Помилуйте! Я маркиза хорошо знаю. Если не ошибаюсь, вы говорите о маркизе де Бараль?

– Да.

– О, пойдемте, Лизавета Егоровна!

– Да, я непременно пойду.

– А теперь мне пора; мне еще нужно обойти свою палату.

Розанов стал прощаться. Он поклонился Варваре Ивановне и пожал руки Ольге Сергеевне, Софи, Лизе и Сержу Богатыреву.

Стариков здесь не было.

– Вы хорошо знакомы с маркизой? – спросила его Лиза.

– Да.

– Настолько, что можете познакомить с нею другое лицо?

– Да.

– Я о ней уж очень много слышу интересного.

– Хотите, я ей скажу?

– Да я уж вам говорил, кузина, – вмешался Серж, – что это и я могу сделать.

– Как, ты берешься, Серж! – заметила Богатырева.

– Отчего же не браться-с?

– Она не чванлива, – примирительно сказал доктор.

– Да, может быть; но у ней столько серьезных занятий, что я не думаю, чтоб ей доставало времени на мимолетные знакомства. Да и Лизанька ничего не найдет в ней для своих лет.

– Отчего же? – опять примирительно произнес Розанов.

– Нет, оставьте, Дмитрий Петрович, не надо, – спокойно ответила Лиза, не глядя на тетку, и Розанов ушел, давши Бахаревым слово навещать их часто.

Только что Розанов зашел за угол, как нос к носу встретился с Белоярцевым.

– Куда это вы? – спрашивает его.

– К вам, в морельницу.

– Что у вас там за дело?

– Барышню знакомую навестить.

– Какую барышню?

– Есть там, в седьмой палате, весьма приятная барышня.

– А, в седьмой! Навестите, навестите. Сзади бросишь, впереди найдешь.

– Беспременно так, – отвечал, смеясь, Белоярцев.

Они взяли извозчика и поехали вместе. Было довольно холодно, и Белоярцев высоко поднял воротник своего барашкового пальто.

– Что вы Райнера давно не видали? – спросил Розанов.

– Давно. Он, сказывал, совсем собрался было в Петербург и вдруг опять вчера остался.

– Вчера?

– Да, вчера Персиянцев видел его у маркизы.

– Доктор! доктор! – позвал женский голос.

– Вот она на помине-то легка, – произнес Белоярцев, еще глубже вдвигая в воротник свой подбородок.

Розанов встал и подошел к маркизе, которая остановила своего кучера.

– Мой милый! – начала она торопливее обыкновенного, по-французски: – заходите ко мне послезавтра, непременно. В четверг на той неделе чтоб все собрались на кладбище. Все будут, Оничка и все, все. Пусть их лопаются. Только держите это в секрете.

– Да что же здесь за секрет, маркиза?

– Гггааа! Как можно? Могут предупредить, и выйдет фиаско.

– Во второй раз слышу и никак в толк не возьму. Что ж тут такого? Ведь речей неудобных, конечно, никто не скажет.

– О, конечно! Зачем рисковать попусту; но, понимаете, ведь это протест. Ведь это, милый, протест!

– Не понимаю.

– Гггааа! Приходите, я вам многое сообщу.

– Что она вам рассказывала? – спросил Белоярцев.

– Черт знает, что это такое. Вы не слыхали ни о какой панихиде?

– Слышал.

– Ну вот в секрете держать, говорит, дело важное.

Белоярцев вместо ответа проговорил:

Черная галка, Чистая полянка, Ты же, Марусенька Черноброва, Врать всегда здорова.

– Что вы думаете, это неправда?

– Кто же их знает.

– Да какое ж это может иметь политическое-то значение?

– Ничего я в политике не понимаю.

– Опять увертываться.

– Чем? Надоедаете вы мне, право, господа, вашими преследованиями. Я просто, со всею откровенностью говорю, что я художник и никаких этих ни жирондистов, ни социалистов не знаю и знать не хочу. Не мое это дело. Вот барышни, – добавил он шутя, – это наше дело.

– Экая натура счастливая! – сказал Розанов, прощаясь с Белоярцевым у дверей своей палаты.

– Что, вы слышали новость-то? – спросил Розанов, зайдя по окончании визитации к Лобачевскому.