Ненаписанные дневники в монологах, диалогах и воспоминаниях
Шрифт:
– Ничего не понимаю.
– Я бросил письмо на стол и сел напротив тёти.
– -А если б в самом деле за мной кто-то пришёл? Можно подумать, вы бы смогли отбиться! Это же опасно! Да какое вообще им всем до меня дело? Мне тогда полтора года было, чем я мог им помешать?
– Не знаю, Гарри. На все эти вопросы я бы и сама не отказалась получить ответ.
– И вы, значит, всё это время ждали, что кто-нибудь... ну... нападёт?
– Сначала ждала, потом просто устала бояться. Человек ко всему привыкает. Вот когда ты чудить начал... Ты скажешь, что мы были с тобой излишне строгими, но откуда нам было знать, как с этими странностями справиться? Лили в детстве занавески жгла и посуду била, а я не хочу, чтобы мой дом превратился в руины. И всё, что мы могли, это сразу дать тебе
Сверху раздался шум: дядя Вернон наконец-то проснулся и сейчас спускался вниз - завтракать. Я быстро прибрал письмо и встал к плите, а тётя повернулась к тостеру. Любящая семья готовит завтрак для своего главы, что может быть более мирным? Не готов я пока к разговору с ним. Пусть тётя объясняется.
Ну разве может день, начавшийся с идиотского письма, закончиться нормально? А ведь мне сегодня одиннадцать исполнилось. Сначала вроде наладилось всё: тётя мне пятьдесят фунтов подарила (знает, что я на компьютер коплю), вместо домашних дел гулять отправила, а сама пошла торт печь. Дядя к вечеру барбекю сделать обещал. Да только он даже печь разжечь не успел, как к нам на участок полез какой-то здоровенный косматый мужик с розовым зонтиком. Чисто Торин Дубощит растишки переел. Тётя нас с Дадли за спину задвинула, дядя совок для угля схватил, пожалел вслух, что ружьё в доме осталось. А этот прёт танком прямо по клумбам и сюсюскает: ах, Гарри, как ты вырос, я тебя вот такусеньким помню! Тут я струхнул не на шутку. В школе нам рассказывали про таких вот добрых дяденек. И про то, что они с доверчивыми детьми сделать могут. А этот откуда-то имя моё знает, значит, следил.
– Мистер, я вас не знаю, - крикнул ему, а сам шёпотом у дяди спрашиваю, может, в полицию позвонить? Тот отмахнулся, мол, кто тебе, сопляку, поверит? Кивнул Петунии, она нас к дяде пихнула, а сама к дому дёрнулась. А мужик всё не унимается:
– Дык Хагрид я! Куда тебе помнить, ты ж совсем кроха был... Я тебя своими руками увёз... Плакал... директору отдал... письмо вот тебе принёс...
– а сам ножищами - и по цветам тётиным. Дадли и не утерпел:
– Эй, мистер, сойдите с маминых цветов! Все клумбы истоптали!
Тот аж в лице переменился. Зонтик свой схватил, на Дадли наставил, забормотал. Кузен даже дёрнуться не успел: что-то сверкнуло - и он упал на колени с перекошенным от боли лицом, а в штанах у него что-то шевелилось! Тут у меня как пелена на глаза упала. Вспомнил, чему нас на паркуре учили, разбежался - как раз этот тип недалеко стоял, - по пузу его необъятному, как по стене - шаг, другой, и с ноги в нос со всей дури нна! И кувырком в сторону ушёл. Хорошо вышло, хоть и давно не занимался. Тут и дядя подоспел, вопит "что ты сделал с моим сыном, урод?!" и совком для угля косматого гвоздит. Тётя уже до дома добежала, я ору на всю улицу "помогите, нападение!"...
Наряд приехал в пять минут. Оттащили этого ненормального от дяди - тот хоть и крупный, а урод этот всё равно огромнее. Только всё равно пришлось им другую машину вызывать, побольше, в их он не помещался, и никакие наручники на его лапищах не сходились. Зонтик розовый я потихоньку в кусты запинал, мало ли что. Великан рыдал (натурально, слезами!) и твердил, что он друг моих мамы и папы.
– Я его первый раз вижу, - честно сказал я офицеру, который показания у нас брал.
– А мои родители десять лет назад погибли. А ещё он откуда-то знает моё имя и всё твердит, как я вырос, типа, всю жизнь меня знает. Только никаких друзей родителей мы за всё время не видели. А нам в школе рассказывали про всякое такое...
Офицер сразу подобрался и посмотрел на великана по-другому.
Отметили, блин, день рождения.
