Немецкие шванки и народные книги XVI века

Как Андолозий невзначай нагнулся, чтобы поднять свой берет, и нашел свою чудесную шляпу

Агриппина поступила как недужная, жаждущая исцеления, а то, что дал ей врачеватель, было половинкой яблока, изгонявшего рога. Когда она съела его и уснула, слабительное взыграло в ее теле и побудило ее опорожниться, а когда она возвратилась на свое ложе, врачеватель сказал: «Поглядим, не принесло ли снадобье облегчения». И ощупал меховые мешочки вверху. Тут рога на четверть исчезли. Но Агриппине они были столь ненавистны, что она не смела коснуться их. Однако, когда ей сказали, насколько они уменьшились, она дотронулась до них и тотчас убедилась, что рога стали тоньше и короче. Она весьма обрадовалась этому и просила доктора постараться и далее. Он сказал: «Сегодня ночью я приду опять и вновь принесу все, что требуется». Пошел в аптеку и опять просил наполнить половину яблока, придав ей иной вкус, и ночью его вновь провели к королеве. Он прикинулся, будто ему невдомек, где он находится, и сделал то же, что и ранее, натер ей рога и велел уменьшить мешочки, чтобы они плотно прилегали к рогам, и дал ей пилюлю. И когда она поспала и вновь опорожнилась, они осмотрели рога, те стали намного короче и наполовину исчезли. И если прежде она была рада, то теперь она обрадовалась еще более и просила доктора не отступаться и потрудиться в этом деле, ибо она сполна вознаградит его за его труды. Он сказал, что потрудится, не щадя своих сил, и на третью ночь сделал то же, что и в две предшествующие. И, сидя подле нее, размышлял он про себя: «Чем она может вознаградить меня? Возможно, она даст мне две или три тысячи крон, для любого доктора это была бы немалая награда, но все это не сравнить с тем, что она получила от меня. И прежде чем совершенно удалить рога, я побеседую с ней и объявлю ей свое решение. Быть может, она не пожелает исполнить его, полагая, что я так или иначе избавлю ее от рогов. Тогда я приготовлю ей пилюлю, от которой ее рога вновь обретут прежнюю длину. А затем поеду во Фландрию и извещу ее, что если она желает избавиться от рогов, пусть явится ко мне и привезет с собой то, что я потребую. Когда она проснется, я скажу: „Милостивая госпожа, как вы видите, ваши дела намного улучшились. Но теперь настал черед свершить наисложнейшее и искуснейшее — удалить рога из черепной коробки, тут употребляются особливо ценные и тонкие снадобья, стоящие к тому же немалых денег, и хотя это вас раздосадует, но я вынужден оставить дело так, как оно есть. Поскольку я — доктор врачевания, вы, быть может, мыслите расплатиться со мной небольшими деньгами. Мне хотелось бы знать это. Да будет вам известно, что я также доктор нигромантии, сиречь черной магии, я заклинал злого духа и просил дать мне совет, что потребовать от вас в награду. Он открыл мне, что у вас есть два сокровища — кошель и шляпа, одно из них мне и следует просить. Полагает он, вы отдадите мне шляпу и сверх того будете ежегодно платить столько, чтобы я мог жить подобно знатному господину“».

Он сидел и раздумывал о том, как ему поступить, меж тем вошла гофмейстерша со светильником и пожелала взглянуть, что делает королева. Но та еще спала. Доктор снял свой берет, он упал наземь, и когда он наклонился, чтобы поднять его, то увидал валявшуюся на полу под кроватью чудесную шляпу, которую никто не удостаивал внимания, ибо никто не ведал о ее чудесном свойстве. Королева также не знала, что возвратилась домой из лесу действием этой шляпы. Уж поверьте, знай она о могуществе шляпы, она подыскала бы ей иное место. Доктор послал гофмейстершу за склянкой, в которой было целительное снадобье. Покуда та ходила за склянкой, он быстро поднял шляпу, с величайшей поспешностью и радостью спрятал ее у себя под мантией и подумал: «Вернуть бы мне еще и кошель!»

