Ненависть и ничего, кроме любви

Оборачиваюсь и вижу, как Радецкий прилип к своей Диане. И ведь не брезгует же! И еще поперся к ней целоваться после меня! Ему вообще что ли не принципиально? Гад! Мне подсовывают очередную рюмку, я осушаю и ее содержимое, даже не закусываю, встаю и направляюсь в сторону соседнего стола. Одногруппники кричат мне в след, спрашивают куда я ухожу, но мне без разницы. Вижу цель — не вижу преград. Подхожу к их столику и на меня мгновенно уставились три пары глаз, а еще две самозабвенно лижутся и не замечают ничего вокруг.

— Дорогая! — я бесцеремонно хватаю ее за плечо и отрываю от Радецкого. Он потрясенно вертит головой, пока не натыкается взглядом на меня, — ты бы поинтересовалась где были эти губы полчаса назад!

— Чего? — звенит колокольчик на каких-то недосягаемых нотах, от которых меня предергивает.

— Вы — компания золотых придурков! Привыкли жить на широкую ногу и делать все, что придет в голову, а по факту трое пацанят, которых никак не отпускает пубертат. Ты — я ткнула пальцем в ошалевшего Радецкого, — который родился, наверное, на зло презервативу! Ты являешься прямым доказательством того, что человек может жить без мозгов! Засунь свое самомнение себе в задницу, туда же прихвати деньжата и влияние твоего папаши! Удивишься, сколько найдется человек, готовых дать по твоей смазливой роже, если за тобой не будет стоять папенька с его нулями в банке. А еще посмотри кто купится на эту рожу, если твоя золотая задница будет передвигаться не на мерседесе, а на автобусе и очень удивишься насколько быстро она — я почти ткнула пальцем в Дианин глаз, — променяет тебя на кого-нибудь побогаче! А ты, — обращаюсь к белобрысой, — хотя унижать такую, как ты нечестно с моей стороны, тебя жизнь и так нехило потрепала! Но ты тоже не радуйся, этому без разницы на кого кидаться, там все мозги стекли в причинное место — им и думает.

— Я что-то пропустил? — в поле зрения попадает третий из их компании, и я не скуплюсь на комментарий и для него:

— Да, ступень эволюции! — но не Миша объект моей истерики поэтому я вновь возвращаюсь к наглой роже бывшего одноклассника, — у тебя, Радецкий, язык быстрее мозга работает, и ты его инстинктивно во все щели суешь!

— Ты совсем дура! — белобрысая вскочила с места, попыталась дотянуться до меня, но я отшатнулась, едва удержав равновесие — спасибо Мише, в плечо которого я вцепилась. — Ты что сказала! А ну повтори— где там был его язык?

— А посади его на поводок и держи покрепче, чтобы в самоволку не отправлялся, либо удовлетворяй чаще, чтобы у него на все движущееся не вставало!

Боже, что я несу? В своей жизни я никогда не разговаривала на таком жаргоне. Радецкий довел до разговора уровня сиделых. От того, чтобы не вцепиться в мои волосы Диану отделял только впившийся в ее руку Марк.

— Ну, не буду Вас больше отвлекать! — демонстративно осушаю стоящий на краю стола полный фужер шампанского, — осторожно, Радецкий, не рухни с уровня своего самомнения на уровень своего интеллекта — разобьешься! — заканчиваю свою мысль и ретируюсь обратно за свой столик.

А здорово, когда слова сами приходят на язык и когда нет страха! Может надо выпивать рюмку перед приходом в универ? Вернувшись за стол натыкаюсь на очумелые взгляды одногруппников. Все они навеселе, поэтому моя выходка поощряется продолжительным взрывом хохота и новыми тостами.

В какой-то момент я опасаюсь, что Радецкий взорвется и прискачет к нашему столику, как его малахольный друг, поэтому периодически кошусь в их сторону. Но нет, судя по шуму с их стороны, у них там идут разборки после моего выступления. Вечер стремительно набирает обороты, компания все пьянее и веселее, мне все лучше и даже Ирка вроде бы влилась в коллектив и веселится. Но все имеет свойство заканчиваться, и наша поседелка тоже подходит к концу после того, как староста сообщает, что ее еще ждут друзья в другом месте.

