Немцы в городе

Едва я принялся изучать ноги черноволосой девицы, та, словно почувствовав, обернулась и смерила меня неприветливым взглядом. То ли она была противницей того, чтобы молодые, похожие на голливудских актеров ребята рассматривали ее нижние конечности, то ли она услышала писк запрещающего мне проезд аппарата, поняла, что я еду бесплатно, и это вошло в противоречие с ее моральными установками. Бывает, что некоторых заплативших за билет душит зависть к более продвинутым, отрицающим надобность выкладывать деньги за пустяковые услуги. Правда, не исключался вариант, что ей не понравился мой прыщ, который я, как мог, замаскировал тональной пудрой.

Я тоже напустил на себя неприязненный вид и стал демонстративно смотреть в окно, но как только девица отвернулась, моментально вернулся к ее загорелым ногам. Они оказались не столь хороши, чтобы смотреть на них не отрываясь, но были достаточно привлекательными, чтобы посматривать на них время от времени, что я всю поездку и делал.

Про намерение вылезти на безопасной остановке я, конечно, забыл. Впрочем, и контролеров на трассе не оказалось, так что можно было выкинуть подобные пустяки из головы.

Выйдя на остановке «13 января», я спустился в подземный переход, прошел мимо парня с гитарой и пластиковым стаканчиком в ногах, поющего песню Цоя, через минуту выбрался на белый свет возле «Forum Cinemas» и сразу увидел топчущегося на углу Леху.

– Сейчас подвалит Саня и двинемся, – сообщил он, протягивая мне руку. – Как раз на последний утренний сеанс успеем, сэкономим по латику*. У тебя прыщ, кстати… Ты в курсе?

[Примечание: лат – денежная единица Латвии с 1922 по 1940 г. и с 1993 по 2014 г. Один лат состоит из ста сантимов. Один евро был равен примерно 70-ти сантимам по состоянию на 2014 год.]

– По латику… – пробурчал я. – На хрена вообще тратиться на какое-то чертово кино. На эти деньги можно было посидеть, попить пива.

– Да брось ты, – сказал Леха, – пиво в любой момент можно попить, а фильм новый, его даже в интернет еще не выложили. Пацаны говорили, оборжешься. Ага, вон, Сашка… Давай, двинули.

– Мишка, привет, – вдруг раздался голос с акцентом сзади, я обернулся и обнаружил пацана из своего района, задолжавшего мне червонец. – Тоже в кино?

– Типа того… – Я протянул ему руку.

– Я сейчас без бабок, отдам позже, – сказал он и покосился на Леху, кажется, соображая, здороваться с ним или нет.

– Раз двести уже это слышал, – буркнул я. Буркнул, впрочем, без раздражения, нейтрально. Пацан был нормальный и тоже не раз выручал меня деньгами.

– Зуб даю, – сказал он, – у тебя даже прыщ не успеет сойти, как верну…

– Что за хрен? – спросил Леха, когда он отошел, а я машинально поднес к носу палец и тут же отдернул его, боясь стереть пудру.

– Да… с района. Нормальный… Валдисом зовут.

– А-а-а… – сказал Леха.

Вскоре мы сидели в мягких креслах, потягивали баночное пиво и пялились на экран с каким-то маловразумительным фильмом, который в рекламе преподносился как новая голливудская суперкомедия, а на деле оказался обычной хренью, где какие-то остолопы гонялись за какими-то сокровищами, спрятанными другими остолопами. Впрочем, возможно, мне только казалось, что фильм из рук вон плохой, потому что в какой-то момент я почувствовал, что у меня начинает ныть затылок.

Через десяток минут Леха заметил, что я не смеюсь. Сам он, конечно, периодически натужно гоготал, отбивая инвестированные в американское киноискусство баблосы.

– Ты чего, – тихо спросил он, повернувшись ко мне. На экране была ночь, в зале воцарилась кромешная тьма, и лицо Лехи смутно белело в этой тьме, поблескивая жиром, я видел это боковым зрением.

– Чего «чего»?

– Чего такой кислый.

– Да башка что-то трещать начала.

– Фигня вопрос, – оптимистично заявил Леха. Он отвернулся от меня и повернулся к Сашке. Теперь, наверное, Сашка видел боковым зрением смутно белеющее пятно Лехиного лица. – Сань, дай Михе таблетку… – услышал я приглушенный голос Лехи и через секунду его лицевой жир блеснул опять в мою сторону. – Короче, тебе повезло. Саня перед сеансом как раз в аптеку забегал, бабке таблетки от ревматизма купить.

– Мне от ревматизма не надо, – торопливо предупредил я, услышав, как Сашка зашуршал фольгой упаковки. – Эй, слышите?

– Не ссы, – сказал Леха, – он и от головняка ей заодно купил… Вот, держи.

Он сунул мне таблетку, которую принял от Сашки, и я быстро забросил ее в рот. Затем не глядя принял у Лехи банку с пивом и его горечью погасил горечь в ротовой полости, возникшую от таблетки.

Краем глаза я засек, что Сашка с Лехой тоже приняли по таблетке.

– А вам-то на хрена, – сказал я. – Если у вас не болит.

– Чтоб и не заболело, – беззаботно пояснил Леха.

– Нормально? – перегнувшись через Леху, спросил Сашка.

– Да уж прям… – все так же не глядя в их сторону, буркнул я. – Пусть хоть пара минут пройдет, тогда посмотрим.

Ночь на экране закончилась, в зале стало светло, а меня вдруг как-то нехорошо повело, словно зал попал в зону невесомости. Я даже вцепился в подлокотники, чтобы случайно не вылететь из кресла в пространство, и опять уловил боковым зрением интерес ко мне неугомонного Лехи.

– У тебя что, судороги? – спросил он, но я его вопрос проигнорировал.

На экране космический корабль летел среди звезд, хотя мы вроде бы смотрели комедийный боевик, и, наверное, именно с этим красочным полетом и было связано мое неожиданное ощущение.

Через какое-то время все прошло. Кажется, мне помогли кресельные подлокотники – они были прохладными, и эта прохлада почему-то придала мне чувство уверенности, что все в этой жизни хорошо.

– Что за фильм мы смотрим? – поколебавшись, спросил я и Леха в очередной раз повернул ко мне блестящее лицо.

Он ничего не ответил, но я почувствовал исходящую от него подозрительность. Прошел десяток секунд, Леха продолжал меня разглядывать и мне это не очень-то понравилось.

– Чего пялишься, – сказал я. И вдруг понял, что вряд ли смогу повернуть к нему голову. Конечно, я и не хотел ее поворачивать, но не хотеть – это одно, а не иметь возможности это сделать – совсем другое. Мне показалось, что шею заклинило.

– Голова прошла? – спросил Леха.

Я промолчал.

На экране какой-то мужик в роскошно обставленной каюте звездолета уселся на диване перед телевизором и щелкнул пультом. Заиграла бравурная музыка и на огромной плазменной панели возникло черно-белое изображение немецкого орла со свастикой, сопровождаемое надписью «Die Deutsche Wochenschau». Закадровый голос перевел: «Немецкая кинохроника».