Немыслимый брак

– А вдруг... сам знаешь, Джим, могут родиться дети...

– Тем лучше. Мы перейдем и этот рубеж, когда понадобится. Как бы то ни было, совершенно не обязательно детям появляться сразу.

– Только, Джим, - проговорила она застенчиво, - люди ведь начнут сплетничать...

– Думаешь, они уже не сплетничают?

Таков был Джим, и как решал он, так решала и его мать, пе считаясь с общественным мнением. Она, разумеется, не видела ничего худого в том, чтобы молодые люди проводили отпуск вместе, и Эйлин, которая поначалу испытывала немалые сомнения, уверилась теперь, что та была права. Она подозревала, что и сейчас Джим скорее всего прав, но уверенности она еще не чувствовала.

Однако чем больше она раздумывала над этим, тем больше убеждалась в его правоте, хотя рассуждения ее носили иной характер. Джим - тот не хотел ждать. Он не хотел состариться и ожесточиться в ожидании того дня, когда они смогут пожениться. Ему хотелось вкусить хоть какую-то толику радостей брака, пока они достаточно молоды и способны получать от жизни удовольствие.

Эйлин же думала об этом в более мистическом плане, как о некоем обручении, которое накрепко свяжет их друг с другом, что бы ни уготовила им жизнь. Эйлин знала, что бесполезно надеяться на одновременное освобождение:

одному из них неминуемо суждено освободиться раньше другого - и тогда-то начнется настоящее искушение.

Но она знала также, что даже ради такого подобия брака ей придется выдержать борьбу со своей матерью.

Миссис Клиери свято соблюдала условности и, кроме того, она знала, как меняются люди в браке. Сейчас ее дочь добра и покладиста, но Эйлин - жена и мать - совсем другое дело, с той Эйлин ей, возможно, совладать будет не под силу.

– Ишь чего выдумала, - задыхаясь, проговорила миссис Клиери, упершись рукой в бок.
– Что это за брак такой? Он будет жить там, а ты здесь! Да весь город будет над вами смеяться!

– Вот уж не вижу, над чем им придется смеяться, мамочка, - упорствовала Эйлин.
– Во всяком случае, не больше, чем теперь.

– Ну и выходи за него!
– убитым голосом произнесла мать.
– Выходи! А я лучше уйду в богадельню, чем дам опозорить себя!

– Но, мамочка, - продолжала уговаривать ее Эйлин, невольно засмеявшись, хотя ей было не до смеха, - мы не сделаем ничего, чтобы тебя опозорить, и тебе вовсе не понадобится уходить ни в богадельню, ни куда-нибудь еще.

Миссис Грэм тоже разволновалась, но по другой причине - задета была ее гордость. Ее совершенно не трогало, что скажут соседи, но ей казалось, что эта пародия на брак вызвана ее зависимостью от Джима. Если бы можно было, устранившись с его пути, облегчить ему жизнь, она бы с радостью пошла в богадельню. Но Джим объяснил, что, если бы даже он и согласился на такую жертву, для Эйлин и ее матери это ничего бы не изменило. И, когда Эйлин зашла в следующий раз, миссис Грэм обняла ее и пробормотала:

– Бедные вы дети! Бедные, безумные дети!

– Так вы не думаете, что мы поступаем плохо, миссис Грэм?
– спросила Эйлин, сама чуть не плача.

– Конечно, нет, что же плохого вы делаете, детка?
– сердито воскликнула миссис Грэм.
– Какое вам дело до того, что о вас подумают другие? Эти люди в жизни ничем не пожертвовали!

Зато миссис Клиери надулась, не желала разговаривать с Джимом, когда он заходил, и в конце концов отказалась присутствовать на "поддельной", как она выразилась, свадьбе. Миссис Клиери еще не сталкивалась с подобной ситуацией, зато чутье всегда ей подсказывало, когда кому-то удавалось ее перехитрить. А Джим ее перехитрил. Он вошел в дом как друг и украл у нее дочь прямо из-под носа. А что до всех этих разговоров про то, что она у них на первом месте, так она не верит ни единому слову. Человек, который поступил таким образом, вполне способен подсыпать ей мышьяку в чашку с чаем.

Отправляясь утром в церковь, Эйлин зашла к матери и мягко спросила:

– Мамочка, неужели ты даже не пожелаешь мне счастья?

