Немой 1: охота на нечисть

Он показал рукой на широкий деревянный чан, в котором лениво двигала хвостом огромная рыбина. Она, и вправду, шевелила жабрами и открывала зубастую пасть. Ни хрена себе, зверюга!

— Рыба не простая, желания исполняет, — зачастил продавец, видя мой интерес. — Помнишь, как в сказке про Емелю? Загадаешь желание, оно и исполнится! Ты сейчас чего хочешь?

Я чертовски хотел вернуться домой к Сытину, дождаться его и за блинами расспросить на счёт моей дальнейшей жизни. Но сперва надо было найти сестру Михея.

Я наклонился рассмотреть рыбину и краем глаза увидел в толпе мужика в чёрной жилетке и шапке, похожей на валенок. Он стоял метрах в пяти и смотрел прямо на меня.

Слежка, бля!

Я выпрямился и двинулся дальше вдоль прилавков. Но продавец крепко схватил меня за руку.

— Ты куда, парень? Купи щуку-то! Вижу — понравилась она тебе.

Он громко заржал, показывая тёмные зубы.

Тип в жилетке пробирался через толпу прямо к нам. Острое чувство опасности заставило меня напрячься.

Я не стал долго размышлять, что они собираются сделать со мной посреди толпы народа. Мало ли! Нож в бок, укол чем-нибудь ядовитым. Разбирайся потом, Сытин — кто Немого угробил!

Я изо всех сил врезал продавцу кулаком в нос. Он выпустил мою руку и схватился за лицо, размазывая кровь по бороде и усам. И вдруг заорал:

— Держи вора!

Толпа всколыхнулась. Я дёрнулся было бежать и резко остановился.

Ты долбанулся, Немой?! Если побежишь — всё, кранты! Повалят и затопчут, даже разбираться никто не станет. Бежишь — значит, вор!

Меня охватило мгновенное чувство беспомощности. Что можно сделать против окружившей тебя толпы? Я даже крикнуть ничего не могу.

А сука-продавец снова вцепился мне в руку и громче прежнего заверещал:

— Держи вора!

Ну, блядь!

Я добавил продавцу костяшками пальцев в кадык. Он перестал орать и захрипел, хватаясь за горло. Я перепрыгнул чан с плещущейся в нём щукой, упал на мостовую и закатился под прилавки.

Высоты прилавков как раз хватало, чтобы бежать под ними на четвереньках. Я пробежал один ряд, вынырнул из-под него. Боднул головой в грудь какого-то стражника. Он охнул и шлёпнулся на жопу, а я снова нырнул под прилавки.

Надо мной шумел и гудел рынок. Большинство людей ни хера не понимали, что происходит, но исправно бегали и орали вместе со всеми. Идиоты, бля!

— Держи вора! — ходуном ходило над головой.

Перед моими глазами мелькали ножки прилавков, ноги продавцов и покупателей. Рука поскользнулась на мягком гнилом яблоке и я чуть не ткнулся носом в засранную мостовую.

От бега на карачках ноги свело судорогой. Я машинально попытался выпрямиться, долбанулся башкой о перекладину прилавка и зашипел от боли. Стиснул зубы и стал как можно быстрее пробираться к краю площади.

Добравшись до него, я выкатился из-под прилавка и вскочил. Перепрыгнул чью-то ногу, саданул локтем в мягкий бок и, что было сил, рванул в боковую улицу.

Неужели выбрался?

И в этот момент что-то больно ухватило меня за шиворот и потащило вверх. Ворот рубахи трещал, волосяная верёвка амулета впилась в шею.

Мои ноги оторвались от земли, и я повис в воздухе. Прямо передо мной маячила оскаленная бородатая рожа.

— Немой, блядь! Вот ты и попался!

Я узнал эту рожу и внезапно поплыл.

* * *

Откуда-то из памяти вылезла картинка. Вот Немой в углу избы играет с кривоногой оловянной лошадкой. Лошадку ему подарил кузнец Аким — он часто заходит к ним с матерью. То забор поправит, то дрова поможет наколоть.

Здоровенный Аким, сгорбившись, сидит возле стола и гудит басом:

— Перед всей деревней меня позоришь, Ирина. Все смеяться будут.

Его огромные руки, густо поросшие чёрными курчавыми волосами, лежат на столешнице.

— Я тебя не звала, — твёрдо отвечает мать. — Сам ходил. Я тебе ничего не обещала.

— За сердце ты меня взяла, — гнёт своё Аким. — Вот за самое сердце.

Немому смешно. Как мать может такого здоровяка взять за сердце? Оно же огромное, наверное, как у быка.

Немой ел бычье сердце. Мать сварила его в горшке, а потом отрезала ломтики, посыпала их крупной солью и давала Немому. И приговаривала:

— Ешь, сынок. Ешь, Добрыня. Вырастешь большой и сильный, как папка.

Ага, значит, Немого зовут Добрыней. Надо запомнить.

Аким наливает полный стакан, пьёт залпом и бьёт кулаком по столу.

— Или ты приворожила меня?! Говори, с…

Стакан подпрыгивает на столе. Немой испуганно дрожит.

Аким хочет выругаться, но натыкается глазами на твёрдый взгляд матери и оседает на лавку.

— Не кричи при ребёнке, — тихо говорит мать. — Иди домой, Аким. И не приходи больше.

— Но почему? — настырно спрашивает Аким. — Я один, ты одна живёшь. Кто нам помеха?

— Я замужем, — твёрдо отвечает мать.

Немой гордится матерью — как смело она разговаривает с огромным Акимом. И совсем его не боится.

— Где твой муж? — спрашивает Михей. — Погиб он давно, волки кости растащили.

— Я этого не видела, — говорит мать. — Для меня он живой.

— А я? — спрашивает Аким. — Я живой?

— Иди домой, — повторяет мать.

— Всё равно будешь моей! — с угрозой говорит Аким и уходит, гулко хлопая дверью.

В избе сразу становится просторно. Мать крепко прижимает к себе Немого.

— Испугался? Ничего, он больше не придёт.

* * *

Вслед за этой картинкой поплыло что-то совсем страшное, но я мотнул головой. На хер! Не время сейчас.

Торжествующая рожа Акима маячила прямо перед моими глазами. Он держал меня за шиворот одной рукой. Ну, и шкаф, бля!

— Попался, выблядок! — с наслаждением повторил Аким. А потом отвёл назад вторую руку.

Сейчас он мне въипёт, и я сдохну!

Я изо всех сил пнул Акима ногой. Носок сапога врезался прямо в коленку кузнеца. Ручища разжалась, и я грохнулся двумя ногами на мостовую.

Не дожидаясь ответки, я ударил его по второй коленке и тут же добавил по яйцам. Кузнец схватился за пах и присел.