Немецкий Орден(Двенадцать глав из его истории)

Это, можно сказать, топос в миссии Средневековья: усердный гонитель превращается в ревнителя веры. У этой истории вполне может быть реальная основа, ибо Скуманд после своего крещения жил не в отдаленном, заселенном пруссами регионе, где почти или совсем не было священнослужителей, но вблизи немецких городов и деревень. Скуманд, как и многие его соплеменники, переселился, но оказался в лучших, чем они, условиях. 18 апреля 1285 года он, как известно из жалованной грамоты, получил свободное владение (см. с. 102–103) на обычных условиях, то есть с правом суда и несением воинской службы и с правом наследования (впоследствии это место получило название Гросс-Штенген), а до ближайшей приходской церкви не было и пяти километров. Орденский священник Конрад из Балги, который, согласно Петру из Дусбурга, находился у смертного одра Скуманда и передал его последние слова, был старым знакомым бывшего вождя язычников. Его имя стоит среди свидетелей той самой жалованной грамоты от 1285 года.

Спустя 76 лет, в 1361 году, потомок Скуманда Дитрих Скоманд (имя предка стало фамильным) получил от ордена в держание 50 гуф земли, на которых основал деревню Дитрихсдорф. В 1398 году его вдова Елизавета получила право патроната над приходской церковью этой деревни, то есть право избирать приходского священника и взимать часть церковных поборов. Все говорит о стремительном процессе ассимиляции; этот случай — лишь один из многих.

Впрочем, он хорошо документирован. Если бы не грамота 1361 года, то кто бы мог подумать, что деревня с немецким названием основана пруссом. А то, что предки патрона церкви этой деревни были не немецкими поселенцами, а враждебными ордену пруссами, известно из аутентичного источника. Во множестве других случаев источники молчат — естественно, особенно тогда, когда ассимиляция протекает не на столь высоком социальном уровне. Сколько крестьян было в деревне Дитрихсдорф, сколько их вело родословную от пруссов, — неизвестно.

Скуманд и его потомки смогли сохранить свой статус; они принадлежали к прусскому правящему слою и быстро заняли место среди зарождавшейся элиты орденской Пруссии, образовав слой Великих Свободных (см. с. 102), то есть будущего дворянства. Вместе с другими прусскими родами они осваивали эту землю, и, похоже, владычество ордена пошло им на пользу — судя по росту прусского населения (см. с. 92).

Впрочем, это голословное утверждение. В противном случае следовало бы добавить, что этот процесс предполагает насильственный конец истории пруссов как таковой. Иными словами: процессы ассимиляции в их совокупности привели к ликвидации целого народа. После Реформации и по окончании господства ордена в Пруссии ассимиляция сравнительно быстро закончилась. В XVI веке Катехизис был еще напечатан на прусском языке. В XVII веке язык вышел из употребления (сохранились лишь отдельные топонимы и имена собственные, а также отдельные слова в ныне вымирающем восточно-прусском языке), вместе с этим исчезла и память о самих пруссах и о том, что почти все жители этой земли ведут начало не только от немецких переселенцев, но и от пруссов.

Глава пятая Освоение Пруссии

Освоение Пруссии в период владычества Немецкого ордена, изменение былых связей среди местного населения и появление переселенцев — это составная часть немецкого движения на Восток в средние века. И поэтому для того, чтобы разобраться в вопросе освоения Пруссии в указанный период, следует учитывать его трактовки.

Мы обращаемся к теме, которая долгое время подавалась по- разному: для немцев это был героический эпос, для поляков — совсем наоборот. Ныне эти диссонансы уже в прошлом, во всяком случае, когда о движении на Восток говорится языком науки. Впрочем, если средневековому движению на Восток уже не даются диаметрально противоположные оценки (что зависит от того, на каком языке говорит тот или иной ученый), то это объясняется не столько событиями новейшей немецкой истории, то есть не тем, что немецкие авторы (по крайней мере их большинство) всецело утратили вкус к героическому эпосу, сколько тем, что за последние десятилетия были получены новые научные данные, а значит, достигнут научный прогресс.

Наши знания о движении на Восток по сравнению с первыми десятилетиями XX века стали иными в трех аспектах:

1. Гораздо яснее, чем в предшествующие десятилетия, мы понимаем ныне, что движение на Восток не было изолированным проникновением немцев в землю варваров, по природе своей не способных создать собственную культуру. Движение на Восток захватило не только немцев и их восточных соседей; это скорее часть широкого процесса экспансии, охватившего в XII–XIV веках почти все европейские страны. В это время, особенно в XII–XIII веках, в Европе произошли такие грандиозные перемены, что неспроста возникают сомнения, а возможно ли объединить предшествующие и последующие века общим понятием «Средневековье».

