Немецкие шванки и народные книги XVI века
Шрифт:
Спешившись с коня, мельник увидел студента и спросил, что ему здесь нужно. Тот с готовностью отвечал, что он-де бедный студент, он просился у мельничихи переночевать, но напоролся на отказ и поэтому решил лечь поближе к дому под навес, чтобы не замерзнуть до смерти. Мельнику стало жаль юношу, он пригласил его к себе в дом, усадил за стол и принялся с ним бражничать. Выпили они уже порядочно, когда речь в застольной беседе зашла об искусстве и мельник спросил у студента, чему тот учится и понимает ли что-нибудь в искусстве черной магии. «Да, — ответил студент, — маг я и есть, я долго этому обучался и кое-чему научился. Вот, например, если вам угодно, я могу с помощью моих чар добыть для нас доброго вина и хорошей пищи». Мельник потребовал немедленно совершить обещанное и велел не откладывать это ни на мгновенье. А студент, хорошенько запомнивший, что куда в доме припрятано, написал мелом на столешнице магические знаки и после этого приказал служанке: «Ступай, стряпуха, туда-то и туда-то! Там найдешь рыбу, жаркое, дичь и доброе вино — и все тащи сюда. Мы будем пировать!» И мельничиха и служанка конечно же сообразили, что студент просто подслушал их разговор, но не посмели сказать «нет» и раскрыть его хитрость из страха, что он в свою очередь разоблачит перед хозяином дома их собственный обман. Пришлось им принести все, что было велено принести. Мельник пришел в чрезвычайное изумление, поскольку, как ему показалось, получил полное подтверждение магического искусства студента, и даже не решился поначалу подобных даров отведать. И лишь когда студент призвал его быть посмелее да и сам попробовал и вина и закусок, мельник приступил к пиру и выпил столько вина, что сам черт стал ему не страшен. И он попросил у студента,
4
Возчик с доброй девкой падают с телеги в одной бочке
Собрался как-то возчик, живший в Ульме, в вюртембергский край за вином. А по дороге повстречалась ему одна добрая женщина, или же, скажем, девка, и попросила его пустить ее на телегу и подвезти, а уж она его за это известным образом отблагодарит. Добрый возчик, которому катать девок за подобную плату было куда милее, чем порядочных людей за порядочные деньги, охотно согласился на такую сделку и усадил ее на телегу. И уж не знаю, долго ли ему пришлось ее упрашивать да уламывать, или же она особенно не ломалась, во всяком случае, уговорил он ее заняться тем, чем ему хотелось. Но не нашли они для такого занятия более подходящего места, чем стоявшая на телеге пустая бочка. Туда они вдвоем и шмыгнули. И начал возчик шутить с девкою, да начал шутить так грубо, что бочка свалилась с телеги и встала посреди дороги на попа, да притом вверх дном, так что парочка, наоборот, застряла в ней вниз головой, и было им оттуда без посторонней помощи никак не выбраться. А лошади с телегой поехали дальше, и не было им до хозяина ни малейшего дела. Но вот появился на дороге прохожий и заметил стоящую вверх дном бочку. Он подошел к ней, чтобы посмотреть, что это за диковина и почему она загораживает проезд. И, подойдя, нашел парочку в вышеуказанном беспомощном положении и подсобил обоим выбраться из бочки наружу. И возчик сразу же помчался догонять своих лошадей, а потом он продолжил свое путешествие. А куда направилась добрая девка, сие мне неизвестно. Но не попадись им прохожий, кто знает, каково бы им в бочке было. Поэтому поберегитесь забираться в пустые бочки!
5
Монастырский привратник обижает пришедшую за подаянием женщину в дупле сухого дерева
Расскажу еще одну, почти такую же, как вышеизложенная, историю, или быль, чтобы никто не проявлял пагубной беспечности и не водил девок в тенечек на час или на денечек.
В одном монастыре был некогда привратник, или сторож, облеченный полномочиями раздавать бедным людям милостыню, как это принято во многих монастырях и замках и поныне, — а должности такие достаются, как правило, столь же грешным людям, как мы, — и поэтому они поддаются искушению так унизить и обобрать просящего подаяния несчастного человека, что страх берет каждого, кто увидит такую обитель, не говоря уж о тех, кто вынужден просить там бога ради. Насколько угодны подобные, а верней сказать, неподобные подаяния Господу, предоставляю я судить тем, кто истинно милосерден, ибо мне не след рассуждать об этом и тем паче спорить, да это и не входит в мои намерения, ибо и без того слишком хорошо всем известно.
