Ненавижу тебя

Так оказалось и в этот раз.

— Анастасия, — голос начальницы звучит мрачно и напряженно, — ты еще не уехала? Зайди в мой кабинет.

Я нервно сглатываю. До ее кабинета мне сейчас далековато, мягко говоря, и придется не заходить, а заезжать. Неужели что-то изменилось с утра? Всех девочек же отпустили…

— Регина Павловна… — сдавленно пищу я, — тут такое дело…

— Ну что еще?!

— Я уже уехала…

— О, Боже… возвращайся обратно. И резче. Я тут весь день сидеть не хочу.

— Что-то случилось? — осторожно интересуюсь я, а начальница тихо и нервно ржет в трубку.

— Да, случилось, Анастасия! Сокращение. Пять окладов тебе на руки и подписывай заявление на увольнение.

Пять?! Я прикладываю руку к сердцу, уговаривая его не так сильно подпрыгивать от радости. Пять окладов! Погодите-ка…

— Только белая часть? — подозрительно интересуюсь я, а Регина раздраженно вздыхает.

— Нет, и черная тоже! Я смотрю, ты только рада этому? Все вы рады этому! Почему я не удивлена! Работали бы лучше, усерднее, упорнее, а не с кислыми лицами обслуживали посетителей! Из-за вас теперь… — она замолкает, потому что на фоне звучит грубый мужской голос с сильным акцентом, а потом сквозь зубы тихо произносит, — в общем, жду тебя.

И сбрасывает вызов.

Я подскакиваю, быстро бегу в коридор, накидываю пальто, подбираю с пола ключи, которые я швырнула в Элиаса, обуваюсь и выхожу из квартиры. Может быть, кто-то наверху сжалился надо мной, потому что максимум, чего я ожидала от Регины — это хотя бы зарплата за отработанную половину месяца. На пять окладов я даже не раскатывала губу!

Спускаясь на лифте, я вызываю через приложение такси. До работы добираюсь за пятнадцать минут. Выхожу из машины, и чувствую, как солнце начинает совсем по-летнему припекать спину. Даже погода изменилась! С утра я убегала от Родиона под мерзкий холодный дождик.

— На-а-асть! — слышу я знакомый голос и оборачиваюсь. Мне машет рукой Амина, высунувшись из черного "БМВ". Боже, она все еще тут? Я подхожу к ней, а девушка окидывает меня восторженным взглядом, улыбаясь во все отбеленные тридцать два.

— Твой муж еще тут? — спрашиваю я. Она разводит руками.

— Все еще! Если вы будете быстрее шевелить булками, он быстрее уйдет, и я быстрее уеду. Потому что свои булки я уже отсидела! Ты откуда такая красивая?

— Из дома.

— Из чьего? — склонив голову набок, ухмыляется Амина, а я заминаюсь, — Насть, я хорошо знаю, сколько стоят эти шмотки. Мы такую зарплату не получаем.

— Просто подарок… — пожимаю я как можно более небрежно плечами, решив особо не болтать. Амина не поймет, как можно было за несколько дней дня сблизиться с мужчиной настолько, что он будет делать тебе такие подарки, пускай это и твой друг детства, — пойду я, Амин, твои булки спасать. Не скучай.

— Возвращайся, — весело кричит она мне вслед, — расскажешь про твоего щедрого дарителя, а то я тут скоро от скуки сдохну.

Бедная девушка. Я бы рехнулась с самого утра торчать в машине.

В кабинет Регины я захожу, робко постучавшись. Открываю дверь, и мне хочется тут же сбежать от греха подальше: в небольшой комнатке сидят четверо здоровых мужчин, черноволосых, черноглазых и с бородой. Мощные фигуры обтягивают черные рубашки. Начальница, почему-то растрепанная и в помятой блузке, как заложница, сидит за столом. Ее поза выдает напряжение.

— Быстрее, Анастасия, — тихо рычит Регина, — я тут полдня уже сижу! — она рывком подвигает мне лист бумаги, швыряет сверху ручку, пока я, неуверенно кивнув мужчинам, которые сверлят меня внимательными взглядами, иду к столу, — вот образец заявления, твои документы, вот твоя трудовая. Вот конверт с зарплатой.

Я быстренько переписываю заявление под напряженное сопение начальницы, чувствуя, как чешется между лопаток — судя по всему эти трое продолжают за мной наблюдать. Взгляды тяжелые, ужас. Амине я немного сочувствую: если среди них есть ее муж, то мне бы было тяжко жить с таким пугающим человеком.

Протянув заявление Регине, я забираю конверт и трудовую, и под ехидное “ну, удачи, Анастасия”, выпрямляюсь, чтобы уйти, как едва не врезаюсь в одного из мужчин. Мамочки, даже внутренности холодеют.

— Пересчитай, — голос, как из преисподней. Бывают вообще такие низкие голоса?

— Ага, ладно, — я стараюсь смотреть не в мрачно поблескивающие глаза, спрятанные глубоко в глазницах, а на черную бороду, и дрожащими руками открываю конверт. Перебираю купюры, сбиваясь со счета, плюю и просто произношу, — все нормально.

Мужик кивает и отходит. Я не подгибающихся ногах выбегаю из кабинета уже бывшей начальницы, закрываю дверь и только сейчас замечаю на ней большую вмятину.

Интересно, если б я сказала “тут не все”, то меня бы не выпустили? На моих глазах бы из Регины выбили деньги? Или уже выбивали, поэтому она и дверь поэтому такие помятые?

Почему-то, несмотря на то что начальница у нас самая настоящая самодурка, прощаться с рестораном мне грустно. Я иду по коридору, в последний раз оглядываюсь на кухню, на пустующие столики, прислушиваюсь к непривычной, звенящей тишине и только тогда выхожу на улицу.

Вдыхаю свежий, согретый солнцем воздух и в груди лопается туго натянутая пружина, разливаясь теплом. Я подставляю лицо солнышку. Тут я нашла подруг, тут я снова поверила в то, что жизнь для меня не кончилась, получила поддержку, получила возможность немного опомниться после гнетущего и нервного декрета с унижениями от мужа, и полной растерянности после развода, когда есть только одна мысль “и как жить дальше? А я вообще смогу?”

Смогла. Не только жить, но и еще радоваться, наслаждаться жизнью. Забыть все, как страшный сон.

— Эй! — слышу я вопль Амины, — хватит там довольно скалиться! Иди поболтаем!

Черт, я совсем про нее забыла. Я прячу глупую улыбку, опускаю голову и иду к машине. Девушка сидит, хитро ухмыляясь и постукивает пальчиками по коленке.

— Судя по всему, у тебя или в жизни все прекрасно, или тебя так порадовал конвертик с пятью окладами. Или больше выбила из Регинки?

— Нет, пять окладов, — хмыкаю я, — почему она такая помятая?

— Пф, — усмехается Амина, — эта дурная полезла соблазнять моего мужа, когда ее пришли нагибать. Тот ее и встряхнул хорошенько, рассказав, что у нас на родине с такими женщинами делают!

— Ясно… — я тихо откашливаюсь в кулачок. Регина ко всем лезет, что ли? — так там твой муж торчит до сих пор?

— Ага. Выкупает эту шарашкину контору за копейки, — снова ухмыляется Амина, — я вчера пришла черт знает как домой, он и взбеленился. Заставил меня рассказать, что там Регинка творит, я ж молчала до этого. Разозлился еще больше. У тебя есть куда пойти? А то могу предложить местечко…