Ненависть и ничего, кроме любви
Шрифт:
Мы держимся за руки и это не кажется странным или нелепым, разговариваем о пустом, но лишь одно только присутствие его рядом радует и согревает в этот морозный день.
— Кофе? — предлагает Марк, когда мы проходим мимо фургончика, из окошка которого выглядывал немного грустный, должно быть от отсутствия клиентов, продавец.
— Раф с амаретто, — соглашаюсь я, и Марк идет оформлять заказ.
На моем ботинке развязался шнурок, поэтому я остановилась, чтобы его завязать, а когда дело сделано, и я уже хочу вернуться к Марку, обнаруживаю, что рядом с ним отирается какая-то девушка в нежно-розовом пуховичке. Как вообще может
Но когда я подхожу к ним ближе, то различаю в незнакомке вполне знакомое лицо белобрысой амебы. Хотя, конечно, стоило догадаться, что это она — уж больно идеально-кукольный у нее прикид — белые джинсы облегают стройные ноги и прекрасно дополняют ее розовый пуховик, на голове надета шапка с помпоном, из-под которой волнами по плечам спадают белокурые волосы. Да как вообще возможно, что сегодня именно она решила прогуляться в том же месте, что и мы?
Диана не замечает меня, так как стоит полубоком и полностью поглощена разговором с Марком. Он ей улыбается, что-то отвечает, амеба как обычно заливисто смеется. Но тут Марк видит меня, и улыбка его обращается уже в мою сторону. Он протягивает ладонь, в которую я без колебания вкладываю руку, и подтягивает к себе, приобнимая за талию.
— Твой кофе, — он снимает со стойки стаканчик и протягивает мне.
— Очень вкусно, — тяну я блаженно, потягивая через трубочку в меру горячий напиток с терпким вкусом миндаля, — о, привет, — наконец поворачиваюсь к амебе, — я тебя не заметила.
Тот спектр эмоций, что отразился на ее лице сложно описать и еще сложнее будет его забыть. Она даже не отвечает, лишь кивает в знак приветствия, а тем временем Марк берет свой стакан и спрашивает, обращаясь ко мне:
— Ну что, идем дальше? — и я согласно киваю, — увидимся, — говорит он Диане, берет меня за руку и вместе мы уходим дальше по дорожке.
Не могу отказать себя в желании слегка обернуться — Диана все еще стоит у палатки с кофе и смотрит нам в след. Смотри-смотри! Смотри так же, как я смотрела на вас тогда. От легкого чувства злорадства даже настроение повышается, и Марк, кажется, мою реакцию видит и понимает, ведь поглядывает на меня и ухмыляется, но делает это как-то по-доброму, словно так же разделяет мои эмоции.
Глава 26
Утро двадцатого декабря начинается с того момента, когда телефон выходит из ночного режима и начинает звонить, вибрировать, гудеть и петь всевозможными звуками, которые я когда-то тщательно подбирала для своих контактов. Из-за ежесекундного пробуждения не сразу понимаю, что происходит и первая мысль, которая меня посещает — что-то случилось. Хватаю в руки телефон, разблокирую экран и минуту вглядываюсь в кучу оповещений, прежде чем понять, что это все поздравления с днем рождения.
— Какое число? — бормочу я, блокируя и разблокируя экран, чтобы высветилась текущая дата, — вот черт, совсем забыла.
С началом предзачетной недели я вовсе потеряла счет дням. Мое время тщательно было поделено между университетом и подготовкой к сессии, Димкой и Иркой, и, разумеется, Марком. Телефон звонит вновь, и я не глядя снимаю трубку.
— Дочка, с днем рождения! — от неожиданности сотовый вываливается из рук и отпружинив о край кровати, падает на пол. Понимаю и нехотя прикладываю его к уху.
— Спасибо, мама, — терпеливо отвечаю я.
— Мы желаем тебе оставаться такой же красавицей и
умницей, какая ты есть сейчас. Желаем, чтобы с очередной единичкой в твоем возрасте прибавилось взрослой способности рассуждать и мыслить здраво. Чтобы ты стала более мудрой, более понимающей! — чем больше говорит мама, тем быстрее во мне растет раздражение.Интересно, ей это поздравление ее хахаль писал или сама придумала? Еще и «мы». Прекрасно знает, что я его не перевариваю, и все равно напоминает при каждом удобном случае о своем Толике. При одном воспоминании начинает тошнить, и утро из доброго резко перевоплощается в отвратительное.
— Спасибо за такие правильные, — делая акцент на последнем слове, говорю я, — слова. Ваше, — и снова акцент, — мнение для меня крайне важно, в особенности Толика.
— Вера, — предостерегающе тянет мама.
— Ты не звонила мне два месяца, — едва сдерживаясь, пытаюсь говорить спокойно, — и даже сегодня, в мой день рождения решила поздравить меня каждым словом намекая на мое принятие твоего хахаля? Ты два месяца ждала для того, чтобы именно это мне сказать?
— Вера, это всего лишь пожелание матери для дочери. Ты и тут пытаешься найти подводные камни? И я и Толя очень волнуемся о тебе! — она говорит это таким тоном, будто действительно верит, что этот ее «муж» за меня переживает.
— Особенно Толя, — не удерживаюсь от сарказма.
— Вера он постоянно спрашивает, когда ты вернешься жить к нам, — у меня дрожь по телу проходит от ее слов, — я думаю, что после окончания института…
— Никогда! — грубо перебиваю я, — никогда, слышишь? Никогда я не вернусь в дом, где живет твой Толик!
— Верочка, неужели даже сейчас твое мнение не изменилось? Неужели ты не осознаешь, как неправильно вела себя? И несмотря на это Толя все забыл, и лишь хочет подружиться со мной!
— Передай этой скотине, — рычу сквозь зубы, потому что спазм не дает челюсти раскрыться, — чтобы забыл даже мое имя. А если не поменяешь свое решение, то и ты забудь!
Не дожидаясь ее ответа завершаю вызов и отбрасываю телефон подальше. Боже, да что же это такое? Успокойся, Вера! Это все в прошлом, все прошло. Пытаюсь уговорить себя, одновременно подавляя приступ тошноты. Глубоко дышу и шумно сглатываю, зарываюсь пальцами в волосы и массирую кожу, сгребаю пряди в кулак и стягиваю, чтобы отвлечься.
Это работает, это помогает. Не сразу, но картины прошлого отступают, тошнота не прошла полностью, но стало лучше. Телефон звенит без устали, может даже мама перезвонить пытается, но мне уже все равно. Отвлекает громкий стук в дверь — это папа.
— Я не сплю, — кричу, давая своеобразное разрешение на вход.
Дверь распахивается, и сперва в комнату проникает букет разноцветных гербер, а следом проходит и папа.
— С днем рождения, дочь! — улыбается он, и я улыбаюсь в ответ, хотя получается это с трудом, и, может быть, даже криво.
— Спасибо! — тяну я, чтобы скрыть дрожь в голосе.
На мои колени ложатся цветы, а следом папа протягивает конверт.
— К своему стыду не знаю, что тебе подарить, но деньги ведь всегда считались хорошим подарком?
— Папа, это лишнее, букета вполне достаточно, — отвечаю я, — цветы очень красивые, — добавляю, когда вижу, что он в смятении от моего ответа.
— Еще вчера, кажется, забирал вас с мамой из роддома, — вдруг произносит он задумчиво, — а сегодня тебе двадцать два.