На следующий день вся улица знала, что семейство Дурсль обезвредило опасного преступника, который напал на них во время празднования дня рождения их племянника. Меня, то есть. На тётю как из рога изобилия сыпались приглашения в гости, соседки под любым предлогом норовили заглянуть "на минуточку" и остаться на чай.
А Дадли этот урод, как оказалось, вырастил
свиной хвостик.Я сразу понял, что это как-то связано с тем письмом из школы. Ну, то есть, этот косматый нахал явно из волшебников, и зонтик у него непростой. А тётя, выходит, права была, что мои предки с плохой компанией связались, раз эта образина их своими друзьями назвала. Дядя попытался было наехать на меня, что "из-за этого ненормального у нас теперь проблемы!", но тут за меня Дадли вступился:
– Да ладно, пап. Ты видал, как Гарри ему врезал? Ух, мелкий, это было круто!
Взрослые совсем с ума сошли! Дядя в кустах капканов наставил на случай новых внезапных визитёров. Да только в них первым делом кошки нашей соседки миссис Фигг попались. Хорошо ещё не убило никого, они у неё страшно породистые, даже на выставки ездят. Ух, как дядя ругался, когда освобождал их! Интересно, из чего сделаны когти у этих тварей, если стальные капканы все в кошачьих царапинах? Дадли заржал, что это, наверное, волшебные кошки, за что немедленно получил по шее от матери. Правда, тётя тут же кинулась обнимать и нацеловывать сыночка, но Дад увернулся. Он вообще ничего так держится, хотя непонятно, что теперь делать с его хвостом. Понятное дело, аномалии развития разные бывают, и хвостатые люди рождаются, нам в школе на биологии показывали. Но чтоб родился нормальный ребёнок, а к одиннадцати годам у него хвост отрос, такого не бывает.
Тётя, кстати, довольна. Что-то она против этих кошек имеет, какой-то редкий кустик они у неё сожрали, а жаловаться бесполезно, у миссис Фигг её кошки - свет в оконце. Вся улица знает, что у старой кошатницы не всё в порядке с головой, и все стараются пореже с ней общаться.
Что тётя сегодня учудила, я думал, так не бывает! В сторонку отвела, помялась и спросила, не могу ли я что-нибудь с хвостом этим сделать. Очуметь можно! Тётя - сама!
– просит меня поколдовать! Мир сошёл с ума.
– Не могу, - честно сказал я.
– Даже не знаю, как подступиться. Вы видели, этот тип что-то зонтиком сделал? Наверняка зонтик-т волшебный. Тётя, я уверен, что ещё кто-нибудь к нам заявится. Хоть зонтик этот забрать, он в кусты закатился, я его прибрал на всякий случай. Тут мы их за жабы и схватим.
– Или они нас, но об этом умолчим. Мало ли, на что способны люди, которые зонтиками детям хвосты выращивают.
– Ты хватался за эту гадость?
– охнула тётя.
– Не голыми руками, - успокоил я.
– У Дадли перчатки боксёрские взял. И вот ещё что. Смотрите, что я нашёл, когда за зонтиком ходил.
И я показал тёте письмо, идентичное тому, что пришло мне в то злосчастное утро. Должно быть, Хагрид выронил его нечаянно, когда вся эта каша заварилась.
– Кстати, и сам этот что-то о письме бормотал, пока я ему не врезал, - привёл я окончательный аргумент.
– Пусть только заявятся!
– хищно сказала тётя.
– Я этого так не оставлю.
Отступление второе
Директор школы чародейства и волшебства, глава того и председатель сего, величайший светлый маг столетия мистер Дюжина Имён Дамблдор спрятался в кабинете от всего педагогического состава, отговорившись делами, и в настоящий момент уныло гипнотизировал взглядом вазочку с лимонными дольками.
Хагрид не вернулся. Окольными путями удалось выяснить, что на Диагон-аллее не было ни его, ни Поттера. Не вернулся он и на следующий день, зато весь магический мир Британии потрясло известие о первом в истории удавшемся ограблении Гринготтса. И, как с ужасом осознавал Альбус, содержимое сейфа N713 попало явно не в те руки, на какие он рассчитывал. Неужели Квиррелл сумел добраться до камня? Но бывший профессор магловедения, а ныне преподаватель ЗОТИ сидел себе спокойно в своих покоях, готовил учебные планы, посещал трапезы в Большом зале и ни в чём, решительно ни в чём предосудительном замечен не был. Появилась какая-то третья сила? Но кто? Ответов старый маг не знал, и неведение терзало его сильнее любого проклятья.