Нелюдь

Это вообще было его первой более или менее связной мыслью за последние минуты. Он взглянул на часы, чтобы удостовериться, сколько же времени он пробыл в беспамятстве от потрясения.

Боже мой, подумал он тут же. Всего десять минут. Десять минут назад он входил вот в эту железную дверь и еще ничего не знал о том, что его ждет. И не только о бандитах. Он ничего не знал о Хельге, в какое холодное чудовище она превратится через несколько секунд.

Это было всего десять минут назад… Эти десять минут вместили в себя так много, что Феликс не мог сразу даже восстановить ход событий. Была белая залитая мертвенным светом операционная морга.

Был ставший вдруг неузнаваемым голос Хельги. И она сама — уже не возлюбленная, не ласковая несчастная женщина-красавица, не бывшая однокурсница… Нет, было чудовище, злобный монстр, который не знает ни жалости, ни сострадания, а только способен, издеваясь, смотреть на жертву своим выпуклым ледяным глазом…

Потом была мгновенная схватка. Ворвался Скелет, стал кричать и стрелять. Это было уже, когда один из бандитов подошел к Феликсу поближе и он успел проститься с жизнью.

Потом Геннадий Андреевич — вот уж поистине неожиданное явление…

— Куда поедем? — спросил Геннадий, поворачивая голову к Скелету.

«Прямо как шофер такси», — хотел пошутить в ответ сыщик, но не нашел в себе сил улыбаться.

— Скорее куда-нибудь, — ответил он. — Сначала надо уехать отсюда. А потом мы решим.

— Хорошо, — ответил Геннадий, трогаясь с места. — Пусть милиция разбирается тут с трупами, мы свое дело сделали.

Машина помчалась по пустынной улице.

— Сверните куда-нибудь, — посоветовал Скелет. — Мы можем встретить милицию, и они запомнят наш номер… Или еще что.

— Не думаю, что запомнят, — сказал Геннадий, но все же свернул в переулок и, не разбирая дороги и не сбавляя скорость, понесся вперед.

Освещение тут было слабое, редкие фонари еле горели.

— Сейчас будет Нева, — сказал Геннадий, вглядываясь вперед.

— Я думаю, теперь самое время притормозить и поговорить по душам, — произнес Скелет.

Они говорили только друг с другом — Геннадий Андреевич и сыщик. Феликс находился в прострации и молчал. Он сказал только несколько слов и снова замолчал. Видно было, что он не может пережить то, что с ним случилось.

Санитар же и Хельга молчали вовсе. Они тоже еще не вполне поняли, что произошло.

Да и что они могли сказать этим двум разъяренным мужчинам?

Геннадий остановил машину на углу проулка, там, где он выходил на пустынную набережную Невы.

Небо было темным, по нему медленно, гонимые ветром с Балтики, плыли еще более темные кучевые облака. Звезд не было видно, как и Луны, однако темнота не была кромешной.

В Питере вообще практически не бывает непроглядной темноты летом. Это не юг, где, как пишут поэты — бархатные ночи. Здесь все равно в любую ночную темноту что-то видно.

Набережная была пустая, по ней не ехали машины и не ходили люди. Это была окраина города. В десять часов вечера в центре полно народу, там настоящее столпотворение, а на рабочих питерских окраинах царит запустение.

Несколько плохо одетых парней прошли по осыпавшемуся тротуару мимо остановившейся машины, громко и пьяно споря о преимуществах корейских кассетников перед отечественными… Они не обратили никакого внимания на стоящую у тротуара машину с людьми.

Проехало такси — медленно, старательно объезжая выбоины на проезжей части. Теперь таксисты выкупают свои машины и должны платить за них свои деньги. За машины и за ремонт. Так что больше они не гоняют по разбитым улицам, как сумасшедшие. Они теперь стали такие аккуратные, медлительные, прямо как европейцы. Кто бы мог подумать, что деньги могут сделать с казалось бы неисправимыми людьми?

Геннадий выключил фары и свет в салоне, чтобы машина вовсе не привлекала ничьего внимания.

— Куда мы поедем? — спросил он у Скелета.

— Я сначала хотел бы объяснить вам, — сказал Скелет спокойно, не отвечая прямо на вопрос.

— Что объяснить? — не понял Геннадий.

— Объяснить, что происходит, — произнес Скелет. — Я хочу вас познакомить с вашими новыми знакомыми. Вот этот, — он указал на санитара. — Вот этот — санитар в морге. Он отвечал, судя по всему, за организационную сторону вопроса. Кстати, как тебя зовут, падаль?

— Вася, — ответил санитар нехотя.

— Ну вот, эту падаль зовут Вася, — прокомментировал Скелет. — Это его мать так назвала — Василием. Дала ему красивое русское имя.

— Не трогай мою мать, — вдруг внятно произнес санитар и бешено посмотрел мутным глазом на Скелета. Это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как все это началось.

— Да? — удивился Скелет. — Не трогать твою мать, падаль? Ты гордый, да? У тебя есть чувство собственного достоинства, да?

— Да, — выдавил из себя Василий.

— Да лучше бы твоя поганая мать сдохла, когда носила тебя в своем брюхе, — глядя санитару в глаза медленно сказал Скелет. — Лучше бы она никогда не рождалась на свет, эта твоя мать… Она тогда не родила бы тебя — подонка и выродка. Ясно тебе?

Голос Скелета был очень убедительным, и он выдавал все владевшие им чувства, так что санитар спорить не стал и замолчал.

— Кстати, — продолжил Скелет, вновь обращаясь к Геннадию Андреевичу. — Этот гнус еще убил сегодня своего непосредственного начальника, заведующего моргом. Я сам видел его труп…

— Это не я, — почему-то вдруг вновь вставил Василий.

Скелет хихикнул и ткнул его пистолетом в бок.

— Ты, гнус, — сказал он твердо. — Ты, не отказывайся… Да и что тебе теперь? Мы ведь не народный суд, чтобы с нами в игры играть.

— А почему вы думаете, что это она… Она ослепила Юлю? — вдруг спросил Геннадий Андреевич, показывая на молчавшую Хельгу.

— Я не думаю, — ответил Скелет. Он помолчал для эффектности и добавил: — Я совершенно уверен… Дело в том, что она — окулист. Это ее профессия. Она потому и решила прикончить Феликса, что узнала в вашей Юле свою жертву. Они же встретились вчера…

Скелет вкратце изложил то, что Феликс рассказал ему о встрече в филармонии и о том, что после этого он рассказал Хельге обо всем.

В этот момент Феликс вдруг подал голос. Он застонал болезненно и закрыл лицо руками. Дело в том, что он внезапно вспомнил, что знал о том, что Хельга в институте специализировалась по офтальмологии. Он просто забыл об этом, когда увидел ее. Это вертелось у него в голове, но вспомнил он только теперь, когда до этого докопался Скелет…

Ах, ели бы он вовремя вспомнил об этом! Но нет, судьбе было угодно, чтобы он, Феликс, спал с этой злодейкой, с той женщиной, которая сделала все это с Юлей, и ничего не подозревал. Словно память нарочно отшибло…