Однажды в толпе просящих милостыню объявилась молодая, красивая, статная женщина, которая сразу же — и очень — понравилась привратнику. И тут же задумал он от нее кое-чего добиться и велел ей обождать, пока разойдутся остальные, у него-де есть к ней отдельный разговор. Красавице не пришло в голову, что намерения монастырского сторожа могут оказаться настолько непотребными, и она терпеливо дождалась окончания раздачи. После чего состоялась у них беседа с глазу на глаз, и наговорил он ей вещей столь обольстительных и заманчивых, и наобещал того более, что решила она уступить его недвусмысленному настоянию. Но привратнику было некуда повести ее от стороннего глаза, не ведал он поблизости ни одного укромного местечка.
А неподалеку было сухое дерево, и в нем дупло, и никто туда никогда не ходил, и решил он повести подругу туда, и привел, и велел забраться в дупло, и следом забрался сам. И уж не знаю, что он там ей говорил да что обещал или что за милостыню ей подал, — но сделал он это так бесцеремонно, что крона сухого дерева заходила ходуном — и отломилась ветка, и упала в дупло, и пристукнула их таким образом, что пришлось бы им друг на дружке и помереть, если бы не приспела ничья помощь. Оказавшись вдвоем с женщиной в столь беспомощном положении, привратник начал кричать караул что есть мочи. Люди из монастыря прибежали на крик к сухому дереву и стали дивиться, что за призрак в нем завелся и что это он так вопит. Они раздвинули ветки, заглянули в дупло и увидели монастырского привратника верхом на женщине. Об этом они конечно же донесли настоятелю монастыря. Настоятель посадил привратника на несколько дней в темную, на хлеб и воду, а потом прогнал на все четыре стороны. И это было совершенно справедливо.
6
Про женщину, которая, поперхнувшись, должна была лечь с попом
Сельский священник повадился захаживать в дом к одному прихожанину. И вовсе не ради того, чтобы петь с его детками «Отче наш». Ему приглянулась хозяйская жена. И однажды, будучи точно уверен в том, что хозяина нету дома, пришел он к ней, а она как раз ела какую-то похлебку. Священник и говорит ей: «Смотри только не поперхнись да не пролей ни капли! А ежели прольешь или расплещешь, придется тебе со мною немедленно лечь». Женщина, услыхав такое, сразу же поперхнулась и расплескала всю ложку на стол, чтобы священник смог привести свою угрозу в исполнение. А тут уж и он сообразил, что она не против, взял ее под руку да повел на лежанку, благо и лежанка стояла прямо здесь же. Что он с нею там, на лежанке, делал и вытворял, я не знаю, потому что при этом не присутствовал, — а присутствовал при этом малыш, хозяйский сын, который сидел за столом, ел похлебку и слышал все, что говорили друг другу священник и его мать, и видел все диковинные дела, которым они предавались на лежанке, но был он так мал и несмышлен, что не понимал, чем они занимаются, а только приговаривал и уговаривал сам себя есть осторожней, да не поперхнуться, да не разбрызгать ни капли, не то и ему придется ложиться со священником. А тут, откуда ни возьмись, подоспел и мужик, хозяин дома. Правда, жена заметила его еще издалека и успела спрятать священника в печи. А сама села за стол и принялась, как ни в чем не бывало, есть похлебку. Муж вернулся голодный, тоже сразу же сел к столу и начал торопливо и жадно есть. Малолетнему сыну стало страшно за отца, и он сказал: «Милый батюшка, смотри не поперхнись да не пролей ни капли, не то придется тебе лечь со священником. Матушка вот пролила — и пришлось ей с ним лечь». Услыхав такое, мужик спросил, а где священник. И сын ответил: прячется в печи. А мать, хорошо знавшая, с каким олухом царя небесного состоит в законном браке, тут же встряла: «Только, милый муженек, не сделай ему ничего дурного! Потому что священник — это человек Божий. И не смей пачкать руки его священной кровью. К тому же если ты
