Немного безумия
Шрифт:
— Никто не хочет работать днями напролёт за символические деньги. — со знанием дела ответил врач и, перестав мешать кофе, подошёл к моему рабочему месту и скинул грязные сапоги. — Лучше открыть свою практику и помогать богачам, чем угождать бесполезным нищим.
— Это работает с любой профессией. — доктор чуть улыбнулся и затем отхлебнул немного кофе.
Пока врач оценивал его горьковато-сладкий привкус на языке, в комнате стало очень тихо, словно мы оказались на похоронах бесплатной врачебной практики в Ан-Роке. Но кофейное молчание продлилось не долго:
— У меня есть ещё десять минут
— Личные дела всех, кто сейчас находится в психбольнице. — доктор подавился чудо-напитком. Я не на шутку испугался, что он помрёт и мне придётся искать документы самому. — Вы понимаете, что просите? — спросил врач, как только откашлялся. — Это конфиденциальные документы, их не так-то просто взять. Наши больницы хоть и имеют общую документацию, мягко говоря, не дружат и предпочитают не совать в нос в чужой огород.
— Поэтому мне и нужен доктор, а не санитар, которого можно подкупить, пока он курит за углом больницы. — врач задумчиво всосал в себя кофе.
— Допустим, что я притащу вам несколько огромных папок. — сказал он спустя минуту раздумий. — Вы представляете, какого труда стоит их прочесть? Вы засядете тут на пару дней, даже если будете читать всю ночь напролёт.
— Я справлюсь. — без шанса на опровержение. — Можете не волноваться, детективы работают намного быстрее врачей.
— Вы сошли с ума, если хотите вычитать эту гору бесполезных заключений. Безумец.
— Хе-хе... знаете, я так часто повторяю в своей голове это слово, что в действительности обезумел.
Часть 2
Большинство честных контор уже давно закрылось и их хозяева не преминули сладко уснуть под лунным месяцем. Был поздний вечер. На сырые городские улицы вышли соблазнительные чулки и красный блеск для разбитых губ. Чёрный дым сменился облаками опиума, пресная вода обжигающим кальвадосом, а строгая серая роба с крапинками от машинного масла цветной рубашкой из потустороннего мира ярких цветов.
В моей комнате не было окна и лишь яркий свет больничных лампочек освещал листы жёлтой бумаги. Даже новая доза препарата уже не могла справится с тем грузом, что навалился на меня: буквы троились в глазах. Строка неумолимо шла за строкой, они сливались в общее чернильное озеро и затягивали меня в свой дьявольский танец рассерженного алфавита.
Жертвы, расчленёнка, поджоги, взрывы, извращения — всё это наполняло и без того огромный сэндвич из листков. Бутерброд, противоречащий основам нравственности. Я продолжал его есть, кусок за куском. Сжав кулаки, скрипев зубами, как старым стулом, я вчитывался и вчитывался в проклятые буквы. Они не поддавались мне, били меня, судорожно хотели вырваться на волю, но я не сдавался и брал их долгой беспрерывной осадой.
С каждым поставленным восклицательным знаком на списке Чейза Крамера мой рот открывался от удивления всё больше и больше. Наверное, в конце поисков нижняя челюсть просто упадёт на мои колени и мне придётся её ушивать.
«Мужской пол. По словам свидетелей, пациент разделся посреди площади и начал кричать, как пеликан.
Считает себя птицей.» — Валори Мэверик, обычный парнишка семнадцати лет.«Женский пол. После изнасилования у пациентки стали наблюдаться признаки острого психического расстройства. Попытки самоубийства, создание второй личности.» — Арни Дерст. Лечение инсулиновой комой и метразолом.
«Мужской пол. Пациент представился герцогом и напал на своего хозяина.» — Римус Вайль. При лечении использовалось вращающееся кресло.
«Мужской пол. Пациент считает, что живёт в эпоху первого герцога.» — Люк Ватсон. Лечение — смирительный стул.
«Женский пол. У пациентки наблюдаются признаки эротомании.» — Энджери Гайд. Лечение — ванна со льдом.
«Женский пол. После смерти матери потеряла рассудок.» — Анна Фанкоц. Последняя стадия лечения — лоботомия.
Я вычеркнул половину имён из списка Чейза Крамера всего за четыре часа работы. Теперь я был уверен, что больница насильно сажает людей в палаты и сковывает их белыми простынями.
«Стоит пойти с этим в полицию... и меня посадят, а доказательства ради смеха подожгут. Прежде всего мне надо найти документы, которые будут подтверждать бесчеловечные эксперименты Федерика Усмана, и только потом отправиться с ними к кому-то очень влиятельному...»
— Вы совсем ничего не ели? — доктор возник буквально из ниоткуда, прервав мою полудрёму своим усталым, но в то же время весьма ровным голосом вечной молодости. — Вам стоит подкрепится. — В его руках были тарелки с яичницей и жаренным беконом. — Очень вредно для пищеварительной системы, но крайне вкусно. Ничего не могу с собой поделать, обожаю жарку на сливочном масле.
Я с яростью набросился на предложенную тарелку и принялся уминать куски мяса, вмокая их в желток. Помимо яичницы и бекона на тарелке лежали нарезанные пополам помидорки, придающие блюду овощную сладость и кислый привкус.
Когда я уже вылизывал последние остатки пиршества, доктор не доел и половины — это всё, что стоит знать о моём неумеренном аппетите. Будь моя воля, я бы съел ещё столько же, а потом бы бросился запивать всё это дело компотом с столовой ложкой сахара на одну кружку.
— Вы осмотрели почти все документы. — сказал врач во время трапезы и иронично указал на бумажные стопки, разбросанные по всей комнате. — Я бы так не смог, даже если бы до этого спал целый день. Работаете на износ.
— Вы чертовски правы. — я устало повалился на больничный диван, наивно поверив доктору. Стоит кому-то между делом сказать, что человек слишком много работает — и вот, он уже первостатейный лентяй. — Ещё немного и я смогу добыть достаточно доказательств, чтобы... чтобы завершить дело. — на этом мой поток откровений иссяк.
Врач быстренько доел свою порцию и, скинув грязные тарелки в умывальник, присел рядом со мной. За минуту хирург не сказал ни единого слова и только вызывающе таращился на меня, подложив ладонь под бритый подбородок.
— Расскажите мне всё с самого начала. — неожиданно заявил он по прошествии знатной молчаливой паузы и приготовился слушать, словно не на секунду не сомневался, что я раскрою ему все карты.
— Это конфиденциально. — я попытался отодвинуться от настырного лекаря, но упёрся в диванный угол.