Ненавижу магов

Не хочу рядом с ним думать, хочу чувствовать что-то, кроме вины. Хочу его тепла, пускай его дарит только наша похоть.

– Ещё немного и я решу, что слова об исполнении супружеского долга ты приняла всерьез? – говорит с иронией, слегка повернув голову.

Он умеет отрезвлять, особенно когда это совсем не нужно. Чувствую злость за то, что он вообще воспринял мои попытки его соблазнить так. Или, может, злюсь на себя, потому что его слова недостаточно меня отталкивают. Нога скользит, он ловит, прижимает к себе за талию. Не знаю, что ему ответить, не хочу отвечать. Хочу его тепла, хочу растопить холод внутри себя.

– Я не буду извиняться, – шепчу ему в губы, срываясь в пропасть желания.

Я не буду извиняться за этот секс, за то, что использую его. Он тоже сейчас использует меня, это нормально… Да? Сестры смеялись, рассказывая о своих похождениях, о парнях, с которыми спали. Я никогда не понимала этого, до встречи с Вальтером ни один мужчина не вызывал во мне такой похоти, как ту, что чувствовали сестры к каждому своему любовнику.

«Это потому, что ты холодная, как льдинка. Всех парней от тебя просто морозит!» – высказалась однажды по этому поводу Ирланда.

Мы тогда всей шумной толпой сбежали в город погулять в местном клубе. Сказать, что девки без контроля мамы распоясались – ничего не сказать. Клуб еле выстоял, когда Индра принялась танцевать на столе, а Ирка показывать огненное шоу. Это была одна единственная ночь, когда я действительно почувствовала себя их сестрой, а не никчемной обузой. Парни и ко мне подходили, как и к остальным девчонкам, но ни один из них не нравился. Так что просила их меня оставить, и они выполняли мою просьбу.

«А мне кажется, все дело в том, что распалить нашу льдинку сможет лишь действительно особенный человек!» – влезла в разговор изрядно косая Ирка.

«Ага, не мужик, вулкан разве что», – бросила Ирланда, и с этого началась их очередная перепалка, под смех остальных сестер.

Мой вулкан здесь, плавит меня одним поцелуем, так что голова кружится. Почти не чувствую боли в спине, когда он вжимает в кафель и заставляет стонать от каждого резкого толчка. Жарко, так жарко, что думать ни о чем не могу. Губы его повсюду, такие сладкие, желанные такие. Он согревает меня, моё тело, мне больше и не надо.

Вдавливаю ногти в его плечо, стараюсь не задеть рану, когда мне очень хорошо. Целует шею, оставляет на ней засосы, как будто хочет, чтобы всем было видно, что я занята. Это глупо, это наивно, но я делаю так же. Словно нам мало проклятой метки, как будто наш союз не на время, а навсегда. Вжимает в белые простыни, чувствовать его тяжесть на себе до ужаса приятно. Его губы целуют грудь, кусают возбужденные соски. С ним не просто тепло, с ним горячо настолько, что, кажется, сгораю. Все становится синим, и я, слегка пугаясь, дергаюсь, и он это замечает.

– Ч-ш-ш-ш, – шипит с улыбкой и целует в нос, – не спали здесь ничего.

Поцелуй все чувства заглушает, синий из глаз убирает. К кровати так и не привязал, хотя было мило, когда обещал. Все тело ломит, ужасно болит спина, нужно поспать хоть пару часиков, но нам не до сна. Его губы такие сладкие, не оторваться. Рука по-хозяйски сжимает ягодицу, пока вторая, на которой лежит моя голова, поглаживает шрамы на спине. Лицом утыкаюсь в его шею, наслаждаясь мурашками, что запустило его лёгкое дыхание в моих волосах. Кажется, скоро усну, глаза слипаются, звук его пульса на шее усыпляет, однако боль в спине не дает расслабиться. Он засыпает первым, устав ворочаться, встаю, копаюсь в мешочке с запасами, пока не нахожу что-то способное заглушить мою боль. Жую безвкусную траву и в гардеробе выбираю одежду. Одеваюсь, потому что безумно холодно без его объятий, хотя уже не чувствую такую сильную потребность в его тепле. Как говорят, к хорошему привыкаешь быстро, а если считать то, что я теперь понимаю, откуда у бывшего советника такой огромный опыт в постельных делах, тут слово «хорошо» подходит меньше, чем «великолепно». Пока он спит, не знаю, чем себя занять, есть огромное желание под одеяло к нему забраться, но чувствую, что не имею права там оставаться. Обрабатываю рану, пока спит, он лишь слегка кривится, когда накладываю повязку. Укрываю одеялом под самое горло, чтобы не соблазнял меня больше.

