Немецкие шванки и народные книги XVI века
Шрифт:
Одному стряпчему, или же ходатаю — да такому, что он выигрывал все дела, за которые брался, и умел посрамить каждого, кто не принимал его сторону или тем паче поддерживал противоположную, — случилось, уж я не знаю как, раскаяться в том, что ведет он столь скверную жизнь. Он отправился в монастырь и принял монашество. Аббат был новоиспеченному брату крайне рад, потому что обитель увязла в нескольких неотложных и непростых тяжбах, — и, едва приняв его в орден, предложил адвокату заняться решением спорных вопросов. Но стряпчий, в мирской своей карьере победоносный, в делах церковных начал терпеть одно поражение за другим. Поэтому настоятель призвал его к себе с такой суровостью, как будто монах был уличен в малом прилежании или вовсе в непотребстве, и пригрозил прогнать его из монастыря. Адвокат же оправдался так: «Я стараюсь изо всех сил, но у меня ничего не выходит; вот если бы я начал лгать, как доводилось мне прежде, тогда бы я выиграл все ваши дела».
Где правда в пленницах у лжи,
Там слова правды не скажи!
Где хитрость и обман в цене,
Там правда вечно в стороне!
Где правит толстая
Там правде жалкая цена.
Где ложь над правдой верх берет,
Несправедливость там цветет.
А если лжешь без угрызений,
То ты в судейском деле гений.
10
Про настоятеля собора в Магдебурге
Эту историю я собственными ушами слышал от моего покойного родителя. Когда богатому настоятелю собора в Магдебурге пришла пора отправляться к праотцам, собрались у его смертного ложа все, кто в силах был ходить, а кто не в силах — тех принесли на руках. Несчастный дурачок, а может, и шут, обитавший в доме у священника, увидев такие хлопоты, воскликнул: «Да раз так, то и мне кое-что причитается, я ведь служил моему господину дольше, чем кто бы то ни было другой». И с этими словами достал он из-под лавки пару стоптанных домашних туфель и пошел прочь. А у дверей добавил: «Это моя законная доля, а ежели я кого этим нагрел, так это его печаль, а вовсе не моя».
Вот человек в предсмертной муке,
А кто-то потирает руки.
В наследство всякий взять готов
Хоть пару старых башмаков.
Врагов уж лучше одарить,
Чем денег у друзей просить.
11
Про то, как владелец помог сжечь свой фургон
Нескольких горожан поставили сторожить хлебные амбары в Касселе. А так как дело было холодной ночью, они развели большой костер и натаскали в него дров откуда смогли. В полночь один из них шутливо обратился к товарищам: «Костер скоро погаснет, а до утра еще далеко. Но случилось мне заприметить тут неподалеку один фургон, его бы нам на всю ночь хватило. Да вот беда: деревяшки спалишь, а обода и прочие железяки девать некуда. Нельзя же, чтобы они зазря пропадали!» А владелец как раз этого фургона, не подозревая, понятно, что речь зашла именно о его имуществе, подхватил уже всерьез: «Да дело же проще некуда! Давайте этот фургон сюда! А железяки я себе возьму. Да выставлю вам зато в придачу два ведра пива (что стоит примерно талер), ежели вы откажетесь от своей законной доли. Так что давайте-ка его живо сюда». Прикатили они фургон, разрубили и принялись кидать доску за доской в огонь, а когда уже разгорелось хорошее пламя, владелец фургона, смеясь от всей души, заявил: «Не позавидуешь хозяину этого фургона, когда он завтра утром возьмется искать его и не сможет найти. И поделом ему — надо было свое добро получше сторожить. Такое случается только с раззявами». А как раз об эту пору ободы и прочие железяки уже были сложены в кучу, и сторожа потребовали у того, кто таким добром не побрезговал, выдать им всем деньги хотя бы на одно ведро пива — и немедля. С утра же он, подхватив свое приобретение, собрался восвояси. И вдруг обнаружил пропажу фургона. Слишком поздно сообразил он, как ловко обвели его вокруг пальца, и понял, что, роя яму другому, угодил в нее сам. Поэтому, когда сторожа потребовали у него денег на второе ведро пива, он принялся бранить их на чем свет стоит и угрожать донести властям о злой проделке, чтобы им самим пришлось платить ему за фургон. Но это было бы для него больно жирно: он ведь и так, сжегши собственный фургон, погрелся по дешевке, да еще и повеселился от души. Поэтому и насмешки толстокожих грубиянов сторожей показались ему чересчур тонкими.