Меж тем королева проснулась и уже привстала. Доктор стянул с ее рогов мешочки. Рога почти вовсе исчезли, чему королева донельзя обрадовалась. Гофмейстерша сказала: «Осталось потрудиться еще ночь. Тогда вы полностью излечитесь, и мы избавимся от безобразного доктора с ужасным носом, он один вселяет отвращение ко всем мужчинам». Доктор, замысливший сказать Агриппине, что он доктор дважды, [123] оставил свой умысел, так как шляпа была у него, и сказал: «Милостивейшая госпожа, вы превосходно видите, насколько улучшились ваши дела. Теперь черед за наитруднейшим — предстоит удалить рога из черепа. Тут не обойтись без тончайших снадобий, и если они не сыщутся здесь, я либо должен ехать за ними сам, либо послать другого доктора, который поймет дело, если я наставлю его. На это уйдет немало денег. Мне бы хотелось знать, что вы соблаговолите дать мне в награду, когда совершенно избавитесь от рогов и голова ваша станет такой же гладкой, как и прежде». Королева сказала: «Я нахожу, что вы многоопытны и искусны в своем ремесле. Прошу вас, помогите мне и не скупитесь на деньги». Доктор ответил: «Вы велите мне не скупиться, но я вынужден скупиться, ибо у меня их нет».

123

Стр. 399. Доктор дважды— то есть доктор медицины и доктор нигромантии. В эту эпоху двойное и даже тройное докторское звание было распространенным явлением.

Как Андолозий похитил королеву Агриппину вместе с кошельком в другой раз

Агриппина была скупа, хотя владела кошельком, истощить который не было возможности. В раздумье она склонилась над ларцом, стоящим подле её ложа, где хранились любимейшие ее сокровища, а меж ними и прикрепленный к добротному поясу кошель. Она опоясалась им и подошла к столу, стоявшему возле красивого окна, и начала отсчитывать деньги. И когда насчитала она крон триста, доктор пошарил у себя под мантией, будто нащупывая кошель, чтобы переложить туда деньги, и сделал вид, будто берет деньги, выхватил свою шляпу, сбросил берет, надел шляпу, и схватил королеву, и пожелал очутиться в диком, дремучем лесу, где не было бы людей. И как он того пожелал, так оно тотчас действием шляпы и случилось.

Когда Агриппину похитили, старая гофмейстерша бросилась к ее матери, королеве, и поведала ей о том, что Агриппина вновь похищена, а также о том, что случилось у нее с рогами и с доктором и как она сообща с доктором унеслась прочь.

Королеву, ее мать, это повергло в ужас, но она подумала, как скоро дочь вернулась в прошлый раз, так, должно быть, произойдет и на сей раз. К тому же она взяла с собой кошель, у нее вдоволь денег, она может многим хорошо заплатить, чтобы ей помогли возвратиться домой. Но когда они прождали день и ночь и Агриппина не возвратилась, то королева, будучи матерью, всей душой обеспокоилась, что лишится своей красивой дочери, и с удрученным сердцем пошла к своему господину, королю, и поведала обо всем, что с ней приключилось и как доктор и врачеватель ее похитил. Король сказал: «О, это мудрый доктор, он способен на большее, нежели прочие доктора. Это не кто иной, как Андолозий, которого вы столь коварно обманули. Я полагаю, тот, кто наделил его таким сокровищем, наделил его также и мудростью, чтобы он мог вернуть себе кошель, если лишится его. Судьбе угодно, чтобы кошель принадлежал ему, и никому более. Если бы судьбе было угодно, подобным кошельком владел бы я или кто другой. В Англии много мужей, но лишь один из них король, это я, так суждено мне Богом и судьбой. И так же предначертано Андолозию одному владеть кошельком. Лишь бы к нам возвратилась наша дочь!»

Королева сказала: «Милостивый государь, будьте столь милосердны и разошлите указ, не сможет ли кто разведать, где она находится, дабы не постигли ее бедность и нищета». Король ответил: «Я не разошлю такого указа, мы навлечем на себя позор тем, что плохо заботились о ней».

