Немой набат. 2018-2020

– Вы, видимо, во Владивостоке не были. На мысе Эгершельд заканчивается Транссиб.

– Вас надо с Синицыным свести, сдвоить аналитические мозги, – вымолвил поражённый Добычин.

Но Донцов уже не мог остановиться.

– Погодите, ребята. С чего разговор пошёл? С того, что Ленин и КПРФ не близнецы-братья и хорошо бы коммунистам избавиться от литеры «К», от титульного прозвища. Что Грудинин – не просто беспартийный, а ещё и удачливый бизнесмен, ведь это важнейший факт, подсказывающий Зюганову направление движения. Если КПРФ к 2021 году станет Левой партией, то будет действовать совсем в других координатах. Новая движуха. И вот она – твёрдая опора президента, ибо за левой партией – народ.

– Выходит, Власыч, после 2024 года судьба России может больше зависеть от Зюганова, чем от Путина? – подал голос Простов. – И если Зюганов сдрейфит, если слякоть, то при переходе власти может смутой запахнуть.

Через секунду добавил:

– В таких делах лейтенантская смелость нужна. Иначе получится шницель и штрудель в одной тарелке. Концептуальный тупик.

– То-то и оно! – подхватил Донцов, чувствуя, что Лесняк и Добычин, хотя неизречённо, согласны с его логикой. – Это не значит, что Зюганов станет президентом. Вперед пойдут другие поколения. Но Левая партия будет участвовать в подборе кандидата – вместе с Путиным. Потому что, – прав Георгий, – одного путинского авторитета не хватит. Путин уже предстал перед судом мирской совести. Процесс, конечно, будет нескорым, но сам факт говорит о многом.

– Наплыв утопий и сладкий сон. Грёзы Морфея, – устало сказал Добычин.

– Да-а, вот она, добрая внучка злой бабушки. Пётр Демидыч нюх-то не теряет, – возражая, неопределённо протянул Лесняк. – Неужто Путин из-за всей этой круговерти и впрямь под седлом ходит?.. Канешна, надо ещё переварить эти умопостроения, но одно ясно: волноваться надо не за 2018 год, а за 2021-й и 2024-й. Время пасмурное, экономику штормит, как бы на стыке эпох библейская засуха с саранчой не приключилась. Ещё и от либеральной жандармерии, как писал Герцен, от политических голодранцев, от ржавого люда, от борзоты придётся отбиваться. Забот невпроворот. Тревожное будущее надвигается, снова трудный век.

Непривычно активный в тот вечер Простов неожиданно подвёл итог затянувшегося спора:

– Проблема-то, мужики, вот в чём. Наверху не знают, чего хотят. То ли достичь лучшего, то ли избежать худшего. А без ясной постановки задачи, без внимания к философии русской жизни… Она от политики мало зависит, стихия народная, кем бы ни был человек русского звания, – православным, коммунистом, монархистом, – он в любом случае за справедливость. Короче-то говоря, для власти бороться за интересы народа – недостаточно, надо выражать его волю. К тому же власть сводит народный интерес только к материальному благу, ошибка роковая. Из-за этого Союз рухнул. Помню, после Беловежской пущи стоим с приятелем у первого подъезда ЦК, он на часы глянул – обычная «Слава»! – и говорит: «Смотри, Пётр, такие маленькие часики, а какое большое время отсчитывают!» Слова-то вещие. Похоже, сегодня они снова кстати.

Когда расходились, Простов обратился к Донцову:

– Ты меня не подкинешь по знакомому маршруту? Устал я от этих разговоров. Нервы!

Ехали молча, каждый думал о своём. Но когда «мерседес» остановился у дома, Пётр Демидович сказал:

– Вот что, Виктор, в моём подъезде когда-то жил близкий друг, вместе в ЦК работали. После развала партии, страны попал он в руки мошенников, ну и так вышло, что сиганул с седьмого этажа. Сергей Богодухов, отличный мужик! А семья его по-прежнему здесь. И Катерина, вдова, через неделю отмечает юбилей, впервые за четверть века собирает бывших друзей мужа. Не возражаешь, если тебя с собой возьму? Богодуховы живут замкнуто, чужих не привечают. Тебя на свою ответственность приглашу, мне Катя доверяет.

В душе Донцова взметнулась буря чувств. Но ничем не выдал себя, равнодушно спросил:

– А зачем я там нужен?

