Ненавижу тебя
Шрифт:
У меня приподнимается удивлённо бровь.
— Олег вроде не увлекался настолько молодыми и прожженными бабами.
— Ага. Она ему нахрен не сдалась. Там более интересные причины для встречи. Я говорил тебе, Элиас, держать баб подальше от своего бизнеса. Не должны они знать ровным счётом нихрена о том, с кем ты встретился и что ты делал. И уж тем более о твоих проблемах, — Эрик болтает задумчиво воду в стакане, — теперь Ярышев в курсе, из-за кого он недавно едва не обанкротился.
— Откуда? — медленно произношу я, — Дарья не знает ровным счётом ничего об этом.
—
— Я ещё не выжил из ума и ничего ей об этом не рассказывал.
— Зато ты таскал её везде с собой. У вас много общих знакомых, Эли. Кто-то слил ей эту информацию, — спокойно отвечает Эрик, — а она решила тебе отомстить и найти нового содержателя. Я не стал бы тебе врать. То, что именно она слила эту тему Ярышеву — это сто процентов.
— С… — я едва сдерживаюсь, чтобы не выругаться и со стоном тру лицо ладонями, — тварь. Честно говоря, мне сложно поверить, что эта женщина, с мозгами, как у рыбки, повернула что-то подобное.
— Наивный ты, Элиас.
— Возможно. Окей, я её недооценил. Но подозревать своих партнёров по бизнесу, что они просто так ляпнули какой-то бабе такое…
— Откуда-то она ж это узнала? — пожимает плечами брат, — Славик вот любит прибухнуть. Может, под градусом что-то и ляпнул. Я не знаю, Элиас. Ищи, у кого из твоих знакомых язык без костей. И я б на твоём месте ненадолго валил бы куда-нибудь. Ярышев сейчас рвёт и мечет и грозится вам всем ноги из жопы выдрать.
— Я не стану бегать, Эрик.
— Тогда найми охрану. Или ты считаешь, что человек, который поднялся в девяностые, станет мирно решать такие вопросы? Не высовывайся, Элиас. Я улажу все через некотороевремя., или он прессанет кого-то типа твоего Славика и успокоится. Дай просто ему остыть. Я пять лет назад тоже нарвался, и три месяца не просто так в Европе отсиживался. Бывает всякое.
— Спасибо, Эрик, но я сам решу свои проблемы, — я поднимаюсь с дивана, пока брат иронично смотрит на меня.
— Мне вот в твоё время никто помочь не мог, Элиас. Зря отказываешься.
— Просто не впутывайся, — резко отвечаю я, — у тебя жена беременная, а ты скоро станешь папашей и не до этого тебе будет.
Я собираюсь было уйти, но кое-какая мысль вспыхивает ясно в голове и я замираю. Брат что-то говорит мне вслед, только я его не слышу, потому что думаю об одном: Настя. Блин. У меня сейчас дома Настя, и лучше бы её отправить на ту самую съёмную квартиру от греха подальше — вряд ли, конечно, Ярышев будет что-то делать с посторонним человеком, тем более, женщиной, но перестраховаться надо.
Почему как только все вроде начинает налаживаться, откуда-то подкрадывается внезапно огромная задница?
Я не знал. Также, как и не знал, что сказать Анастасии. Но я явно не мог сказать правду — ей не восемнадцать лет, чтобы с восторгом смотреть на человека, которому могут отбить печень и голову, потому что иногда приходится делать такие вещи, которые не всем могут понравиться. Ей нужна стабильность.
Похоже, матерное слово из пяти букв ещё долго будет крутиться в моей голове, пока я еду домой.
Эпизод 48. Настя
Элиас появляется
неожиданно. Просто врывается в какой-то тревожный и темный сон.— Спи, — шепчет он, когда я открываю глаза, почувствовав горячие ладони на талии. Мотаю отрицательно головой и притягиваю его к себе, обняв за шею.
— Я хочу побыть с тобой, Элиас, — вырывается у меня признание. Может, наутро я пожалею о своих словах, но в эту ночь, как никогда, мне хочется, чтобы он остался рядом. У меня есть оправдание: я только проснулась, и пока надо мной берут верх слишком примитивные желания, а разум сладко спит.
Он с тихим вздохом целует меня в уголок губ.
— Знала бы ты, как я тоже этого хочу… Настя, — шепчет он мне, и в следующий момент целует так яростно, что мне не хватает воздуха в груди. В нашем поцелуе, в том, как мы обнимаем друг друга, в том, как я срываю с него одежду, сквозит что-то безумное. Просто чистая, тёмная страсть без капли нежности. До боли в груди и головокружения.
Мы прошли с ним очень долгий жизненный путь, чтобы неожиданно однажды встретиться снова. Мы стали взрослыми, другими, и сейчас, когда мы выражаем чувства друг к другу именно таким образом, я понимаю, насколько мы оба изменились. Больше нет наивной маленькой Насти и доброго тихого Элиаса. Больше нет милой дружбы, но зато вместо неё зарождается что-то новое.
— Ты прекрасна, — шепчет Элиас, сжимая мои запястья, пока я кусаю до боли губы от слишком ярких чувств, — дьявол, ты просто охренительная, Настя.
«Молчи» — думаю я, потому что произнести нет сил, — «ты просто демон-искуситель, и ещё одно слово — я точно умру. Будет обидно умереть от занятия любовью».
Ещё обиднее, если это произойдёт сразу после того, как я стопроцентно изучила каждый сантиметр его тела, и вынесла мысленный вердикт, что в этом человеке сейчас нет изъянов. С Элиаса можно рисовать картины.
Наше очередное грехопадение заканчивается в пятом часу утра, когда я устало засыпаю на плече у Элиаса, глядя как за окном потихоньку светлее небо. Поднимаю взгляд, и вижу, как Элиас тоже не спит — он задумчиво смотрит в пространство, водя пальцами по моей спине.
На секунду мне хочется задать вопрос «о чем думаешь? «, но он настолько глупый, что я быстро прикусываю язык и притворяюсь спящей. Мало ли, о чем. Может быть, как в анекдоте «муха, муха на потолке! Как она держится там маленькими лапками?"
— Ты хотела что-то сказать, Насть, — слышу я тихий голос и понимаю, что меня, все-таки, спалили.
— Нет, уже ничего. Фигня. Спокойной ночи, Эли.
— Сладких.
Я закрываю глаза и ещё несколько минут борюсь со сном. Все прекрасно, кроме одного: я так и не дождалась поцелуя на ночь. Может быть, я слишком многое хочу, но почему-то этот факт тревожит меня до самого момента сна.
Утром я осторожно выползаю из-под одеяла, одеваюсь и, посмотрев на мирно спящего Элиаса, иду будить Соню. На кухонном столе меня ждёт коробка с кашей, и, достав молоко из холодильника, я принимаю готовить, пока Соня сонно моргает на стуле, смотря мультики по телевизору.