его убьешь, то и тебя самого казнят — а по нраву ли тебе такое? Но если ты все-таки не хочешь оставить причиненное тебе зло неотмщенным, то вот что я тебе присоветую: проучи-ка ты этого попа как следует! Отними-ка у него шапчонку и пусть он убирается отсюда ко всем чертям с непокрытой головой! Ах, как все начнут над ним смеяться, когда ему придется убраться отсюда с непокрытой головой!» Дураку мужу подобный совет пришелся по сердцу: он подошел к печи и велел священнику вылезать. Священник, услышавший и уразумевший все, что говорилось перед тем, бесстрашно вылез наружу. Мужик сорвал с него шапчонку да и говорит: «А теперь проваливай отсюда, сударик! Да запомни, что так будет со всяким из вашей породы, коли он позарится на жену ближнего!» И священник с непокрытой головой поспешил к дверям. А когда он очутился на пороге, жена сказала мужу: «Тут я еще одну пакость для него придумала. Брось-ка ты шапчонку ему вслед, чтобы люди это увидели, тогда они станут смеяться над ним еще пуще». Болвану и это понравилось, бросил он священнику шапчонку и почувствовал себя полностью удовлетворенным. И решил, что ущерб ему возмещен, и не пенял своей благоверной, независимо от того, поперхнулась она или нет, расплескала свою похлебку или же не расплескала.7
Писарь уговаривает добрую девицу забраться с ним вместе в пустую бочку, девица же оказывается юношей и, получив заранее уговоренную мзду, убегает от него и пропивает деньги со своими приятелями и собутыльниками
В Эльзасе, в городке Обер-Беркгейм, проживал некогда писарь, имя которого здесь лучше не упоминать, а человека веселей и забавней, чем он, я, признаться, в жизни своей не видывал. И хотя был он уже в весьма почтенном возрасте, проделки его и рассказы об этих проделках заставили бы расхохотаться каждого. Потому что за словом он в карман не лез, и дело у него спорилось, и все у него в руках горело. И вот однажды, хлебнув хорошего вина, сел он, по своему обыкновению, на лавку у собственных ворот, чтобы подышать свежим воздухом. И тут предстал перед ним один молодой проказник, решивший подшутить над канцеляристом, повадки и вкусы которого были ему хорошо известны, и вырядившийся с этой целью в женское платье. Дело происходило довольно поздним вечером, а старый блудодей был уже изрядно пьян, и конечно же он решил, что перед ним особа женского пола. И, недолго думая, окликнул эту особу да пригласил сесть с собой на лавку. И с места в галоп пустился с нею в беседу о таких вещах, при одном упоминании которых щеки порядочных девиц, да и дам тоже, наливаются краской. А юноша как раз на такие мысли его и наводил. Поэтому он изъявил полное и немедленное согласие на все, что предложил ему старый греховодник, и парочка направилась к большой пустой бочке, лежавшей посредине улицы. Но прежде, чем залезть туда, молодой шалун спросил: «А что вы мне, господин писарь, за это дадите?» — «Хрен тебя подери, — отвечал ему развратник, — взгляни-ка сюда!» И с этими словами вытащил из кармана талер и протянул его юноше. Взяв талер, юноша сказал писарю: «Ладно, полезайте в бочку первым, а я — следом за вами». Старик, предвкушая удовольствие, с готовностью полез в бочку. А мошенник дождался, пока канцелярист оказался в бочке, и пошел прочь, к приятелям и собутыльникам, и они в ту ночь прогуляли и пропили талер, а старый нечестивец терпеливо дожидался подружку, сидя в бочке. Наконец он сообразил, что девка его обманула, смывшись вместе с деньгами, вылез из бочки и пошел домой.
Об этом писаре много еще чего можно понаписать да нарассказать. Да ведь и мошенников вокруг немало, и каждый норовит отплатить тебе за все добро злом. Да уж, видно, такова жизнь, ведь чужим умом умен не будешь, а знать бы, где упадешь, так и соломки подстелить можно. Увы, увы, увы…
8
Добрый молодец и добрая девица перед церковным судом
Перед церковным, или же священным, судом предстал юноша, обвиняемый одною доброю девицей в том, что он лишил ее чести. Однако же он всячески отпирался. И тут девица воскликнула: «А помнишь, как ты сказал: „Дело начато, бочка почата!“» Все сразу же расхохотались, и господа судьи присудили девице за потерянную честь изрядное возмещение.
