Немецкие шванки и народные книги XVI века

Некоторое время назад проживал в Пикардии, в одном хорошо известном городе, чрезвычайно богатый купец, ведший торговлю по всей Франции, в том числе, разумеется, и в Париже. И вот однажды, собираясь, по купеческому обыкновению своему, в дальнюю дорогу, обратился он к своей юной красотке жене с тщательными наставлениями о том, как ей надлежит в его отсутствие управляться с делами, а главное, как себя вести. Прежде всего заповедал он ей избегать шумного общества и не пускаться ни с кем ни в какие пересуды, чтобы в свою очередь не стать предметом таковых, как это зачастую бывает с молодыми особами. Одним словом, велел ей не бесчестить доброго имени. И был у него сынок лет четырех, но куда бойчей и шустрей, чем прочие мальчики в таком возрасте. Отец любил сына и сейчас, перед отъездом, оставшись с ним наедине и взяв малыша на руки, с нежностью произнес: «Ну, сыночек, а что привезти тебе из Парижа?» — «Ах, папочка, да уж привези непременно что-нибудь получше!» — «Так и сделаю, — пообещал купец, — но и ты, милый, сделай то, что я тебе велю. Пока меня не будет, смотри хорошенько по сторонам да запоминай, кто к твоей матери ходит и о чем они разговаривают. А когда я вернусь, ты мне все это потихоньку доложишь, а матери мы и говорить-то ничего об этом не будем». После чего простился с молодой женой, как это принято промежду супругами, и поехал своей дорогой. А женушка, оставшись одна, тут же послала за попиком, давним своим любовником, и принялся он ее, как умел, утешать, присутствием несмышленыша нисколько не тяготясь. Но неверная жена преотлично понимала, что муж оставил в доме доглядчика, и даже догадывалась, кого именно. Поэтому она сказала сыну следующее: «Знаешь, сыночек, когда папочка вернется и спросит у тебя, кто в его отсутствие спал в моей постели, ответь ему, пожалуйста, что никого там не было! Только Господь Бог и родной сыночек, а больше никого. Понял? И за это я подарю тебе кое-что хорошее да и кое-чего вкусненького добавлю. Ну а если не послушаешься, тогда я тебя как следует выпорю». И малыш пообещал ей поступить как велено.

Едва только купец, воротясь, переступил порог собственного дома, сын бросился к нему и, по ребячьему правилу, первым делом спросил, что ему привезли. «Да уж кое-что хорошее, — ответил отец. — Но скажи мне сначала, кто приходил к нам в дом, пока меня не было, и кто оставался спать с твоей мамочкой». — «Никто! — ответил мальчик. — Только Господь Бог и я!» Подобная весть привела купца в отменное расположение духа. Он обнял и от души приласкал молодую супругу, поскольку, как он решил, она придерживалась его наставлений строго и целомудренно.

Ну а что было дальше? Купец пригласил попика к себе домой на завтрак, привел его, усадил за стол и велел сыну поздороваться со священником за руку. Что тот и проделал, при этом ласково улыбаясь. «А знаешь ли ты, кто это? — спросил купец. — Ты знаешь этого господина?» — «А как же! — откликнулся сын. — Это же наш Господь Бог. Это он спал с мамочкой, пока ты был в отъезде!»

Неверная жена, понятно, сильно перепугалась, но решила не подавать виду, что поймана с поличным, и с притворным смехом воскликнула: «Ай, да не слушайте вы этого дурачка! Как-то ночью ему приснился наш священник в образе Господа Бога, и он тотчас же рассказал мне об этом. А сейчас увидел священника и решил, что это и есть Господь Бог». Такой ответ до некоторой степени утешил и успокоил купца, хотя досады и подозрений до конца не развеял.

Не делай никому дурного!

А сделал — никому ни слова!

Но даже если ты — молчок,

Тогда дитя и дурачок

Расскажут всем про твой грешок.

Народные немецкие книги

ФОРТУНАТ

Как юноша по имени Фортунат, родом из королевства Кипр, ^[44]впал в чужих краях в нищету и бедность и как повстречала опечаленного Фортуната в дремучем лесу Дева счастья и дала ему кошель, в котором никогда не переводились деньги, и с означенным кошельком пересек он вслед за тем многие земли и королевства и побывал даже у короля Солтана ^[45]в Алькеире, ^[46]тот пригласил его в гости и показал ему всю свою роскошь, драгоценности и сокровища, а под конец — старую вытертую шляпу, прозывавшуюся чудо-шляпой; ту шляпу Фортунат у него похитил, возвратился с ней домой, в землю Кипр, женился там и по своей кончине оставил двух сыновей, нареченных Ампедо и Андолозием, кои унаследовали от отца и кошель и шляпу; о том, что Фортунат, а впоследствии оба его упомянутых сына через те два чудесных сокровища испытали и познали, претерпев наслаждения и радость, нужду и печаль до самой их кончины; весьма увлекательно читается; а также о том, что всегда следует выбирать разум и мудрость, предпочитая их всем сокровищам на свете.