Радикальные преобразования, особенно произошедшие в XII–XIII веках, нагляднее всего проявляются в росте численности населения. В Германии, Скандинавии, Франции и на Британских островах на рубеже X–XI веков проживало 12 миллионов человек, около середины XIV века население составляло 35,5 миллиона, в середине XV века, после войн и потрясений, эпидемий и голодных лет XIV века, — 22,5 миллиона.

Быстрый рост населения сопровождался основательными преобразованиями населенных пунктов и экономики. До 1000 года население занималось исключительно сельским хозяйством. Неаграрных поселений немного, и они невелики. Их хозяйство настолько экстенсивно, приносит столь мизерную прибыль, что численность тех, кто не участвует в сельскохозяйственном производстве, весьма мала. Но в XII веке производительность труда быстро повышается. Растет не только число населенных пунктов и численность крестьян, но и появляется довольно много людей, которые могли позволить себе не заниматься сельским хозяйством, то есть возросло число ремесленников и мест их концентрации — городов.

Сельским хозяйством не занимались также клирики, монахи. Многие братья новых орденов, например цистерцианцы, сыгравшие важную роль в истории Восточной Германии, не прокормились бы, если бы не рост производительности сельскохозяйственного труда. То же можно сказать и о министериалах, новой социальной группе, из которой вышло немало братьев Немецкого ордена. Они не прожили бы без нового сельского хозяйства. А на появление этой социальной группы повлиял демографический рост, ибо до коренных перемен в период Высокого Средневековья, в условиях малой плотности населения, число военно-административных дел (попросту говоря) было невелико и не требовало множества министериалов. Итак, министериалы, как и Немецкий орден, — это дважды продукт перемен в эпоху Высокого Средневековья.

2. Такие изменения происходили во всех европейских странах, в том числе и в Восточной Европе. Поэтому целью движения на Восток было не только приобщение той или иной страны к более высокой, доныне неведомой ей цивилизации. Всеобщий процесс развития в период Высокого Средневековья протекал неравномерно. Некоторые регионы вступили на путь развития раньше: западные регионы опережали восточные, а восточные и южные — северные. Но все же нынешние представления существенно отличаются как от старых представлений о культуртрегерах [43] , так и о не имевших культуры славянах или народах Восточной Европы. То, что эти старые представления могут быть ошибочными, явствует из того, что области, бывшие объектами движения на Восток, не стали колониями наподобие колоний Нового времени, где новоселы и переселенцы не смешивались с коренным населением.

43

Культуртрегер (нем.) — носитель культуры.

Средневековое движение на Восток не было колонизацией в том смысле, какой вкладывался в это явление в Новое время, ибо в новых или преобразованных населенных пунктах Восточной Европы не только оседали переселенцы, но и жило коренное население. Например, когда основывались деревни на новом праве, то есть деревни с налоговыми и хозяйственными структурами, появившимися в Восточной Европе вместе с переселенцами, то это вовсе не означало, что все жители данной деревни были немцами. Так, в новых или преобразованных по западному образцу городах могли селиться и местные бюргеры, независимо от права, на котором были основаны эти города и которое в Восточной Европе получило название немецкого. К этому, в частности, добавились многочисленные случаи ассимиляции. Зачастую не только по прошествии времени, но и в период движения на Восток было неясно, кем является тот или иной человек, — немцем или поляком. В наше время подобные примеры можно найти среди тех, кто, живя в Верхней Силезии или Восточной Пруссии, размышлял, не покинуть ли ему родину и не переселиться ли в ФРГ. Для многих из них вопрос, кто они — поляки или немцы, столь же животрепещущ, как и для людей, населявших эти регионы столетия назад.

3. Долгое время картина движения на Восток основывалась на представлении, что в период Высокого Средневековья немецкий народ чрезвычайно разросся и многие тысячи людей отправились на поиски нового жизненного пространства, которого не хватало на родине. Народ без пространства — таково было представление о немцах в XIX веке, в период проведения империалистической внешней политики. Неудивительно, что в то время нечто подобное приписывалось и Высокому Средневековью; в этом усматривали причину движения на Восток или, как тогда говорили, восточной колонизации.

Но этого не могло быть уже потому, что движение на Восток и освоение прежде не заселенных районов на родине переселенцев проходило синхронно. Заселение горных районов почти совпало с движением на Восток. Вместе с городами в будущей Восточной Германии поднимались города на родине переселенцев. Новые города в Южной, Западной и Средней Германии свидетельствуют о притоке населения. Тот, кто в XIII веке искал жизненное пространство в Германии, находил его быстро: стоило только отыскать участок, требующий раскорчевки, или отправиться в ближайший город. До того и до другого было рукой подать. Чего не хватало, так это людей. Вот почему тот, кто основывал города или предлагал участки для раскорчевки, создавал благоприятные условия для новоселов. Но следует признать, что тот, кого устраивали такие условия не где-то на Востоке, а по соседству, не решался идти на Восток, а оседал неподалеку. Таких было большинство.