Немцы в городе

– Ну, пошли, что ли… – согласился неуверенно Леха и мы встали.

Сцена оказалась неожиданно большой, на ней уместились все добредшие до нее зрители, хотя, с другой стороны, зал на этом сеансе был на три четверти пустым.

Мы еще не дошли до сцены, а немцы уже развернулись там на полную катушку. За несколько минут они успели разделить все пространство на сектора, где-то просто нарисовав мелом линии на полу и проставив какие-то цифры, а некоторые участки отделили друг от друга веревками с белой материей, как если бы решили просушить простыни. Приглядевшись, я понял, что это и есть простыни, потому что на некоторых темнели фиолетовые печати с надписью «Luftwaffe Eigentum» и какими-то цифрами – наверное, номерами частей или соединений, или чего там у них еще. По центру стоял простой канцелярский стол, за которым восседал оберштурмбанфюрер Зигель. По бокам стояли автоматчики, а сзади, на экране, висел огромный портрет Гитлера. К столу тянулась очередь, в которую мы, поднявшись на сцену, и пристроились.

Я чувствовал, как часто и неровно продолжает взбрыкивать сердце и, судя по виду Сани и Лехи, с ними происходило то же. Мы молчали, присматриваясь и прислушиваясь к происходящему впереди, пытаясь уловить наиболее часто задаваемые вопросы, которые подкидывал немец, чтобы иметь возможность заранее продумать ответы.

– Обычная фигня, – прошептал вытянувший шею Леха, – где живешь, где работаешь, как относишься к большевикам…

– Ни хрена себе, обычная, – так же шепотом возразил Саня, но тут офицер вскинул голову и, глядя в нашу сторону, строго произнес:

– Beiseite sprechen!

– Что он сказал? – тихо спросил я и Леха так же тихо перевел:

– Отставить разговоры.

– А ты откуда знаешь? – спросил Саня, и Леха, пожав плечами, прошептал:

– Да я уже как-то начал понимать, вроде.

Очередь тем временем продвигалась быстро. Кого-то куда-то уводили, кого-то оставляли на сцене, а за некоторыми простынями развернулись какие-то действия, но что там конкретно происходило, я не мог понять, что меня жутко нервировало. Еще я заметил, что в очереди нет Валдиса и двух моих девиц, той, из универмага, и второй, из трамвая. Очевидно, их куда-то увели, а я даже не засек, в какой момент это произошло.

И еще. Очередь после короткого допроса у немца дробилась на несколько более мелких, тянувшихся к занавескам-простыням, откуда слышались стоны, вздохи и негромкие вскрики. Теперь, стоя почти возле самого стола Зигеля, я ясно слышал это, и у меня периодически пробегал по коже холодок, потому что было ясно, что в этих закутках производят пытки.

Внезапно Зигель бросил короткую команду и к стоящему перед его столом мужику бросились автоматчики.

– Нет! – истошно закричал примерно тридцатилетний бедолага в джинсах и зеленой бейсболке, в то время как немецкие солдаты профессионально, как наши менты, заламывали ему руки. – Я не укрывал красноармейцев, господин офицер! Я всего лишь сдал квартиру одному господину, который… – Мужика ударили под дых, он болезненно закашлялся, обмяк в удерживающих его руках, и был быстро утащен в дверь под экраном, которая сливалась с общим фоном стены и разглядеть каковую можно было, только зная о ее существовании. – Вас неправильно информировали! Я не винова-а-ат!

Дверь захлопнулась, крик затих, и не успел я промокнуть носовым платком взмокший лоб, как оберштурмбанфюрер буднично сказал по-русски:

– Следующий.

Леха и Саня толкнули меня вперед, и не успел я выругаться, как оказался на ярко освещенном пятачке перед столом господина Зигеля.

– Имя, фамилия.

Я назвался.

– Где работаешь?

– Студент, – коротко сказал я. И, посмотрев в лишенное выражения лицо оберштурмбанфюрера, торопливо добавил: – Точнее, осенью думаю поступать. Вот, зашел в кино для расширения кругозора. В общем, готовлюсь.