Когда же Андолозий очутился наедине с Агриппиной в дикой и пустынной чаще, где людей не было и в помине, он грубо скинул с себя наземь докторскую мантию, сорвал с лица огромный и безобразный нос и в ярости шагнул навстречу прекрасной Агриппине. Она тотчас уразумела, что пред нею Андолозий, и ужаснулась всем сердцем так, что не могла сказать ни слова, ибо он закатил глаза на лоб и скрипел зубами, решившись немедля ее убить. Он схватил нож и срезал пояс с ее тела. Ему так не терпелось, что он сорвал кошель с пояса и дерзко зашвырнул пояс далеко в сторону, распахнул свою куртку и прикрепил кошель на то место, где всегда его носил. Несчастная Агриппина, сидевшая там, все это видела, и от страха и ужаса, в кои она была повергнута, ее прекрасное тело содрогалось, подобно осиновой листве под налетевшим ветром.

Андолозий, обуреваемый страшным гневом, заговорил и сказал: «О лживая и коварная баба, отныне ты в моих руках, сейчас я отплачу тебе такой же верностью, какую ты выказала мне, украв счастливый кошель и укрепив вместо него дрянной. На, полюбуйся, он вновь обрел свое прежнее место. Теперь зови на помощь и совет свою мать и старую гофмейстершу и вели подать тебе добрый напиток, которым ты опоила меня. И если даже оба чудовища окажутся рядом с тобой, все их искусство не поможет им вновь выманить у меня кошель. О Агриппина, как ты могла затаить в сердце столь ужасное коварство, тогда как я был столь верен тебе. Я отдал в твою власть сердце, душу, тело и добро. Я постоянно сражался, скакал и бился во всяческих рыцарских состязаниях в твою честь. Как ты могла низвергнуть в горькую нищету столь доблестного рыцаря и не испытать ко мне ни капли милосердия? А король и королева дурачили меня и разыгрывали надо мною карнавальные шутки, это еще живо в моей памяти, ибо через зло, учиненное мне тобой, я впал в отчаяние и повесился бы, кабы Мария, матерь Божья, в своем милосердии не пришла мне на помощь в том злом искушении. Я с верностью буду служить ей до самой кончины. И уступи я искушению, ты послужила бы причиной того, что я лишился и души, и тела, и чести, и достоинства, и имущества. [124] И хотя чудесный кошель был в твоей власти и тебе было доподлинно известно, что я остался ни с чем, распустил всех своих слуг и в одиночку ускакал прочь, ты даже не соизволила послать мне денег на пропитание, дабы я несколько пристойнее возвратился домой, к друзьям. Суди сама: не справедливо ли отплатить тебе таким же милосердием, какое ты выказала мне?»

124

Стр. 402. …и души, и тела, и чести, и достоинства, и имущества. — Самоубийство считается христианской религией одним из смертных грехов.

Агриппина, объятая всяческими страхами, не ведала, что ей ответить, она вперила свой взгляд в небо и с сердцем, исполненным ужасом, повела свою речь и сказала: «О добродетельный и праведный рыцарь Андолозий, я сознаюсь, что учинила вам великое тяжкое бесчестье, но прошу вас, примите в рассуждение слабость, неразумие и легкомыслие, от природы более свойственные женщинам, и молодым и старым, нежели мужскому роду, и не обращайте эти вещи мне во зло, и утихомирьте ваш гнев против меня, несчастной девицы. Отплатите добром за зло, как всецело и подобает праведному и благородному рыцарю!» Он ответил ей и сказал: «Лишения, страдания и позор, выпавшие мне от вас, еще столь удручают мое сердце, что я не могу отпустить вас безнаказанно».