Кто, видя, как приносят вред,
Считает: пострадал сосед,
Ему ж достанется барыш, —
Того иным не удивишь,
Как самого его надув,
Раздев при этом и разув.
12
Про то, как житель Касселя поймал зайца
В окрестностях города Касселя простым смертным было под страхом серьезного наказания запрещено ловить зайцев, и поэтому длинноухие животные чувствовали себя в саду и в огороде как у себя дома и истребляли чудовищные количества капусты. Много лет назад, рассказывают, прогуливался один достопочтенный горожанин, живший возле Нойштадтских ворот, по собственному огороду и, увидев одного такого удачливого разбойника, не удержался и запустил в него камнем. Бросок выдался меткий, заяц свалился замертво. Горожанин поднял его, спрятал под плащом и направился в Кассель, рассуждая при этом следующим образом: «Вот и мне пришел черед полакомиться жарким. Но было бы нечестно предаваться столь сладостному занятию в одиночку, следует поделиться с родственниками и свойственниками». Вскоре, однако же, он сообразил, что жаркого из зайца получится совсем немного и придется ему, чтобы не осрамиться перед гостями, присовокупить к угощению мясные и рыбные блюда, а также выставить каждому из приглашенных по меньшей мере бутылку вина. Но расходы на дополнительное угощение, как бы велики они ни были, — это еще далеко не самое страшное: молва об умерщвлении зайца наверняка достигла бы слуха властей (а какая молва не достигает их слуха?) — и пришлось бы ему, бедняге, выплачивать весьма значительную пеню. Додумавшись до этого, поднялся горожанин на мост через Фульду и обратился к очнувшемуся уже зайцу со следующими словами: «Как прикинешь, какие расходы и прочие неприятности ты мне сулишь, так и решишь, что лучше бы ты мне вовсе не попадался. Пошел ты к черту!» И швырнул его в Фульду, позволив тем самым спастись.
Мысль о расходах и расплате
Приходит
к нам обычно кстати.13
Про то, как однажды удачно пошутили
Один человек был весьма искушен в арифметике и, чрезвычайно гордясь этим, постоянно приставал к остальным со всевозможными задачками. Наконец он нарвался на хорошо подготовленного противника, и тот сказал ему так: «Вы мне задали немало сложных задач. Позвольте же и мне, в свой черед, задать вам одну — и очень простую. Но как, интересно, вы ее решите?» И вслед за тем привел условия своей задачи: «Вы пригнали пять ослов в конюшню, рассчитанную на шесть животных. Как сделать так, чтобы ни одно стойло не пустовало?» И когда арифметик после долгих раздумий так и не смог найти никакого ответа, шутник пояснил: «Все так просто. В пять стойл вы ставите ослов — вот вам уже пять, а в шестое становитесь сами. Вот и выходит шесть ослов в шести стойлах».
Насмешник, будешь в свой черед
И ты мишенью для острот.
14
Про то, как ткачи ехали из Франкфурта
По два раза в год ткачи и прочие жители Касселя ездят во Франкфурт на ярмарку. И вот однажды напились они там хорошенько, поехали восвояси да и завернули ненароком в деревеньку по названию Эрлебах. А там попалась им на глаза одна девочка. Увидев незнакомых людей, она испугалась и плача побежала домой. А один из ткачей решил еще припугнуть ее, погнался за нею следом и заорал: «Сейчас я тебя съем!» А у дома гуляла еще одна девочка с малюткой сестренкой на руках. И она тоже перепугалась и сказала: «Оставь мою подружку в покое. Вот у меня на руках крикунья, да к тому же вся мокрая, ее и ешь». Можно ли было подшутить над незадачливым шутником удачней?