– Та-а-ак…

Зигель сделал какую-то пометку на листе бумаги и принялся разглядывать меня, задумчиво постукивая тупым концом карандаша по полированной поверхности стола. Я же, не решаясь смотреть в по-рыбьи бесстрастные глаза, опустил голову и уставился на кончик его начищенного до блеска сапога, который виднелся под столом.

– Большевик, комсомолец, сочувствующий?

– Что вы… н-никак нет, конечно… Как можно!

– Часто у тебя выскакивают такие прыщи?

Вопрос вверг меня в смятение.

– Я… дело в том, что… То есть, н-никак нет, герр офицер!

Некоторое время Зигель внимательно изучал мой прыщ, продолжая постукивать карандашом.

– Голова прошла? – вдруг спросил он и я так же вдруг обнаружил, что головная боль бесследно исчезла. Наверное, прошла от разыгравшихся нервов, потому что в такую силу и быстродействие продаваемых в наших аптеках таблеток верилось мало.

– Так точно, прошла, герр офицер.

– Хорошо, – после очередной многозначительной паузы наконец сказал немец и сделал еще какую-то пометку. – Ты должен доказать, что не имел дел с большевиками.

– Х-хорошо, господин… господин…

– Оберштурмбанфюрер, – подсказал немец.

– Хорошо, обешту… обершутбан… – Я окончательно запутался, поэтому просто вытянулся в струнку и четко сказал: – Яволь! Что я должен для этого сделать?

– Тебе все покажут, – сказал Зигель, делая знак подчиненным. Затем, потеряв ко мне интерес, уткнулся в свои бумаги, а ко мне подскочили два автоматчика.

– За мной! – коротко приказал один и направился на ту часть сцены, где были несколько отсеков, огороженных военными простынями, а второй пристроился сзади и подтолкнул меня в спину дулом пистолета-пулемета.

Через пару секунд мы оказались перед пыточными закутками, откуда доносились стоны, и между моих лопаток пробежала горячая струйка. Перед каждым из закутков стояли очереди из пяти – семи переминающихся человек, и я с удивлением заметил, что на их лицах нет ни малейших признаков страха. Наоборот, создавалось впечатление, что они охвачены нетерпением. Причем все были парнями или взрослыми мужчинами, женщин среди них не было.

– Сюда! – коротко сказал передний немец и, остановившись перед левым отсеком, не глядя поманил меня пальцем. Не глядя, потому что он жадно таращился на происходящее внутри, и, как с удивлением отметил я, кажется, изрядно при этом возбудился.

Чувствуя, как ослабли колени, я сделал несколько неровных шагов, заглянул за белую материю и остолбенел. За простынями стоял кожаный топчан, на котором приспустивший джинсы взлохмаченный мужик в красной майке вовсю драл какую-то телку. Та лежала с задранной юбкой, раскинув загорелые ноги, конфигурация которых почему-то показалась мне знакомой, и негромко постанывала. Я сделал еще один несмелый шажок, всмотрелся в ее лицо и узнал продавщицу из универмага, которая пару месяцев назад отвергла мои ухаживания. Только сейчас ее обычно строгая прическа была растрепана, а на искаженном от избытка эмоций лице поплыла косметика.

– Посмотрел?

– Ч-что вы сказа…

– Посмотрел? – не отрывая взгляда от девицы, сухо повторил немец. Он поправил штаны в районе паха, и, развернув меня за плечо, подтолкнул в другую сторону.

– Иди, смотри вторую.

Второй оказалась та самая, из трамвая, которая недавно не могла на меня смотреть иначе, как с презрительно поджатыми губами.

Я очнулся через десяток секунд и обнаружил, что у меня раскрыт рот и вовсю стоит член, упираясь в ткань джинсов, отчего возникло слегка болезненное ощущение. Повернув голову, я встретился взглядом с одним из немцев.