Немецкие шванки и народные книги XVI века
Шрифт:
Случилось так, что на ночь им обоим отвели одну комнатку, и бедный заприметил, куда богатый положил свой мешок и свои драгоценности, тихонько встал среди ночи, вытащил у богатого золотую цепочку, десять гульденов денег и дал стрекача, не успело рассвести. Утром его приятель проснулся, увидел, что братца след простыл, сразу заподозрил неладное, схватил свою мошну, глянул и недосчитался цепи и денег. Тогда он кинулся вдогонку за своим дружком, настиг его в Нюрнберге и велел схватить его.
Когда почтенный совет призвал заключенного к ответу, зачем тот украл цепь и деньги, обвиняемый ответил: «А он сам мне велел». Другой отрицал это, мол, нет, не велел, а обвиняемый настаивал на своем, мол, велел, да и только. Тогда господа советники потребовали от бедного обстоятельных показаний, как это его друг велел ему обокрасть себя. Бедный рассказал, что его товарищ учил его поступать, как поступает он сам, никого не жалеть, а брать все, что попадет под руку. Вот
15
О ландскнехте, который желал сказать своему капитану всего три слова
Бедный простодушный ландскнехт терпел превеликий голод; хоть в лагере было вдоволь провианта, у него не было денег, чтобы купить себе харчей. Вот и подвигла его нужда на то, чтобы попроситься к своему капитану — авось тот ему что-нибудь даст. А капитан созвал к себе в это время важных гостей, и денщики не впускали беднягу ландскнехта. А так как тот не отставал и умолял впустить его — он-де должен сказать капитану всего три слова, — то среди денщиков нашелся один проныра, которого подмывало узнать, чего же можно добиться тремя словами; вот он и доложил капитану подробно о назойливом просителе. Капитан и его гости, изрядно выпившие, сказали: «Пусть войдет! И если он скажет больше трех слов, мы велим заковать его в кандалы».
Когда солдат предстал перед капитаном, тот спросил его: «Чего ты желаешь добиться тремя словами?» Ландскнехт ответил: «Денег или отпуска». Тогда капитан рассмеялся вместе со своими гостями и выдал ему в награду жалованье за месяц вперед.
16
О портном, которому жена купила колобков вместо клубков
У старого скупого портного была молодая красивая жена, которой он никогда не покупал никаких лакомств. Однажды он дал ей денег и велел купить ему клубков, а была как раз Пасха, когда продаются отменные горячие яичные колобки. И когда ражая молодая бабенка проходила мимо добрых свежевыпеченных колобков и почуяла их аппетитный запах, на нее напала такая охота отведать их, что она не удержалась, купила на все деньги колобков и принесла их домой. Муж рассердился и сказал: «Я же велел тебе купить клубков». И крепко обругал ее. А добрая женщина сказала: «Ах, милый хозяин, не надо так браниться. „Клубки“ и „колобки“ — это же звучит почти одинаково. Вот я и ослышалась». Муж промолчал, не стал больше ерепениться и сам купил себе клубков.
Настала осень, мужу опять привалила работа, и он дал своей жене денег, чтобы та купила ему рюши. Жена пошла на базар, где продавались расхорошие груши, так что у ней не хватило сил пройти мимо, и она купила на все деньги груш. Когда она принесла их домой, муж опять вспылил и сказал: «Зачем ты принесла груши, когда я велел тебе купить рюши?» Женщина ответила: «Любезный хозяин, а мне послышалось „груши“. Муж подумал про себя: „Рюши-груши“, „груши-рюши“, как тут не ослышаться» — и опять угомонился.
Наконец, наступил День Святого Мартина, и портной послал свою жену купить платков. Женщина подумала: «Дважды ты обштопала своего мужа, а что двоится, то и троится» — и купила гуся. Когда она принесла гуся домой, муж удивился и сказал: «Жена, не велел ли я тебе купить платков?» На что жена ответила: «Опять-таки я ослышалась. Я думала, ты мне сказал купить полотков». [16] Муж рявкнул: «Нет, милая супружница, пора прочистить тебе уши, а то они у тебя с глушинкой». И он схватил хороший, тяжелый аршин и принялся бить свою жену по голове, приговаривая: «Клубки, колобки, рюши, груши, платки, полотки», и охаживал ее, пока она не закричала «караул» и не взмолилась: «Перестань, любезный муженек! Уши у меня прочистились, теперь уж я больше никогда не ослышусь». С тех пор она прилежно покупала все, что он приказывал, и никогда не путала названий.
16
Стр. 94. Полоток— половина копченой или соленой птицы; здесь — о гусиных полотках.
17
Как некто делил со своей женой горе и радость
Жил-был один портной, мужчина сварливый, и ему никак не могла угодить жена, несмотря на всю свою верность и благочестие; он все время ссорился с ней, бил и трепал ее. На это обратило внимание начальство, и на некоторое время посадили его в тюрьму. А когда решили, что он достаточно наказан, готов взяться за ум и раз навсегда помириться со своей женой, его выпустили, но заставили поклясться, он, мол, перестанет колотить свою жену, никогда больше не обидит ее и будет делить с ней радость и горе, как того требуют супружеские обеты. Портной
поклялся.Пожил он с ней честь честью до поры до времени, а потом опять взбеленился и накинулся на нее; бить ее он не смел и потому хотел схватить ее за волосы. Женщина, однако, была для него слишком проворна и увильнула; тогда он запустил в нее ножницами и погнался за ней по двору, бросая в нее все, что подвернется под руку. Он смеялся, когда попадал в нее, и клял ее, когда промахивался. Так продолжалось, пока соседи не прибежали к ней на помощь.
