Нелюдь

— Я не знаю, почему ее отпустили, — повторил я. — В общем, я согласен с вами, что отпустить ее было нелогично. Все равно она уже была в их руках… Хотя, отпуская, они тоже ничем не рисковали. Юля все равно ничего не может рассказать о том, что случилось. Сказала, что ее куда-то везли. Но куда — не помнит. А уж потом, когда ее слепую выводили из дома и оставили на улице — она вообще ничего не понимала. Даже сразу не сообразила, что осталась без глаз.

Я замолчал, а Скелет погасил сигарету и задумался.

— Так, — сказал он. — И второй вопрос. Вы сказали, что предполагаете, будто глаза предназначались для отправки за границу. Вы уверены в этом? Уверены в том, что нет смысла искать врача здесь?

— Врача здесь ищет милиция, — ответил я. — Милиция как раз ищет врача-маньяка, который мог заказать человеческие глаза для экспериментов. Но я думаю, что это пустые хлопоты. В России нет соответствующей технологии и медицинского оборудования для подобных операций.

— Так уверены? — переспросил Скелет. — Потому что это очень важно — отсечь сразу те пути, по которым бессмысленно вести поиск. Вы меня понимаете?

Я понимал его. Но я был уверен в том, что след ведет именно за границу, где есть серьезные потребители этого страшного товара. Хотя, это еще с какой стороны посмотреть на такой товар. Для того, кому пересадят Юлины глаза, и он станет видеть, это будет самым счастливым днем его жизни… А про то, что эти глаза вырезали насильно у молодой красивой девушки, он и знать не будет. Просто тот богатый человек в итальянской клинике не задумается об этом. Может быть, он даже спросит врача после операции, откуда такие красивые глаза.

— Ах, синьор, — ответит блестящий европейский доктор. — На свете столько бедных людей. Вы же знаете, многие решаются продать часть своего тела ради денег.

И они оба вздохнут о несчастных бедняках, которые вынуждены зарабатывать на жизнь таким образом. И забудут об этой грустной теме, и только оба будут радоваться успешно проведенной операции.

Да и сам доктор в итальянской клинике скорее всего ничего не будет знать о происхождении прекрасных голубых глаз. Что я, не знаю своих коллег? Он просто доволен, что ему доставили отличный «материал», что он стоил недорого, что операция прошла хорошо…

Скорее всего, люди на чистеньком Западе для собственного спокойствия предпочитают думать, что глаза куплены где-нибудь в далекой слаборазвитой стране. Бедняки продали свои органы, получили за них деньги и все в порядке.

Что было бы, если бы я встал перед этим блестящим европейским доктором и сказал ему: «Дорогой коллега! Глаза, которые вы так мастерски пересадили своему пациенту, вырезаны у моей молодой невесты. Посмотрите на меня — я не бедняк из Индии и не бомж из Боливии. Я точно такой же как и вы — доктор и белый человек. И моя невеста — культурная девушка из хорошей семьи. Мы собирались пожениться и поехать в свадебное путешествие в Париж. Вы, наверное, тоже ездили в свадебное путешествие в Париж? Как бы вы отнеслись, если бы такое произошло с вами?»

Его бы, наверное, хватил инфаркт… Потому что он просвещенный и гуманный человек, и никому не желает зла. Он противник зла, решительный противник. Он предпочитает о нем ничего не знать.

— Уверен, что «товар» предназначен для заграницы, — сказал я Скелету.

— А почему именно глаза? — задал следующий свой вопрос Скелет. — Ведь, наверное, можно пересаживать и другие органы.

— Конечно, можно, — ответил я. — Просто глаза наиболее удобны при транспортировке. Они же маленькие, достаточно небольшого контейнера, который спокойно помещается в дамской сумочке, например.

— Но могут похищаться и другие органы? — настаивал Скелет. Я пожал плечами. Какое мне дело до этих других органов у других людей? Хватило мне и своей собственной проблемы…

— В каких условиях это нужно делать, доктор?

Я не понял Скелета и поднял на него взгляд. Он был сосредоточен и даже как бы задумчив.

— Что делать?

— Ну, это самое… Вырезать и все такое прочее, — пояснил он свою мысль. — Для этого ведь нужны специальные условия? Значит, все же следует поискать в больницах?

Я понял его. Скелет оказался парень не промах. Не зря мне его рекомендовали для сложного дела. Он смотрел прямо в корень проблемы. Говорят, он раньше работал в милиции. Зачем его оттуда отпустили?

— И ведь обыкновенный человек не может сам изъять глаза, — продолжал Скелет спокойно. — Я тут все обдумал и понял, что я бы, например, не смог это сделать… Не надо быть врачом, чтобы понять такое. Глаза же нужно не просто выцарапывать, а делать это осторожно, чтобы не повредить и чтобы они были пригодны потом для пересадки.

— Ну, тут вы правы, — ответил я. Мне была неприятна сама мысль, что без врача тут не обошлось, но приходилось смиряться с этим фактом. — Конечно, изъять глаза таким образом — это целая операция. Может быть, не слишком сложная, но все же сделать ее может только врач-окулист. Я бы не взялся за это. А вот провести такую операцию можно не обязательно в больнице. Вполне можно и в домашних условиях.

Как хотите, но мне было трудно представить себе своего коллегу-доктора, который оказался способен на такое. Всякие бывают врачи, и я сам далеко не идеал врача и не образец гуманизма и бескорыстия… Но все же. Знавал я недобросовестных докторов, всякое видел, но представить себе, что человек в белом халате ослепил за деньги мою Юлю…

Факты, тем не менее, были именно таковы, и с ними нельзя было не считаться. Это сделал врач — сомнений не было. Увидеть бы этого монстра.

— Значит, что мы имеем? — сказал Скелет все так же задумчиво и медленно. — Мы имеем бандитов, которые едут по улице и хватают девушку. Потом они привозят ее в некое место к некоему доктору-окулисту. Который делает ей укол и под наркозом вынимает ее глаза. А потом эти глаза едут в маленьком контейнере и солнечную Италию. Я все правильно изложил?

— Все правильно. Получается именно так, — кивнул я. — В квартире безопаснее, никто не увидит. А в больнице слишком много посторонних глаз. Медсестры, больные… Даже ночью. Так что, скорее всего, это частная квартира.

— А какие еще органы могут быть? — спросил Скелет. Он был сосредоточен, и я понял, что у него есть какая-то идея, которую он начал разрабатывать.

— Для медицины важны почти все органы, — ответил я. За последние несколько дней я беседовал с несколькими специалистами по этим проблемам и теперь стал знатоком вопросов транспланталогии.