Annotation

Мы попытались представить в этом номере ярких, своеобразных авторов - и писателей первой величины, и авторов менее значительных, которые рано ушли из жизни или по другим причинам написали мало,но оставили в литературе свой неповторимый след.

Немецкий экспрессионизм

Альфред Лихтенштейн

Альберт Эренштейн

Вальтер Райнер

Эльза Ласкер-Шюлер Будь мое сердце здоровым… Кинематографическое

Альфред Деблин

Немецкий экспрессионизм

Альфред Лихтенштейн, Альфред Деблин, Альберт Эренштейн

От составителя

Принято считать, что литературная ветвь экспрессионизма оформилась в Германии к 1911 году - когда было напечатано стихотворение Якоба ван Ходдиса "Weltende" ("Конец света"), воспринятое как манифест нового движения, и впервые был употреблен (сперва применительно к художникам-участникам выставки берлинского Сецессиона, открывшейся в апреле 1911 года, а чуть позже - и применительно к поэтам) сам термин "экспрессионизм". Говорят еще об "экспрессионистском десятилетии" (1911-1922). Так что можно считать, что этой публикацией мы празднуем столетие экспрессионизма - течения, в своем литературном аспекте очень плохо известного в современной России, хотя тогда, в 10-30-е годы, были и русские экспрессионисты (необязательно так называвшиеся: Михаил Кузмин, например, братски приветствовал немецких экспрессионистов от имени русских эмоционалистов) , и интерес к немецкоязычной экспрессионистской литературе,и первые попытки ее перевода. Как это все закончилось, видно на примере экспрессионистского романа Альфреда Деблина "Горы моря и гиганты", русский перевод которого был издан и бесследно исчез в 1937 году (неизвестно даже имя переводчика).

Экспрессионизм был одним из крупнейших сдвигов сразу во многих сферах культуры - изобразительном искусстве,литературе, архитектуре, музыке, кино. Проявившись наиболее полно в Германии и Австрии, это течение перекинулось потом и на другие страны Европы, Америку, Японию - отчасти благодаря конкретным людям, которым пришлось эмигрировать из Германии.

Если попытаться кратко выразить суть этого явления, я бы сказала, что художники-экспрессионисты последовательно воспринимали искусство как независимую реальность, способную влиять на жизнь или вступать с ней в равноправный диалог.

1. Якоб ван Ходдис (наст, имя Ханс Давидзон; 1887-1942) - поэт-экспрессионист, погиб в концентрационном лагере.

Русская художница Марианна Веревкина, чьи произведения украшают обложки этого номера, писала, например, в "Письмах к неизвестному": "Искусство - это интеллектуальная функция, здоровая, сильная и искренняя, только другая форма мыслительной деятельности. Оно не бред, а философия. «…» Художник должен обладать видением внутренним и не принимать во внимание логику видения физического, привычного. «…» Творчество уподобляет человека Богу". Неслучайно по этому от экспрессионизма берут начало абстракционистские направления в искусстве. Задача сотворения иной реальности требовала каких-то новых, неслыханных изобразительных средств, и эпоха расцвета экспрессионизма в самом деле была временем многочисленных и очень смелых экспериментов с формой. Экспрессионизм оказал огромное влияние на развитие мирового искусства. Его история вовсе не закончилась с концом "экспрессионистского десятилетия". Художники-экспрессионисты, которым выпала долгая жизнь, как правило, и дальше сохраняли, органично развивая и модифицируя, идеалы и интересы своей молодости, свои стилистические предпочтения. Это можно сказать о таких крупных немецких писателях, как Альфред Деблин, Готфрид Бенн, Ханс Хенни Янн. Серьезные писатели следующих поколений не могли обойти вниманием их творчество, учились у них. После Второй мировой войны экспрессионизм не умер, а просто оказался на обочине литературы более скептичного послевоенного поколения и массового литературного потока. Еще позже в моду вошло "скромное" искусство, творцы которого ни на что особо не претендуют, не пытаются переделать или осмыслить мир, а предлагают читателю "простые истории", более или менее увлекательные или забавные, либо интеллектуальные игры постмодернистского толка. По мнению современного немецкого прозаика Ханса Плешински, перелом в этом культурном процессе начался после спада волны студенческого движения 1968 года. Я бы хотела сослаться здесь на точку зрения, высказанную в одном из диалогов персонажей романа Плешински "Портрет Невидимого" (2004):

–  Твой дневник свидетельствует и о другом. Сегодня почти невозможно поверить, насколько важное, решающее значение для жизни имели когда-то…

–  В 1970 году!