Старик разозлился:

– Зачем, зачем? Неужто не ясно, что в моём возрасте люди ничего просто так не делают. – И конспиративно добавил: – Потом поймёшь.

А через день позвонила Нина Ряжская, испуганно оповестила:

– Виктор, в следующую субботу Катя Богодухова справляет юбилей, гостей назвала. Нас с Димкой тоже. – Сделала паузу. – Но мне сдаётся, юбилей вроде как смотринами обернётся. Этого… ухажёра, Подлевского. Что делать, ума не приложу. Как бы беды не случилось.

Донцов спокойно ответил: – Я тоже буду на юбилее.

– Ты тоже? Как вышло? Кто пригласил? – Нина очумела от неожиданности.

– Потом скажу. Но перед визитом к Богодуховым с тобой и Дмитрием надо пересечься, всё обговорить. Лады?

– Лады, лады! – заверещала Ряжская. – Ты только свистни, я куда хошь примчусь.

Глава 11

По неписаным законам бытия большое горе, внезапно постигшее человека, наделяет его мудростью и особым вниманием к знакам судьбы. Эти перемены затронули и Катерину Богодухову. В какой-то момент жуткое прошлое, словно абордажными крюками, стало еженощно цеплять её память, вторгаясь в сознание, омрачая текущие дни. Она не могла не задуматься, что происходит, почему вдруг обострилась давняя глухая душевная боль, и, не особо умничая, пришла к выводу, что муж, погибший страшной, но геройской смертью, – да-да, геройской, ибо не в грехе отчаяния, а ради спасения семьи, – шлёт ей некий сигнал, который она обязана распознать. Прошлое вошло в неё, принадлежало ей на правах собственности и требовало чуткого обхождения.

Катерина рисовала в уме, как выглядел бы Сергей, будь он сейчас с ними, – богатый жизнью, мощный старик представал перед её мысленным взором. Что было бы для него особо важным?.. Неуврачёванность глубокой душевной раны влекла к раздумьям. На память приходил почитаемый в семье – в те счастливые, благословенные дни! – Тютчев: «Наше время давно забвеньем замело». Но постепенно Катерина начала склоняться к мысли, что любимый поэт прав лишь отчасти. Да, мир неузнаваемо меняется, его техническая оснастка, способы и правила людского общения уступают место иным порядкам, ценности прошлого тускнеют на фоне новомодных веяний. Однако набеги на духовный строй русской жизни лишь временно заметают его чуждыми наносами, он воскресает снова в других поколениях, генетически хранящих традиции русского уклада.

Большие батальоны размышлений маршировали в сознании Катерины. Подступало глухое старческое время, светлые мысли о встрече с Сергеем там, где бескрайнее пространство и бесконечное время, перемежались с тёмными аллегориями. Но в конечном итоге высший чин ангельской иерархии – херувим явился ей во сне и подсказал отгадку послания мужа: всё клином сходится на духовном благополучии дочери. О будущих её нажитках она не думала – имеют значение, но не сами по себе, а лишь в приложении к любви, семейному счастью, сбережению самости, что и сплавлялось для Катерины в понятие духовного благополучия.

Она всё полнее загружалась этой заботой, ибо видела: в эпоху тотальных развлечений, вопреки порочной отрыжке времён блатного капитализма, наперекор ущемлениям русской ойкумены и повальным подражаниям, дочь избежала новомодных завозных приманок, выросла цельной, сохранила особость, отличавшую предков, – словно оберегал её с небес тайный отцовский погляд.

Но впереди, волновалась Катерина, главное испытание – замужество, о чём она мечтала и чего панически боялась, из-за чего не спалось ей «в ночь глухую».

Однажды не выдержала, сказала дочери:

– Тебе годков-то – слава богу! Конечно, ныне замуж не торопятся, выгодной партии ожидают. А там, глядишь, и детородный возраст начнёт поджимать. Сколько таких случаев!

Вера с постным лицом ответила в тон:

– Разве ты не знаешь, что я феминистка? – И весело рассмеялась: – До первого достойного мужчины!

И вот достойный мужчина, кажется, замаячил на горизонте – с еженедельными пышными букетами, с приглашениями в театры, в рестораны, в общем, первостатейный пылкий любезник без ухарских повадок. Особенно вдохновила Катерину их совместная поездка на Урал. Возможно, тот мимоходный разговор с дочерью был кстати.