Немыслимое
Шрифт:
Единственный камень преткновение — требование британского премьера, чтобы в Лиссабон прибыли не Гитлер или кто-нибудь из верхушки НСДАП, не Муссолини или кто-то из высокопоставленных членов фашистской партии, не действующий премьер или министр иностранных дел Японии, а некие «нейтральные лица, пользующиеся авторитетом в этих странах».
Ну, Италии и Японии в этом вопросе проще: в первой есть Ватикан, с которым Муссолини может договориться о представительстве интересов страны каким-нибудь кардиналом. Император второй может прислать какого-нибудь придворного, не входящего в правительство. А вот кого найти Гитлеру?
В случае успеха конференции, конечно, авторитет как Великобритании, так и лично Черчилля взлетит до небес. Только что считать успехом? Сам факт
Фрагмент 8
15
Прорыв немецкой линии обороны западнее Пружан начали не с утра, как обычно, а около трёх часов дня, когда немцы уже не ждали никаких решительных действий. За исключением времени, всё было, как обычно: мощнейший артиллерийский налёт из всех стволов, которые удалось стянуть к пятикилометровому участку прорыва, рывок пехоты, поддержанной бронетехникой, бои по расширению «коридора». И ввод в прорыв 2-й гвардейской мотострелковой дивизии, которая, не останавливаясь и не сворачивая ни в лево, ни в право, двинулась напрямую к Пуще. Фланги зачистят другие, её задача быстро, очень быстро пройти напрямик через леса и к завтрашнему утру выйти к Дмитровичам.
Напрямую — каких-то тридцать с небольшим километров, но, зачастую, во фронтовых условиях эти тридцать вёрст можно и неделю идти, и месяц. Если, конечно, проламываешь вражескую линию обороны по методу «сила на силу». В Пуще — никакой обороны нет. Даже дорог нет, одни тропки по которым два года ходили лишь партизаны, да изредка каратели, пытавшиеся их ловить. Не знаешь этих тропок — заплутаешь моментально: они ведь то сходятся, то расходятся, а то и вообще пропадают.
Но, во-первых, передовую группы дивизии ведут люди, которые тут не только каждую из этих тропок, каждый куст, растущий рядом с ней, знают. А во-вторых, эта самая передовая группа движется не столько по ним, сколько напрямую, по азимуту. Инженерная машина разграждения — тот же танк, но без башни, зато с клиновидным бульдозерным отвалом впереди — прёт напрямую, не замечая преград. Разве что, самые крупные деревья объезжает. Ну, и на заболоченные участки, как было около сожжённой полицаями деревни Тимоховщина, не лезет. В таких местах сапёрный батальон старается, гати выкладывает.
Ребята-сапёры работают с бешеной сноровкой. Причём, не двуручными пилами сосёнки для гатей шырыкают, не топорами их срубают, а бензиновыми агрегатами, бензопилами, которым, чтобы такое дерево свалить, требуется секунд пятнадцать. Минута — и бревёшко нужной длины готово. Тут же подскочили «носильщики», бревно на плечи, и бегом-бегом туда, где его надо на топкую почву бросить. Так у них резво получается, что с двухсотметровым участком, где грузовики непременно бы колёсами в грязь зарылись, за час управились. Бронетранспортёрам, конечно, это не требуется: давление в восьми колёсах снизил до минимума, и не застрянешь, а вот прочий автотранспорт, ИМР-1 и мостокуладчики, которые сразу же за этим топким местом мост через речку Вишня за минуты перебросили, очень в «подпорках» в виде брошенных на землю брёвен нуждаются.
Дорожных нитки тянут две, но и по ним дивизия растянулась на десяток километров. А следом ведь и танкисты пойдут, так что дорога в немецкий тыл будет в течение нескольких суток очень загружена.
До ночи вырваться из Пущи так и не успели. Но главное то, что после знакомой Юдину деревни Подбельские Огородники, где он расстрелял из автомата выскочивших ему навстречу немецких мотоциклистов, можно будет воспользоваться уже существующей дорогой до самой реки Лесной Правой с мостом в районе Пашуков. Мост, конечно, даже бронетранспортёров не выдержит, но мостоукладчиков дивизии выделили столько, что и через эту реку переправу мгновенно соорудят, и через Хвояновский ров перебросят. Ещё пять вёрст лесом напрямую, и перебросят.