Земля, именуемая Кипром, есть остров и королевство, лежащее в море против восхода солнца. Земля эта изобильна, весела и благодатна, она родит всяческие изысканные фрукты, о чем хорошо знают все, кто совершил паломничество в святую землю Иерусалим, достиг королевства Кипр и побывал там. Есть на острове великолепный город, именующийся Фамагостой, ^[47]жил в нем почтенный горожанин старинного рода, родители оставили ему великое богатство и немалые поместья, но, владея большим богатством и состоянием, притом будучи юных лет и вдобавок беззаботного нрава, презрел он то, как его родители в свое время сберегали и умножали свое достояние. И помыслами своими он всецело устремился лишь к минутным почестям, увеселениям и плотским наслаждениям. Он вел роскошный образ жизни, сражался в состязаниях и турнирах, бывал при дворе короля и совершал прочие подобные дела, из-за чего лишился великого богатства, и друзья его явственно увидали, что тратит он более, нежели позволяют доходы, и задумали дать ему жену, не отвлечет ли она его от подобного, и изложили ему свой замысел. Юноше затея пришлась по душе, он обещал последовать их совету, и, когда он на то согласился, друзья его взялись подыскивать ему супругу.

В городе, прозывавшемся Никозией, столице Кипра, ^[48]где обыкновенно кипрские короли держали двор, жил некий почтенный горожанин. У него была красивая дочь по имени Грациана. Ее и обручили с юношей, не допытываясь о том, что он за человек, а положившись на славу, ходившую о его великом богатстве и состоянии. Девицу торжественно ввели к нему в дом и устроили там пышную свадьбу, как повсеместно вошло в обычай у людей богатых, каковые в таких случаях и выказывают свое богатство и роскошь и похваляются ими.

Когда же свадебные торжества завершились и все угомонились, означенный горожанин, прозывавшийся Теодором, взял девицу и зажил с ней в радости и добродетели. Его друзья и друзья его невесты были очень этим довольны, полагая, что свершили благое дело, с женской помощью обуздав Теодора, имевшего доселе столь распущенный нрав. Но им было невдомек, что изначально заложенное в природе человеческой не поддается изменению. А меж тем Грациана понесла сына. Не прошло и года со свадьбы, как она родила, что вновь обрадовало друзей с обеих сторон. Младенца окрестили и нарекли Фортунатом. Теодор, казалось, также испытывал от этого великое удовольствие. Однако он вновь взялся за старое, бился на турнирах и в поединках, обзавелся множеством слуг и превосходными жеребцами, ускакал ко двору короля, оставив жену и дитя, и не спрашивал, каково им приходится. Сегодня он продаст доходное поместье, завтра заложит недвижимость. Проделывал он это так часто и так долго, покуда не осталось у него более ничего, что можно было продать или заложить, и тут он впал в нищету, и понапрасну растратил свою молодость, и обеднял до того, что не мог более держать ни слугу, ни служанку, а его добродетельной жене Грациане пришлось самой варить и стирать, как простой служанке.

Как-то раз сели они за стол и собрались обедать, жить хотелось бы им лучше, чем жили они теперь. Сын сел супротив отца, и тот печально глянул на сына и тяжко вздохнул. Это не укрылось от юноши, которому было в ту пору лет восемнадцать, и умел он разве что начертать и прочесть свое имя. Но зато он был сведущ в соколиной охоте и вообще в звероловстве, за коими и проводил свой досуг. Заговорил он и сказал: «Любезный мой батюшка, что удручает тебя и вызывает твою печаль? Я вижу, когда ты смотришь на меня, твой взгляд омрачается. Прошу тебя, любезный батюшка, ответь, чем я разгневал тебя? Может, ты недоволен жизнью, которую я веду? Скажи мне, ибо я хочу во всем тебе повиноваться».

Отец заговорил и сказал: «О возлюбленный мой сын, в том, что меня удручает, нет твоей вины. Кого мне винить, если горести и нужда, которые я испытываю, моих собственных рук дело. Я попусту растратил все, что столь заботливо сберегли для меня родители. Мне по совести подобало и надлежало поступить так же, умножив наше прежнее достояние и возвысив наш род, но, к несчастью, я этого не сделал. И когда я вспоминаю о великих почестях и богатстве, окружавших меня, и, глядя на тебя, понимаю, что не в силах помочь тебе ни словом, ни делом, это так тяжко печалит и удручает меня, что я ни днем, ни ночью не нахожу себе покоя. Другая причина в том, что меня отвергли все те, с которыми я по своей слабости делился богатством и для которых я теперь „нежеланный гость“». Так с печалью в сердце сетовал он на свою нужду.

Как Фортунат вопреки воле отца и матери покинул с графом Фландрским землю Кипр

Сын, удрученный бедами отца, заговорил и сказал так: «Любезный отец, оставь свою печаль и не заботься обо мне более. Я молод, силен и крепок, я отправлюсь в чужие края и наймусь в услужение. На свете еще много счастья, я уповаю на Господа, что и мне перепадет его малая толика. Наш король — милостивый господин, пойди к нему на службу, он не оставит ни тебя, ни матушку до самой вашей кончины. И не стыдись этого, ибо тебя принуждает к тому бедность. А обо мне не тревожься, ты и матушка довольно сделали для меня. Я благодарен вам за то, что вы взрастили меня, и всю жизнь должен молиться за вас Богу».