Портного опять востребовали к начальству и осведомились, не забыл ли он, что дал клятву. Портной ответил: «Любезные господа, я не нарушал клятвы, я же не бил ее, а, как вы изволили приказать, делил с ней горе и радость, вот что я делал». А господа спросили: «Как это могло быть? Она принесла на тебя предлинную жалобу». Портной молвил в ответ: «Я хотел только малость оттаскать ее за волосы, но она ускользнула; вот я и погнался за ней, кидая в нее поленьями и вообще чем ни попадя; я попадал в нее себе на радость, а ей на горе, и я промахивался себе на горе, ей на радость. Так я и делил с ней горе и радость, как вы изволили приказать». Встречаются иногда такие сумасброды, что им и за год ничего не втолкуешь. Господа внушили ему строго-настрого, дабы он отнюдь не бил своей жены, не делил с ней горя и радости подобным образом, а смотрел, чтобы от нее не поступало больше жалоб на него, иначе ему не отделаться шутками.
18
О бедном дворянине, взявшем деньги взаймы
Один бедный дворянин занял деньги у крестьянской общины и дал письменное обязательство, не прибегая под покров сословных вольностей, своевременно уплачивать лихву, а в противном случае он попадает под арест или подлежит тюремному заключению. Однако дворянин пропускал срок за сроком, оставался глух к требованиям крестьян, и те взяли его под арест. А ему было на это наплевать; пока длился арест, крестьянам пришлось еще оплачивать его содержание. Так что с него были взятки гладки; вот они и нагрянули в Ротвейль, чтобы схватить его и посадить в тюрьму, если он не расплатится немедленно. Взяли и направили к нему своего человека, чтобы тот разыскал его, где бы он ни находился, и потребовал бы с него денег или упрятал его за решетку.
Посланный разыскал дворянина в деревне, когда тот сидел у цирюльника, подстригавшего ему бороду; посланный набросился на него с превеликим шумом и спросил денег. А дворянин ответил: «Успокойся, я тебе заплачу». Посланный ответил: «Мне велено не отпускать вас, пока вы не расплатитесь». Дворянин спросил: «Можешь ты подождать, пока мне подстригут бороду?» Посланный ответил: «Ладно, подожду». Тогда дворянин сказал цирюльнику: «Не стриги больше», и цирюльник оставил ему полбороды. Тут посланный сказал: «Сударь, не изволите ли вы достричься?» А дворянин ответил: «Вот уж нет! Ты же согласился ждать, пока я остригусь; вот и жди сколько угодно; не беспокойся, я не остригусь, иначе мне придется платить». Крестьянин увидел, что его надули; бросился к старосте и хотел задержать дворянина, но цирюльник помог тому скрыться. Вот и ждет посланный, когда дворянин соблаговолит остричь себе бороду, а крестьянам нет от этого никакого проку. И поделом! Не подобает крестьянам ссужать деньгами дворян; напротив, дворяне должны давать крестьянам в долг.
19
О коробейнике, продававшем скорнякам собачьи глаза вместо кошачьих
Во времена, когда все миряне носили четки и высоко ценились камешки под названием «кошачьи глаза», шастали по стране коробейники и офени, домушничая (сиречь заглядывая из дома в дом, не удастся ли выудить деньжонок), а среди них отличался один смышленый малый (я хочу сказать, что он бывал и в Блудлинге, где среди коробейников бесстыдник не редкость), вот и направился он в Гарлем, что в Голландии. Подомушничал он по городу, но деньжонками не разжился и, проходя переулком мимо одного дома, вдруг услышал великий шум и ликованье. Он подумал: «Наведаюсь-ка я туда, авось и мне что-нибудь перепадет».
Он вошел и спросил услужающего, что за люди тут собрались. Тот ответил: «Здесь трактир, где имеют обыкновение собираться скорняки, и сегодня здесь весь цех, мужья с женами, два-три раза в год они здесь веселятся, так у них заведено». Услышав такое, офеня подумал, что здесь много не сорвешь, и был бы не прочь с достоинством смыться, только не знал как. Вот и решил он прикинуться скоморохом; кстати, он был искушен в пении, а до песен скорняки весьма охочи. Когда он спел им одну-другую песню, его усадили за стол — дескать, пируй вместе с нами. Дорвавшись до выпивки, он бы и от денег не отказался, остерегался только говорить о «кошачьих глазах», а то скорняки могут сгоряча спустить с лестницы, вот он и стал предлагать им «собачьи глаза», вытащил свой товар, показал хорошенькие четки и воскликнул: «Любезные господа, кто желает купить „собачьи глаза“?» Четки так приглянулись скорнякам, что он продал их немало, убрался с деньгами подобру-поздорову и благодарил Бога, что ушел небитый, а вдруг скорняков угораздило бы спросить, что такое «собачьи глаза».