Виктор все глаза в темноту проглядел, когда техника сделала короткую остановку в Огородниках (разведрота
при содействии партизан впереди сонных полицаев подчищала). Вон там ведь, всего-то в нескольких сотнях метров тот самый хутор, где они встретились с Магдой. Потом подвернулся один из партизан, и он спросил парня, что там сейчас.— Хутор Зарембы? Сожгли мы его. Вместе с самим Зарембой. Жаль, сынок, гнида, уцелел.
Как это уцелел? После того, что он в этих местах натворил, вряд ли ему что-нибудь меньше «высшей меры социальной защиты» присудят. Так что порадовал партизана капитан, рассказав про свою встречу со Стаськой.
Тем не менее, расстроило Виктора известие. Нет, поделом Зарембе. Но жаль, что этой памятки о его встрече с будущей женой больше не существует. И… Не было ведь тут никаких ожесточённых боёв крупных масс войск, а война и этот глухой хутор не пощадила. Сколько их таких хуторов, деревень и целых городов в руинах лежит? Сколько их придётся восстанавливать после того, как Германию разгромим?
Пока стояли, ждали, когда разведрота разберётся полицаями и обеспечивает охрану работающих в Пашуках мостоукладчиков, вдруг появился Игорь Ларионов.
— Уговорил я командира полка, — расцвёл он в улыбке. — Именно твой батальон будет брать Дашевичи и Ходосы. Так что я — к тебе. Найдёшь местечко на броне для штабного майора?
Как не найти?
— И не только на броне, но и под бронёй.
— И не только брать их будешь, Витя. Возьмёшь, окопаешься по самые ноздри, и удержишь, пока остальная дивизия наносит удар на юг, — посерьёзнел Ларионов. — Задача сверхсложная: участок тебе по протяжённости фронта нарезали, как на полноценный полк, так что голову тебе придётся серьёзно поломать, как организовать оборону. Но к Дмитровичам, через которые будут выходить подкрепления, немцы с запада и северо-запада прорваться не должны ни в коем случае.
Старые товарищи на минуту задумались, вспоминая то, как они держали последний рубеж за Хвояновским рвом. Но тогда у них была возможность отступить. Не просто была, а боевая задача стояла — продержаться определённое время, чтобы товарищи успели оторваться от преследования, после чего отходить самим. Приказ отходить. А сейчас будет приказ держаться. Умереть, но не отступить.
— Впрочем, не всё так мрачно, махнул рукой Игорь. — Пока, как докладывает разведка, наш манёвр — для немцев полная неожиданность. Даже на звуки двигателей не реагируют, поскольку, как они считают, через Пущу техника пройти не может. Вот и принимают нас за свои части, перебрасываемые вдоль линии фронта. Утром эта лафа, конечно, закончится. Но, как докладывает разведка, тут у немцев крупных сил нет, только небольшие гарнизоны. Самый большой — в Каменце, который утром начнёт штурмовать дивизий. Считай, полдня у тебя есть, пока они организуют какую-нибудь кампф-группу в Черемхе или Высоко-Литовске. Причём, всё будет, как в сорок первом: даже авиация может появиться.
— Откуда же они её берут? Наши этих «люфтов» бьют-бьют, а они всё не переводятся.
— Так заводы-то на фрицев во всей Европе работают. И тактику они выработали, столкнувшись с большим количеством наших радиолокационных станций: на бреющем полёте подкрадываются к самой линии фронта, делают горку, бомбят или штурмуют наши войска, после чего также, над самыми верхушками деревьев, разбегаются. Пока наши «ястребки» не появились. А в этих местах им и локаторов бояться не надо: мы же в тылу у немца, в довольно глубоком тылу.
И снова нахлынуло воспоминание о страшном дне 22 июня 1941 года: противный воющий звук пикирующего на городок бомбардировщика, вздрогнувшая под Юдиным земля от взрыва той бомбы, что уничтожила редакцию дивизионной газеты вместе со всеми её сотрудниками. Отплёвывающийся от пыли младший сержант Сёмочкин, который столь непочтительным способом вынудил Виктора залечь. Где теперь могилка этого связиста? Среди личного состава дивизии, отбывающей на переформирование, его уже не было. Грохот ДШК расчёта красноармейца Вохминцева, сбившего первый из атаковавших город «Юнкерсов». Тоже погиб, ещё в Высоко-Литовске, когда фашисты расстреливали санитарные машины…