Одногруппники не скупятся на приятные слова в мой адрес, Ирке тоже перепадает что-то вроде «где же ты раньше была, Скопцова?». Замечаю за собой, что не знала ее фамилии. Те, кто живут в общежитии кучкой идут к своему корпусу, кто-то уехал на собственном авто, кто-то, включая Иру, пошел пешком. Я же вызвала такси и уже через полчаса полностью вымотанная лежала в своей постели. Голова до безумия кружилась, тело казалось ватным, но мне было настолько легко, что все это не доставляло никаких неудобств, и вскоре меня поглотила темнота.

Глава 10

Пока я жду такси, наслаждаясь прохладой вечера и отрезвляющим ветерком, из кафе выходит великолепная пятерка и вратарь. Хотя нет, выходит только Радецкий с друзьями, их спутниц нет, и мне даже интересно, когда те слились. Я стою чуть поодаль от входа — меня не сразу можно заметить, зато я спокойно наблюдаю за троицей. Мартынов пьян вусмерть, как вообще на ногах стоит, а, впрочем, он и не стоит — повис на Мише и несет едва различимый пьяный бред о паскудной женской душе. Наверное, его жертва пластики тоже его променяла. Интересно, а моя вина в том, что всех троих в этот вечер продинамили есть?

Меня медленно, но верно накрывает расслабляющая волна, хочется лечь прямо на дорогу и уснуть, но из последних сил держу себя в руках, а вернее, на ногах. Смотрю в приложение — таксист еще только предыдущий заказ выполняет, до меня ему еще десять минут.

— Так мне давно не везло! — звучит ехидный голос над самым ухом.

Удивительно, но на неожиданный контакт с Радецким я никак не реагирую, не трясусь, не робею. Наверное, количество выпитого полностью отупляет все чувства. Я глупо пялюсь на его смазливую рожу и молчу, поражаясь красивейшему цвету глаз — серые и холодные, как две льдинки.

— Тебе чего? — спрашиваю я, глупо улыбаясь.

— Мне — тебя, — просто отвечает Радецкий, тянет ко мне руку и ведет пальцами по щеке. Отчего-то это его прикосновение не поддается алкогольному щиту и взбудораживает побег мурашек по спине.

— Совсем спился? — открыто насмехаюсь, но не препятствую его руке. Марк делает рывок, хватает меня за плечи и разворачивает к себе лицом. Он действительно пьян.

— Ну почему ты такая стерва? Всем улыбаешься, а меня шлешь? И так с пятого класса — высокомерная стерва, смотрящая на меня свысока. Так и хочется эту твою улыбку стереть, чтобы не смела никому улыбаться так…

— Марк, ты бредишь, — резюмирую я его мысли и чуть отталкиваю, но его грубая хватка на моих плечах в ту же секунду становится стальной.

— Брежу! — соглашается он, — семь лет бредил, а ты уехала, свалила в свою Москву! И вот вернулась, ко мне, это судьба или наказание мое?

— Отпусти, — я отмахиваюсь от него, как от назойливого комара, пищащего над ухом, но не выходит. Марк наклоняется и рвано целует в висок, быстрыми короткими касаниями губ спускается ниже к скуле, его губы попадают мне в ухо, когда я снова пытаюсь отвернуться, и уже ласкают другую сторону лица.

— Пусти же, — успеваю сказать прежде, чем его губы находят мои.

Я не думала, что мне так скоро будут приятны такие поцелуи. Алкоголь стер страх, стер воспоминания, оставил место только чувствам. Боже, ну до чего хорошо. Мы даже дышим в унисон. Я вновь ощущаю, как подгибаются колени, как струи горячего пламени спускается по спине и завязываются в тугой узел в животе. Чувствую его горячее дыхание, чувствую влажность губ, чувствую, как растворяюсь в нем и при этом совершенно не испытываю отвращения. Поцелуй становится все яростнее, и кислорода в крови не хватает, и от этого кружится голова и сознание все ближе подходит к пропасти. Водоворот захватывает все сильнее и сильнее, голова отключается, мысли улетают, и я открываю для себя совершенно новые ощущения, новое состояние, как будто тело растворилось и осталась только энергия наслаждения.