Она заговорила и сказала: «О Андолозий, хорошенько поразмыслите, какую хулу возведут на вас, если вы, пребывая в лесу наедине с несчастной дамой, расправитесь с ней, как с пленницей. Воистину, если пойдет о вас такая слава, это покроет позором вашу рыцарскую честь». Андолозий ответил: «Так и быть, я не поддамся гневу и клянусь тебе рыцарской верностью, что не надругаюсь ни над твоей честью, ни над телом. Но у тебя еще осталась моя отметина, в память обо мне ты будешь носить ее до гробовой доски». Агриппина испытывала столь великий страх и опасения за свою жизнь, что совершенно забыла о рогах, еще торчавших у нее на голове. Но когда Андолозий поручился за ее жизнь и честь, она тем быстрее пришла в себя, заговорила и сказала: «О, если бы Богу было угодно, чтобы я избавилась от рогов и очутилась во дворце отца!» Когда Андолозий услыхал, что она начала высказывать желания, он тотчас подскочил и схватил шляпу, лежащую неподалеку от нее. Если бы Агриппина надела шляпу, она бы вновь очутилась дома. Он взял шляпу и крепко привязал ее к своему поясу. При этом Агриппина поняла, что шляпа дорога ему превыше меры и что благодаря этой шляпе она была дважды похищена. Она разозлилась про себя и подумала: «Оба сокровища были в твоей власти, и ты не смогла их сберечь». Но не посмела показать Андолозию свой гнев, заговорила и смиренно просила его избавить ее от рогов и вновь доставить домой, к отцу. Он сказал: «Дело сделано, носить тебе рога до конца твоих дней. Но я охотно доставлю тебя так близко к отцовскому дворцу, что ты сможешь его увидеть, однако я туда более не пойду!» Она просила его в другой раз и в третий. Но все было тщетно.

Как Андолозий отдал молодую королеву в женский монастырь в Ибернии, препоручив ее аббатисе оного

Когда Агриппина увидала и постигла, что ни одна просьба более не поможет, она сказала: «Если я обречена носить рога и быть столь безобразной, я не желаю возвращаться в Англию и не хочу, чтобы меня видели люди, которые меня знают, ни отец, ни мать, ни кто-либо другой. Отвези меня в чужие земли, где меня никто не узнает». Андолозий спросил: «Где тебе будет лучше, чем у отца и матери, короля и королевы?» Но она не пожелала этого и сказала: «Отдай меня в монастырь, чтобы я могла затвориться от мира сего». Он спросил: «Воистину ли ты желаешь этого и серьезны ли твои намерения?» Она ответила: «Да».

Тут он собрался и доставил ее в Ибернию, на самый край земли, что неподалеку от чистилища святого Патриция. Там в поле, вдали от людей, возвышался большой и красивый женский монастырь, в который никого, кроме знатных дам, не принимали. Там он оставил ее сидящей в одиночестве в поле, пошел в монастырь, к аббатисе, и сказал ей, что привез с собой благочестивую и знатную девицу, красивую и здоровую, лишь на голове у нее произросло нечто, чего она стыдится, и поэтому не желает оставаться с друзьями, а жаждет уединиться в таком месте, где ее никто не знает. «И если вы примете эту девицу, я заплачу за ее содержание втрое больше». Аббатиса ответила: «Желающая поступить в монастырь должна внести двести крон, ибо я для каждой из них держу служанку и предоставляю им все, чего они ни пожелают. И раз вы желаете уплатить за нее втрое больше, то ведите ее сюда». Андолозий пошел и привел Агриппину к аббатисе. Она встретила Агриппину, и та приветствовала ее весьма учтивым и изящным поклоном, и аббатиса тотчас увидела, что девица знатного рода, она приглянулась ей также своей наружностью, аббатиса пожалела, что прелестная девица носит на голове проклятые рога, и спросила: «Агриппина, желаешь ли ты, чтобы этот монастырь стал твоей обителью?» Та с великим смирением ответила: «Да, милостивая госпожа аббатиса». Она сказала: «Тогда ты должна повиноваться мне, ходить к мессам и во всякое время в хор и обучиться тому, чего не умеешь. Наш орден не слишком строг: кто желает перейти в иной монастырь либо взять супруга, может это сделать. Но деньги, которые даются за вступление, сколько ни уплачено, никому не возвращаются назад». Агриппина ответила: «Милостивая госпожа, какими бы ни были обычаи, а также давнее происхождение вашего почтенного монастыре, я не буду ни нарушать, ни изменять их».