Сажусь за стол и долго смотрю на лист бумаги. Я должна написать рецепт, потому что пообещала. Вот только вина за то, как Красная Стрела его использует, все равно будет на мне. Почему мне кажется, что в любом случае я проиграла? Первые строчки даются сложно, затем решаю немного изменить пропорции, чтобы зелье действовало очень короткий срок времени. Ведь о сроках я ему все равно ничего не говорила. Занялась расчетами и не сразу поняла, что что-то не то происходит. Спину кольнуло так сильно, что рука дернулась, испортив листок. Сдавленно вздохнула, интуитивно понимая, что дело не в старых ранах, дело в метке. Повернулась к кровати, на которой беспокойно спит Вальтер, подошла к нему, чуть не падая от боли. Стащила одеяло, в прямом смысле слова падая рядом. Спина болит ужасно, я будто горю, но огня нет, он почему-то меня больше не защищает. По спине мужа бегают завитки, но в надпись не складываются, зачем-то касаюсь их, и все пропадает. Не завитки, а окружающая действительность: я словно оказываюсь в чужом теле, оставаясь при этом в своем сознании. Кончиками пальцев все еще ощущаю его теплую, даже горячую кожу на спине, но при этом вижу какой-то зал. Повсюду дорого одетые люди, где-то вдали играет музыка. Меня кто-то зовет, точнее не меня – Вальтера. Это его сон? Воспоминание?

Король сидит на троне, рядом, кажется, королева. Никогда не видела ее живую, исключительно в виде памятника в центре города. Говорят, король изменился после ее смерти до неузнаваемости и наставил памятников по столице, чтобы никто и он сам не забыли ее красоту. Значит, это воспоминание Вальтера? Рядом с тронами три девушки, очень похожи друг на друга. Почему-то сначала принимаю их за своих сестер, лишь потом понимаю: они на них не похожи, разве что на мать слегка. Король говорит фамилию Аркас, она кажется мне очень знакомой, но не знаю откуда.

– Моё имя Мила Аркас, мой правитель, – говорит третья девушка, и только теперь обращаю на нее внимание.

Перехватывает дыхание, мне стало интересно на нее посмотреть из-за имени, но внешность ее оказалась мне хорошо знакома. Время над ней как будто не властно, сейчас она выглядит так же. Теперь ясно, откуда Провидица знает Вальтера, они раньше были знакомы.

– Приятно познакомиться с Вами, господин советник, – говорит эта тварь, и я с отвращением понимаю, что она с ним флиртует.

А маг мой, между прочим! Наклоняется и берет эту мегеру за руку, чтобы поцеловать ее! Ощущаю, какие ледяные у нее руки, хотя и не должна. Почему?

– У Милы уникальный дар – видеть будущее, – говорит одна из девушек, и этот голос оказывается до боли похожим на мамин.

Они о чем-то болтают, не слушаю, там нет ничего интересного. Смотрю только на Провидицу и слишком поздно понимаю: я не могу смотреть только на нее. Это не я, это Вальтер не отрывает от нее взгляда. Резко отдергиваю собственную руку от его спины, словно меня выдернули из кошмара, причем не моего. Тяжело дышу, плохо соображаю, голова идет кругом. Смотрю на его спину и вижу, как завитки двигаются, он все еще видит тот сон.

– Мила, – слышу его сдавленный стон и понимаю, что вопреки всему не могу оставить его в покое.

Хватаю его за руку, трясу за плечо. Но метки больше не касаюсь, не хочу видеть, что там у него дальше с этой Милой было. Значит Мила — это не сокращение от Камиллы, да? У него что-то с Провидицей было, и это "было" меня не просто злит, меня это бесит! Судя по всему, она совсем не забыла, если меня послала за его кровью.

– Вальтер, очнись! – кричу, хватая его за ледяную руку.

Просыпается, выглядит плохо, спрашиваю, как он, мельком смотрю на его спину. Метка на месте, абсолютно нормальная. Он смотрит мне в глаза так, как будто знает, что я подглядывала за его сном. Убираю от него руки и решаю продолжить писать рецепт. Руки плохо слушаются, меня бьет дрожь.

А что если все происходящее было ее планом? И Вальтер нужен ей не потому, что он самый сильный маг в стране? Ведь он уже и не маг, его силы больше нет. У меня такое чувство, что меня снова использовали, как пешку, а я даже не заметила этого.

***

Чем больше об этом думаю, тем больше понимаю: ему нельзя с ней встречаться. Плевать на договоренность, плевать на все, нужно держаться от него подальше, чтобы он с ней никогда не встретился. Теперь ясно вижу: с Провидицей, этой мерзкой Милой, должна разобраться сама. Убить ее, как бы ни было противно и сложно. Может, сейчас во мне говорит банальная ревность? Я зла, чертовски зла на себя, на него, но особенно на нее. Почему? Я не должна, это ведь его… их прошлое. Почему меня беспокоит, что ни она, ни он не считают это прошлым? Прошлое – это когда ты не думаешь о человеке, не видишь о нем такие сны.