Когда ты попусту грозишься,
Ужель отпора не боишься?
15
Про то, как человек попросил помочь отнести его жену на кладбище
В Мурау, в верхней Штейермарке, у одного человека умерла жена. Он отправился к соседу и попросил его: «Любезный мой сосед и добрый друг! Господь Бог призвал к себе мою жену, а мне надлежит похоронить ее по христианскому обычаю. Поэтому я попрошу вас доставить мне такое удовольствие и помочь отнести ее на кладбище. А я в свой черед, разумеется, не откажу в подобной услуге и вам». Эти слова услышала жена того, к кому обратились с такой просьбой, и она тут же встряла в беседу, сказав: «Он-то вам поможет, но не вздумайте оказывать подобную услугу и ему, ведь для начала мне придется помереть».
Худого в мыслях не имея,
Ты скажешь глупость тем вернее.
16
Про то, как мельник превратился в пекаря
В дверь к пекарю постучался нищий, бывший когда-то мельником, и попросил подаяния Христа ради, а также из-за былого родства их ремесел. Пекарь спросил, о каком таком ремесле он говорит. Нищий ответил, что был некогда мельником. Пекарь спросил далее, много ли мужиков мололо свой хлеб на мельнице у его незваного гостя. «Семеро», — ответил несчастный мельник. «Что я слышу! — воскликнул пекарь. — Их было целых семеро, а тебе приходится просить подаяния? Да ты просто позоришь всю братию мельников, позоришь свое ремесло! Я ведь тоже когда-то был мельником, и мужиков ко мне на мельницу наезжало не семь, а целых сорок и даже сверх того, но, поверь, я бы скорей пустил их всех по миру, чем довел бы самого себя до нищенства! Так бы и тебе поступить — тогда бы ты нынче не ходил с протянутой рукой!» А сколько всего, друг мой читатель, у этого мельника, то бишь пекаря, было учеников — если уж не признанных докторов в деле обирания ближнего, то хотя бы бакалавров? А?
Тот, кто вводить других в расходы
Умел еще в младые годы,
Грехом не почитает грех
И чтит единственно успех,
Всегда грабастая у всех.
17
Про то, как двое воров попали в каталажку
На ярмарке в одном городе поймали молодого оборванца на мелкой краже — и поймали с поличным, как раз когда он стянул уже несколько ножей, вилок и всякой всячины и намеревался к тому же срезать у купца кошелек. Поймали — и посадили в каталажку. Белый свет стал ему не мил, принялся он плакать, и стонать, и биться в судорогах. И не переставал при этом дивиться на своего сокамерника — такого же вора, как он, но пребывавшего в добром здравии и отменном расположении духа. И вот спросил бодрый вор у унылого: «В чем это ты так провинился, что никак успокоиться не можешь? Эдак, пожалуй, тебе отсюда живым не выйти». А унылый ответил: «Все, что мне, несчастному, удалось стащить, стоит не больше девяти, а то и вовсе восьми гульденов, а предстоит мне за это умереть, и, считаю, совершенно зазря. А ты, слыхал я, спер больше сотни талеров — как же не страшишься ты неминуемой смерти, почему веселишься?» — «Потому и веселюсь, — ответил крупный вор мелкому, — да и тебе лучше было бы последовать моему примеру. Я спер больше сотни талеров, а ровно половину отдал здешнему старосте. Он уж позаботится, чтобы меня освободили».
Суд над воришкой будет скор.
На волю выйдет крупный вор.
Однако все же на волю выйдет не каждый, потому не стоит воровским ремеслом пробавляться.
18
Про то, кто такие архиразбойники
Одну за другой мы поведали вам несколько историй про воров и душегубов, но, наряду с оными, есть на земле и племя разбойников, Господу Богу нашему наименее угодное и наиболее отвратительное — и промолчать о таковом было бы крайне несообразно нашему замыслу.