–  …искусство, литература, философия.

–  Мы хотели найти для себя идейную опору. Конечно, мы и развлекались. Но даже вообразить не могли, что развлечения и

культура, слившись в понятии "развлекательная культура", станут губительной силой, втаптывающей человека в грязь.

Интересно, что в нынешней Германии традицию экспрессионизма продолжают именно те авторы, для которых одной из главных проблем является разрушающее воздействие "развлекательной культуры" на личность - Райнхард Ииргль, Уве Телькамп.

Люди, плохо знающие экспрессионизм, возможно, опасаются, что, открыв книгу автора-экспрессиониста, обнаружат в ней оторванный от жизни пафос, скуку, отсутствие юмора. Все это, конечно, встречается - у плохих экспрессионистов, как и у всех плохих художников. Мы попытались представить в этом номере ярких, своеобразных авторов - и писателей первой величины, и авторов менее значительных, которые рано ушли из жизни или по другим причинам написали мало,но оставили в литературе свой неповторимый след.

Я желаю удовольствия читателям этого номера и хочу поблагодарить всех переводчиков, с любовью отнесшихся к своей работе, и оказывавших им всяческую поддержку сотрудников Гете-института. А также с благодарностью вспомнить уже умершего немецкого литературоведа, профессора Марбургского университета Дитера Бэнша, в 90-е годы приложившего много сил для подготовки так и не опубликованной тогда в России антологии немецкого экспрессионизма,часть которой вошла в этот номер.

Татьяна Баскакова

Карл Шмидт-Ротлуф. Деревья зимой. 1905

Альфред Лихтенштейн

Кафе "Клецка"

Перевод Татьяны Баскаковой

I

ЛИЗХЕН Лизель приехала из провинции в этот город, чтобы стать актрисой. Дома все ей казалось мещанским, тесным, отупляющим. Мужчины там были глупыми. Небо, поцелуи, подружки, воскресные вечера- несносными. Больше всего ей нравилось плакать. Быть актрисой в ее представлении значило: быть умной, свободной, счастливой. А в чем это должно выражаться, она не знала. И не пыталась проверить, есть ли у нее талант.

Она восторгалась кузеном Готшалком, потому что он жил в этом городе и сочинял стихи. Однажды, когда кузен написал, что по горло сыт юридической наукой и отныне будет жить в соответствии со своими склонностями, как свободный литератор, она сообщила испуганным родителям, что от их полукрестьянской жизни ее тошнит; она, мол, станет актрисой - в подражание своему идеалу. Ее всячески пытались отговорить. Но ничего не вышло. Она настаивала все решительнее, пускала в ход угрозы. Родители, хоть и с неохотой, в конце концов уступили: съездили с ней в город, сняли ей комнатку в большом пансионе, записали ее в дешевую театральную школу. Попросили кузена Готшалка за ней присматривать.

Готшалк Занудов не забывал о кузине Лизхен. Он водил девушку в кабаре; читал ей стихи в своей богемной берлоге; приглашал и в литературное кафе "Клецка"; часами, рука об руку, гулял с ней по ночным улицам; тискал ее; целовал. Фройляйн Лизхен была приятно одурманена новыми впечатлениями; но вскоре стала замечать, что все-таки дома представляла себе многие вещи более привлекательными, чем они оказались на самом деле. Ее раздражало, что директор театральной школы, коллеги, литераторы из кафе "Клецка" - все мужчины, с которыми она часто встречалась, находили удовольствие в том, чтобы лапать ее, гладить ей руки, прижиматься коленями к ее коленкам, беспардонно ее разглядывать. Даже приставания Занудова ее тяготили.

Чтобы не обижать кузена и не казаться провинциалкой, она редко проявляла недовольство. Но однажды все же ударила его по лицу. Они сидели у него в комнате, он объяснял ей последние строчки своего стихотворения "Усталость". А именно:

Перед окном встал вечер, серый тать! Пожалуй, нам пора ложиться спать…

После чего сразу вознамерился расстегнуть ей блузку…

Занудова пощечина ошеломила. Он, чуть не плача, сказал Лизхен, что, как она наверно заметила, он ее любит. Больше того, он ей двоюродный брат. Она возразила: блузка-де здесь ни при чем. И, между прочим, он оторвал ей пуговицу… Он сказал, что такого больше не вынесет. Если девушка любит, она должна уступить. А теперь, мол, ему придется искать забвения у кокоток. Она не нашлась, что ответить. Он думал-стонал: "О, о…" Она печально сидела с ним рядом.