Но мать только и ответила:

– Убирайся, наглая девчонка!

– Я вернусь завтра вечером и успею приготовить тебе ужин, мамочка, кротко проговорила Эйлин.

– Можешь вообще не возвращаться, - отозвалась мать.

Эйлин очень расстроилась, но миссис Грэм, когда они прощались у выхода из церкви, лишь насмешливо фыркнула:

– Оставь, детка, она это переживет. Старые люди все на один покрой. Я и сама такая, если сказать правду. По дороге домой я к ней загляну и выскажу все, что думаю.

– Миссис Грэм, если бы вы еще сделали ей яичный коктейль, с ней было бы проще иметь дело, - серьезно попросила Эйлин.
– Она очень любит яичные коктейли, особенно если добавить побольше виски.

– Конечно, сделаю, - пообещала миссис Грэм, и на душе у нее вдруг сделалось легко, собственная бешеная ревность вдруг растворилась в предвкушении того, что ей предстоит утихомиривать другую расходившуюся мамашу.

У нее на руках было дело, пусть и состояло оно всего лишь в приготовлении яичного коктейля.

– И слышать не хочу, мэм!
– вскричала миссис Клиери, - Нынешние молодые люди все одинаковы, все эгоисты, одни удовольствия на уме.

– Как вы можете так говорить, миссис Клиери?
– возмутилась миссис Грэм, - Лучшей дочери во всей Ирландии не найти. Уж на что я довольна Джимом, но о такой дочери только мечтать можно.

– А ну как дети пойдут?
– миссис Клиери уставилась на нее, как на помешанную.

– Вы же вырастили дочь.

– Это совсем другое дело, - отрезала миссис Клиери и не пожелала слушать никаких уговоров. У нее хватало ума понять, что ребенок отнимет у нее часть причитающегося ей по праву внимания и, возможно, даже начисто лишит ее привилегий. Нынешние молодые люди такие эгоисты!

После однодневного медового месяца Джим с Эйлин покорно вернулись к своим обязанностям, словно и не были женаты. Тем не менее у Эйлин, если вы встречали ее на дороге, вид был беззаботный и веселый, и она щеголяла в обручальном кольце, как всякая молодая новобрачная. Эйлин понадобилась вся радость, дарованная ей новым положением, ибо мать оказалась поистине проницательна, предрекая позицию, какую займут соседи. Их брак с Джимом стал предметом злых насмешек, и так продолжалось на всем его протяжении. Даже близкие подруги Эйлин все время подпускали шпильки, напоминавшие ей об ее странном замужестве. Нельзя сказать, что соседи были жестокосердны, просто их отношение к браку, равно как и отношение к смерти, отличалось страстностью, проявлявшейся в неприязни даже к бракам по второму разу.

Брак Эйлин и Джима, окончившийся, так сказать, за дверьми церкви, казался им издевательством над всем, во что они верили, поэтому они мстили, как мстят люди, которых оскорбили в лучших чувствах.

Джим делал вид, будто не замечает, что о них злословят. Он унаследовал от матери ее удивительное безразличие к людскому мнению и по-прежнему наведывался к Эйлин как ни в чем не бывало. Чаще Эйлин наведывалась к Джиму и его матери, а летом они на две недели ехали в Керри или Коннемару. Потребовался целый год, чтобы миссис Клиери привыкла к такому положению дел, и весь год она острым взглядом присматривалась к Эйлин - не появились ли признаки беременности. Наверное, счастье, что их не было. Кто знает, что могла учинить миссис Клиери.

Затем заболела миссис Грэм, и Джим ухаживал за ней днем, а Эйлин сменяла его ночью. Миссис Грэм умирала; когда сознание возвращалось к ней, она сжимала в своих руках руки Эйлин и говорила:

– Я всегда мечтала о дочери, и желание мое исполнилось. Исполнилось. Теперь вы будете счастливы, дом целиком ваш. Ты позаботишься о Джиме вместо меня?, - Я позабочусь о нем, - отвечала Эйлин, и в ту ночь, когда миссис Грэм умерла, она не стала будить Джима.

– Я решила, Джим, что не стоит будить тебя, - сказала она ему утром. Ты так измучился, а мама отошла так спокойно... Таково было бы ее желание, Джим, - добавила Эйлин торжественно, заметив его удивленный взгляд.