Нелюбезный Шут
Шрифт:
— Лапчатку забыла.
Негромкий голос заставил меня вздрогнуть и обернутся к Шуту.
— А зачем она? — я покрутила в руке тройной листочек. Не чуяла я в ней никакой силы, но Джастер настоял на её сборе.
— Остальные травы усиливает, — морщась, он выбрался из шатра и поднялся на ноги. Пояс с Живым мечом он так и не надевал, а левую руку согнул в локте и придерживал правой. — Заживает с ней быстрее.
— То есть, я могу её и в свои…
— В лечебные добавляй, — он медленно побрёл в сторону леса. — В любовных обратный эффект будет.
Я покрутила лапчатку в пальцах
Когда Джастер вернулся, я взяла чашку с готовым настоем и села рядом с воином.
— Как ты? — мне было неловко, но не спросить я не могла.
— Лучше, чем вчера, — он усмехнулся, пригубив настой. — Но уроки пока придётся отложить. На несколько дней точно.
— Джастер… — я не выдержала и уткнулась лбом в его плечо. — Прости, пожалуйста…
— Эх ты, ведьма… — он отозвался неожиданно тепло и мягко, отчего в душе поднялась горячая волна благодарности. — Не переживай, всё в порядке. Не помер же.
— У тебя ещё осталась та мазь? Твои раны надо обработать, чтобы быстрее зажили. — Я постаралась взять себя в руки и отстранилась от Шута, чтобы не расчувствоваться окончательно.
— Нет. Меня же не убивают каждый день, — он с усмешкой снова пригубил лекарство. — А царапины и так заживут, что на них внимания обращать?
— Но состав-то ты знаешь? — Не собиралась я отступать от задуманного.
— Знаю, — он кивнул. — Заячий жир доставай.
Я кивнула и под его руководством занялась изготовлением очередного лекарства.
Заячья шкурка, про которую я совершенно забыла, пришла в негодность и отправилась на корм жукам и червям.
— Ну вот, — я держала в руках горшочек с приятно пахнувшей мазью. Удивительно простой состав, надо обязательно записать. — Снимай рубаху.
Джастер начал неловко раздеваться, стараясь не тревожить левую руку. Я не выдержала, поставила горшочек на землю и стала помогать. Его раны выглядели ничуть не лучше, чем вчера.
— Ложись, — я старалась не смотреть на дело своих рук. Джастер, кривясь от боли, послушно опустился на траву. Я набрала мазь и осторожно стала наносить на раны. Закончив с обработкой двух главных, я решила, что хуже не будет, если и остальные «царапины» тоже получат свою порцию лекарства.
Пальцы легко скользили по твёрдым мышцам рук и груди, спускались на живот, снова вверх, и я вдруг поняла, что не могу остановиться, наслаждаясь этими осторожными прикосновениями, минующими серьёзные раны. Очень уж ярко вдруг вспомнились его ласки…
— Янига… — Джастер вдруг тихо и жарко выдохнул сквозь зубы, отчего меня пронзило сладостной молнией вожделения. — Что ж ты делаешь… ведьма…
«Какая ты горячая, оказывается…» — вдруг вспомнила я и прикусила губу от внезапного укола обиды.
— Джастер, — я требовательно заглянула воину в лицо. — Ты говорил правду?!
— А как ты сама думаешь, ведьма? — он усмехнулся, пока в серых глазах плавилась знакомая страсть.
Я покосилась на дело своих рук и смутилась, потому что впервые вдруг поняла, что могу распалять его желание не меньше, чем он моё.
— Ты мерзавец и лже…
— Прости, — Шут бережно приложил
палец к моим губам. — Мне нужно было тебя разозлить.— Я тебе поверила! — сердито ткнула пальцем ему в грудь, и Джастер взрыкнул.
— Больно же, ведьма!
— Сам виноват, — удовлетворённая этой местью, я взяла баночку с мазью, собираясь уйти. — Какой наставник, такой и ученик.
— Издеваешься, Янига… — тихо прорычал воин, ухватив меня за рукав здоровой рукой.
— Лежи. Ты ещё не оправился от ран. — Я обернулась и, не в силах остановиться, провела ладонью вниз, к поясу, осторожно гладя горячую кожу и лишь кончиками пальцев легко касаясь натянутых ниже штанов.
— Янига…
— Тебе пока нельзя напрягаться. Лежи. — Я лукаво улыбнулась и коснулась губами его шеи, тихо прошептав на ухо: — Сегодня ты мой, Джастер. И пощады не жди.
— Ведьма… Какая же ты ведьма… — жарко простонал он, пока я осторожно ласкала обнаженное горячее тело, спускаясь все ниже и ниже к предмету моего вожделения.
— Джастер… Зачем ты это делал?
Шут лежал, закинув правую руку под голову, а я пристроилась рядом, на боку и, оперевшись на локоть, любовалась чётким профилем.
Как же я рада, что он жив…
— Любая жизнь ценна, Янига, — он смотрел на бегущие облака.
— Даже убийц, грабителей и разбойников? — нахмурилась я.
— У них всегда есть возможность отказаться от того, чем занимаются. Умереть — это их выбор. Захотят уйти — пусть уходят.
Меньше всего я ожидала услышать подобное признание.
— То есть, если они бросят оружие или побегут, ты просто дашь им сбежать?
— Бегать за ними точно не буду.
Ах ты, добрый какой! Для меня, выходит, исключение ещё сделал, по всей поляне гоняя!
— Значит, тебе наплевать только на свою жизнь? — я не выдержала и высказала обиду. — Если ты так хочешь умереть, почему бы тебе просто не дать себя убить тем же разбойникам? Обязательно надо было…
— Для меня жизнь давно утратила смысл. Что касается разбойников и всех остальных, у них всегда есть шанс меня убить. Даже у тебя почти получилось. Только от твоей руки умереть всё же не судьба. — Шут криво усмехнулся, осторожно коснувшись свежего шрама на груди.
Меня же снова захлестнула смесь обиды, вины и непонятного раздражения. Я сердито села, но воин даже не обратил на это внимания.
— Ты сам виноват! Мог бы и… .
— Чтобы клинок получился прочным и гибким, острым, как бритва, и способным держать удар, он не единожды проходит огонь горна и холод воды, выдерживает удары молота и порывы ветра…
— Я тебе не!..
— Иметь дар и владеть им — разные вещи, — негромко продолжил Джастер, не обращая внимания на мой гнев. — Чтобы полностью овладеть своей силой, в душе должна быть гармония. Доброта, ум, воля и уверенность в себе — это основа всего. Ты добра и умна, но решительности и уверенности тебе не хватало. Это приходит только с победой над противником. Настоящей победой, в которую вложил душу и вырвал на пределе сил. Только её вкус смывает горечь разочарований и поражений, обид и страданий. А милосердие, проявленное к побеждённому, укрепляет великодушие в сердце.