Нелюбимый мной, нелюбящий меня
Шрифт:
— Почему?
— Обладающий им стремиться к могуществу любой ценой, — грустно объяснил Беро. — Жертвует другими, убивает своими руками любимых и родных. Такое бывало раньше, когда кинжал оказывался во власти тех, кто не мог сопротивляться.
— Сопротивляться чему? — уточнил муж.
— Проклятию Огненного дракона, разумеется, — удивился гоблин. — Кинжал сводит с ума, заставляет обладателя чувствовать себя всемогущим. Рисует картины заговоров против владельца, настраивает его против всего мира, заставляет опасаться за жизнь… Ведар может обуздывать силу клинка, но это тяжело. Особенно на первых порах, когда Зуб еще способен влиять на сны… Вы, думаю, представляете, какие заманчивые картины
Да, я представляла, каким мог быть соблазн. Могущество, корона, игра по своим правилам, полная, ничем неограниченная свобода действий… Представила Его Величество Артемия с этим кинжалом в руках… Ужаснулась. А ведь таких сотни, тысячи… Сколькие из них решились бы захватить Золотой Зуб, красивый кинжал с драгоценным названием? Сколькие не отступились бы, зная о жертвах, о цене за власть?
— Как Вы думаете, Беро, может быть, нужна была все-таки не принцесса, а кинжал? — задумчиво спросил Нэймар.
— Им нужно и то, и другое, — тяжело вздохнул гоблин. — Никакой, даже самый сильный маг не может провести ни один наш ритуал. Просто не справится с чужеродной магией. Золотой Зуб или другой обрядовый клинок помогает ведару направлять энергию, но это тоже нужно уметь делать. На обучение уходят годы, а у преступников их нет.
Беро был прав. Мы прекрасно это понимали, как и свое бессилие, беспомощность в сложившихся обстоятельствах. Меня это угнетало. Нэймар задумчиво следил за движениями гоблина, рассеянно поглаживающего костяшки, выложенные на манер большой запятой, и тоже казался расстроенным. Мы так мало знаем. Даже о союзниках, о том, по каким законам идет их жизнь, как работает их магия, об их истории… Удивительно, но за тысячу лет союза эльфы так мало узнали о гоблинах. Думаю, потому что не хотели узнавать. 'Отсталый горный народ'… Как много в этих словах тщеславия и гордыни, как мало здравого смысла и правды. В глубине комнаты звякнули часы. Полночь миновала два часа назад…
— Спасибо большое за беседу, Беро, — вежливо поклонился Нэймар. — Разговор дал много пищи для размышлений. Но нам пора, уже завтра утром мы уезжаем в Аверсой.
— Спасибо и вам за сочувствие и готовность помочь, — склонившись в поклоне, ответил гоблин. — Я желаю вам доброй дороги и покровительства Могущественной.
Особняк казался дремлющим в ожидании хозяев. Стоило нашей карете въехать во двор, как зажглись огни, кругом засуетились люди. Мелли, явно ждущая одобрения, рассказала, что уже собрала все вещи в дорогу. Всякие мелочи она упакует с утра, но мне нужно решить, что делать с подарком.
— С подарком? — переспросила я.
Горничная покраснела и пробормотала:
— В Ваше отсутствие принесли большой коробок, я решила, что это подарок.
Поблагодарив служанку, я пошла в наши комнаты. Действительно, на столе в кабинете стояла затянутая в красивую серебристо-голубую бумагу коробка. Никакой записки под лентой не было, поэтому я не решилась открыть посылку без мужа. Предосторожность, к счастью, оказалась напрасной. Когда Нэймар разорвал упаковку, внутри обнаружился простой черный деревянный ларец и толстая книга с тисненым серебром переплетом. 'Яды и противоядия' гласило название. Нэймар сломал печать Посланника на приложенном письме и прочитал вслух:
'Леди Мирэль,
я искренне желаю Вашему дару скорейшего развития. Думаю, Вы найдете книгу полезной. Но всем сердцем надеюсь, что Вам никогда не понадобятся знания, почерпнутые из нее, и ингредиенты из ларца.
Всегда Ваш
Кадруим'.
