Нелюбимый босс

— Со мной все в порядке, — бурчит. — Я в комнате.

— И все же открой. Я знаю, ты поранилась.

— Будешь в доброго доктора играть?

— Оденься, если ты не одета, и просто открой дверь. Веришь или нет, но я хочу позаботиться о тебе, пока Лины нет рядом.

По ту сторону двери слышится сердитый топот. Дверь распахивается и малявка устремляет на меня снизу вверх острый, сердитый взгляд.

Ее глаза меняют цвет в зависимости от освещения и настроения. Меньше часа назад они казались мне зеленоватыми, но сейчас — прозрачно серые, глубокие. Миловидная, рассерженная.

Вспоминаю, как по-дурацки она висела на дереве. Настоящая мартышка, словом.

Поневоле по губам расползается улыбка.

— Чё смешного?

— Грубить необязательно.

Двинув Соню плечом, захожу в ее спальню и сажусь на кресло возле кровати, хлопнув по покрывалу ладонью.

— Садись, мартышка.

Раскрываю контейнер с аптечкой, вынимая необходимое.

— Какая я тебе мартышка, дядя?!

— Какой я тебе дядя? — передразниваю.

— А что, назвать папочкой? — спрашивает с вызовом.

— Если хочешь. По большому счету мне плевать. Главное, чтобы ты была в безопасности.

Соня планирует сказать еще что-то в ответ, может быть, даже нагрубить, но потом переводит взгляд на стену, где висит большое семейное фото — Марина, Соня, Алина. Мама и две дочурки, совсем еще мелкие. Алине на фото лет десять, значит, Соне примерно восемь.

Перехватываю взгляд.

— Ты скучаешь по маме?

— Не особо, — ковыряет пальчиками левой ноги пушистый ковер. — В последнее время она была сама не своя

— Думаю, ты лукавишь. Впрочем, дело твое. Садись, я посмотрю, что ты себе поранила.

Громко цыкнув, Соня тем не менее, садится напротив меня. Смачиваю ватку спиртом, протираю им острую иголку от шприца, которой удобно вытаскивать занозы.

От вида иглы Соня сильно побледнела и сжалась в комочек.

— Боишься?

— Нет.

— Боишься. Ничего зазорного нет в том, чтобы бояться. У каждого свои страхи, мартышка.

— Хватит называть меня так!

— Показывай, где занозы. Я буду аккуратен.

— Я много чего поранила. Даже свою задницу.

Меня неожиданно сильно взбудоражила мысль о том, что придется вытаскивать занозы из ее задницы, обтянутой красными трусиками.

Так, друг. Спокойно… Мало, что ли, ты красных трусов в жизни видел? Но друг словно был слепым на протяжении сорок лет и только сейчас остро прозрел, не желая думать ни о чем другом.

— Начнем с чего полегче.

Притягиваю руку Сони на свое колено. Она ужасно напряженная, словно деревянная.

— Так не пойдет. Расслабься, — осторожно массажирую запястье, разгоняя кровь и мышечный ступор.

— Легко сказать. Когда в меня иголку тыкать собираешься.

— Не буду я ничем в тебя тыкать. Только посмотрю и выну занозы. Ссадины надо будет обработать. Иначе воспалятся.

— Буду уродиной, никуда не смогу пойти! Растолстею еще больше. Рад?!

— Кто сказал, что ты толстая?!

Окидываю изумленным взглядом фигурку девушки, тоненькую, стройную, ладную.

— Ты сам сказал, что я толстая. Именно поэтому ветка подо мной надломилась.

— Я такого не говорил. Лишь сказал, что по деревьям ты лазила давно, а с тех пор кое-что изменилось. Не бери в голову…

Склоняюсь над рукой девушки, цепляю иголкой занозу под тонкой кожей. Пока она препиралась со мной, отвлеклась и расслабилась.

— Ой!

— Уже все. Подуть на ладошку?

— Еще чего!

Соня отбирает у меня ладонь, я удерживаю ее пальцами за запястье, считывая зашкаливающий пульс.

— Где второй?

— Что?

— Телефон. Под подушкой?

Прежде чем Соня успела среагировать, ныряю под подушку и, схватив предмет, вытаскиваю его.

Но это не телефон, а складной нож-бабочка, выпускающий очень острое лезвие по щелчку.

Щелк… Лезвие вспарывает воздух.

— Не совсем телефон. Зачем тебе это? Боишься?

Соня мрачнеет.

— Меня боишься?

Мысль, что я могу внушать опасения, сильно меня расстроила. Хотел всего лишь позаботиться о девочках, но получаю такую ответку, что становится не по себе.

Соня молчит, никак не желая помочь разобрать в том, что я делаю не так.

— Не тебя, — буркает через минуту. — Нож просто так, на всякий случай. Отдай.

Не тороплюсь возвращать нож. Он очень опасный.

— Мне так спокойнее. Отдай! Пожалуйста! — в голосе начинают звенеть неподдельные слезы.

— Держи. Боишься дружков Марины?

— Что-то вроде того.

— Да уж… Не думал, что ее жизнь пойдет под откос.

Соня прячет ножик обратно под подушку. Неужели я не угадал с телефоном? Я на сто процентов уверен, что у Сони есть второй телефон. Но после увиденного проверять не хочется.

— Ты же ее почти не знал! Ничего о ней не знал.

— Допустим, но откуда тебе это известно?

— Мама много болтала о своих мужиках. Особенно в последнее время, как сошлась с Мотей и подсела на его таблетки. Заткнуть было почти невозможно! — морщится Соня. — О тебе тоже говорила.

— Наверное, ничего хорошего.

— Так и есть! Ничего хорошего не говорила! Только дурное.

— Да я и не спорю, — пожимаю плечами. — Дурного было немало.