9
Добрая девица жалуется на доброго молодца королеве
Некая невинная девица, [29]или же девственница (что-то больно много их в последнее время развелось), обратилась к королеве с жалобой на молодого человека, лишившего ее, по ее словам, девственности, или же невинности, притом — против ее воли. Юноша отрицал вторую половину обвинения и уверял, что девица сама хотела того, что произошло, ничуть не меньше, чем он. Королева же, для которой истина и справедливость были дороже всего на свете, велела принести меч, вынула его из ножен и вручила девице. А сама взяла ножны и велела истице вложить в них меч. Но дело оказалось отнюдь не таким простым, потому что королева водила ножнами из стороны в сторону, и девице никак не удавалось попасть в них мечом. Отчаявшись, она сказала: «Ваше величество, мне его не засунуть». — «Вот именно, — отвечала королева, — и действуй ты точно так же, повстречавшись с этим добрым юношей, ему тоже было бы не засунуть, и невинность твоя осталась бы нетронута. Поэтому ступай прочь, дочь моя! Он ни в чем перед тобой не виновен».
Если бы подобная справедливость соблюдалась повсеместно, девицы остереглись бы по первому зову ложиться под каждого. Поскольку же этого, увы, не происходит, они ловят на свою удочку добропорядочных парней, уверяют, что те сами во всем виноваты, и склоняют их к законному браку. А уж что за образцовые супружества таким способом возникают, в том мы убеждаемся ежедневно. Поберегитесь этого, добрые люди, поберегитесь!
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ СБОРНИКА «КАТЦИПОРИ» [30],
содержащего новые байки, диковинные сказки, неслыханные побасенки и убийственные остроты, изрядно годные на закуску всем добрым бражникам
<МИХАЭЛЬ ЛИНДЕНЕР>
1558
1
Хитроумный ответ писаря приходскому священнику
Жил-был в Баварии один писарь, человек весьма набожный, а во всем, что касается мирских дел, — добропорядочный и честный. Вот только к еженедельной мессе он не ходил, появляясь в церкви лишь по десяти главным праздникам, как-то: Пасха, Троица, Рождество и т. д. А ежели на улице стояла плохая погода, он оставался дома и в эти дни и ничего не опускал в кружку для пожертвований. И это, понятно, было сильно не по душе приходскому священнику. А вдобавок ко всему завел писарь моду, уже в самой церкви, пока священник обходил паству и обрызгивал ее святой водой и все стояли обнажив голову и кланяясь ему, — так вот именно в эти мгновенья завел писарь моду нахлобучивать шапку еще плотнее. Священник и дьякон никак не могли примириться с этим, они говорили, что он подает дурной пример пастве и вводит ее во искушение. А писарь отвечал им на это так: «Мне, господин священник, запомнилась ваша проповедь, в которой вы поведали мне, что святая вода штука настолько чудотворная, что даже те капли, которые вы роняете над могилами, проникают в глубь земли на девять футов, проходят сквозь крышку гроба и падают на мертвые тела. И вы сослались при этом на папу Каликста. [31]Вот это-то мне и хочется проверить и доказать, по каковой причине я и не снимаю шапку в церкви, потому что если ваш рассказ правда, то вода и сквозь шапку мне на чело пробьется, раз уж она такая всепроникающая. Однако же этого еще ни разу не произошло, и думаю я поэтому, что правды в ваших словах немного». Священник пригрозил писарю, что он пожалуется на него церковному суду и тот объявит его вероотступником. Писарь попросил какое-то время на размышление. Да только в тот же вечер священник опять напился и расшумелся. Писарь скрутил священника и бросил его в погреб, а затем спросил, сердится ли тот на него по-прежнему да не отказался ли от намерения примерно его наказать. Священник же, умоляя освободить его из заточения и никому не рассказывать о том, что произошло, тысячу раз поклялся ему именем Господа — хотя вполне хватило бы и сотни — не делать писарю ничего дурного. Так вот бывает: то из грязи во князи попадешь, а то и наоборот.