— Знаешь, он единственный верит в то, что у меня есть магический дар. Даже странно, — сказала я, рассматривая ровные ряды склянок.
— И я верю, — Нэймар обнял меня со спины, поцеловав
мою ладонь, прижал ее к своей щеке. — И все слуги в Вороне, и Аверсой. Думаю, ты не можешь управлять даром, потому что сама в него не веришь. Я бы с радостью помог, но со своим справиться не могу, не то что твой расшевелить.Я улыбнулась.
— Мой дар тихий и скромный, если вообще есть. А вот твой яростный, опасный. Может, когда будем в Мунире, поищем тебе учителя?
— Мирэль, — в голосе Нэймар послышалась горечь. — Неужели ты думаешь, что отец не искал?
Я отстранилась, чтобы лучше видеть лицо мужа, и, не скрывая удивления, спросила:
— Не нашел ни одного наставника? — мне в это как-то не верилось. Магически одаренных эльфов очень много. Я знаю, что пользоваться даром и уметь научить — это разные вещи. Что учить несравнимо тяжелей и не каждому это дано, такое умение — тоже своего рода дар. Наверное, именно поэтому Келиар не взялся сам за обучение сына.
— Нет, — Нэймар отрицательно качнул головой.
— Почему? Как же так?
— Обучение занимает много времени, отнимает много сил у наставника. Маг должен хотеть научить, без этого никак нельзя, — муж замялся, не зная, как сформулировать мысль. А потом выдохнул: — Не нашелся тот, кто захотел бы терять время и силы на обучение полуэльфа.
Я вглядывалась в лицо мужа, который, кажется, даже как-то оправдывал для себя этих… этих наглых, напыщенных болванов с раздутым самомнением. И не находила слов. Я понимаю, что ни он, ни Келиар не стали бы унижаться и просить горстку идиотов о 'великой милости'. Я понимаю, что Владыка не мог приказать наставникам. Ведь все должно быть по обоюдному согласию… А Нэймар, который один стоит сотни чистокровных эльфов, — изгой. Его уважают, ведут с ним дела, считаются с его мнением настолько, что меня даже не вызывали в суд. А это говорит о многом. Уважают, да, но как только возникает возможность оскорбить или сказать за спиной гадость, не стесняются… Меня это всегда очень обижало, раздражало, но то, что не нашелся наставник, просто взбесило.
— Мирэль, — Нэймар погладил меня по щеке и улыбнулся. — Не злись на них, не надо.
— Очень даже надо! — горячо возразила я.
Он качнул головой и спокойно сказал:
— Не стоит… Принимай все, как есть… Тем более, я привык.
Я знала, что он говорит неправду, к такому нельзя привыкнуть. Но Нэймар прав, если уж Владыка не может изменить отношение лордов к полуэльфам и другим народам вообще, то я точно не в силах это сделать.
— Мне все равно, что думают другие, — продолжал Нэймар. — Главное, чтобы ты любила меня и была со мной. Все остальное неважно.
Я порывисто обняла мужа.
Да, воистину неисповедимы пути Великой! Я счастлива с ним, он со мной, а все из-за несдержанности, заносчивости моего отца и вспыльчивости Келиара…
— Знаешь, ты обворожительно опасна, когда в тебе пробуждается сила, — прошептал Нэймар. — Когда твои волосы шевелит магический ветер, а в глазах бушует пламя…
Я подняла голову, заглянула в лицо мужу.
— Смеешься, да? — недоверчиво спросила я.
— Какие шутки? — улыбнулся он. — Ты бы видела себя. Я всерьез боялся за жизни далеких эльфов.
Я фыркнула, а потом не выдержала и рассмеялась. Он тоже.
Той ночью мы так и не заснули. Уже под утро Нэймар признался, что не шутил.
— Твой дар пробуждается. Тебе необходим учитель, — сказал муж. — Если найдем наставника, то тебе нужно будет остаться в Мунире. Дар — это очень важно, нельзя пускать все на самотек.
Вот глупый, неужели думал, я не извлеку урок из истории Баркема?
— Милый, мы либо будем учиться вместе, либо будем учиться сами, — наставительным тоном заявила я. — Я с тобой по своей воле не расстанусь и на день.