Неназываемый

Я же, недолго думая, шагнул к дварфу и огрел держащий его вихрь посохом. Элементаль не смог увернуться и получил 13 очков урона. Оставалось же у него лишь 12, так что противник погиб, выплюнув дварфа в сторону пропасти налево.

Гильт был гораздо тяжелее плута и полетел, как выпущенное из пушки ядро, верёвка натянулась, дёрнула меня за пояс, и я растянулся на полу, едва не выпустив посох из рук. Дварф с грохотом шмякнулся наземь всего в метре от края платформы.

«Бой закончен. Уровень угрозы 7. Получено 875 очков опыта. Текущий опыт 11025/15000», — возникло сообщение у меня перед глазами, и я встал на ноги. Люпа уже подошёл к Ванорзу и помогал ему подняться, я же направился к дварфу.

— Хорошо, что привязались, — прокряхтел Гильт поднимаясь. — Давай, трогай статую и пошли отсюда.

— Как пошли? — раздался голос Люпы. — А поискать тайники? Из этих тварей ничего не вывалилось!

— Вот пока Безымянный будет в отключке, и поищешь, — похлопал его по плечу Ванорз.

Люпа хмыкнул и прикоснулся к статуе, которая продолжала светиться под потоками голубого магического ветра. Все остальные последовали его примеру, а я в это время пытался понять, что же меня смущает в этой скульптуре. Может быть, танец? Одна нога приподнята, руки разведены в стороны… Или одежда, представляющая собой какие-то рваные лохмотья? Но тут мой взгляд упал на лицо статуи, и я замер: знакомые черты были перекошены в гримасе ярости и печали, причём неизвестный скульптор ещё и придал им изрядную толику сумасшествия.

Все мои товарищи уже смотрели на меня в ожидании, так что я не стал более медлить и протянул руку к статуе. В этот раз боль почти не почувствовалась, молнией пробежав по телу и унося сознание к очередному чужому воспоминанию.

Глава 18

Перед глазами всё кружилось, и первые мгновения я даже почувствовал тошноту. Однако, сосредоточившись на зрении, я быстро понял, что мои стремительные и ритмичные движения вызваны танцем. В десятке шагов напротив синхронно со мною двигалась Миель, и я быстро осознал, что мы танцевали в унисон, лишь изредка по логике танца нарушая согласованность движений. Верховная жрица поблёскивала в полумраке металлическими обручами, закреплёнными на её шее, поясе и конечностях. Помимо них и полупрозрачной тонкой ткани, которую эти обручи, видимо, и держали, на ней ничего не было.

Танцевали мы вокруг полусферического углубления в полу, в середине которого находился алтарь в форме цветка или бутона со множеством лепестков. Мы же находились в центре полусферического зала, полумрак не давал возможности оценить декорации стен, но я заметил, что небольшие окна имелись лишь под самым потолком.

Также я быстро понял, что тело исполняло этот ритуальный танец почти механически — настолько хорошо он был заучен. Богиня же с удовольствием наблюдала за своей верховной жрицей, но лишь на чувственном уровне… большая часть её разума была охвачена печалью, горечью и даже… отчаянием?

Судя по размышлениям богини, с момента той памятной схватки с Саэлис прошло уже много времени. Первые несколько лет казалось, что перелом в войне достигнут: войска противника в Лейне отступили к перешейку на экваторе, дела у Хтоана на Трале шли неплохо, даже на востоке Эразма на какое-то время забывшие усилиями Змерани о распрях людские властители смогли дать отпор армиям перворожденных предателей.

Первым потрясением было появление Оума — все они были уверены, что главный бог пришлых уничтожен. Но нет, его энергия оставалась прежней, а ведь не прошло и десяти лет, необходимых для повторного пришествия божественной сущности в материальный план после минимального повреждения ядра при гибели аватара. Вскоре Змерани удалось выяснить, что новым аватаром является брат погибшего… Это, конечно, многое объясняло, но ведь Моран лично уничтожил ядро Оума, не расщепил, а именно уничтожил без остатка… да и она помнила тот выброс энергии, неподдельное горе Саэлис. Они растерялись, а войска пришлых вновь начали наступление.

Вскоре выяснилось, что новые боги изменили тактику: они привнесли с собой новый язык, согнали к столице, Саоэллуму, тысячи и тысячи рабов, устроив громадное строительство, провозгласили империю добра, которая, дескать, была выбрана светлыми богами как орудие очищения Оминариса от порчи зла. Всех нас, естественно, назвали богами тьмы, кровавыми языческими идолищами. Сами пришлые сменили свой варварский облик, даже их мерзкие фанатики стали выглядеть приличнее, а их кровожадность оправдывалась праведным рвением. Перворожденные были названы высшей расой, единственными, кто способен привести остальных обитателей мира к чистоте и праведности добра. Зеленокожие были заклеймены как служители тьмы, а всех остальных многочисленные проповедники призывали обратиться к свету, иначе их ждёт неминуемая гибель от праведного гнева светлых богов.

Невероятно, но множество перворожденных поверило в эту несомненную чушь: ряды последователей Саэлис росли с каждым днём, а вскоре они уже называли себя саэлин — светлыми, закрепив над верными своей богине сородичами название драэлин, будто бы свежеиспечённые «тёмные» были другой, отличной от них расой. Проповедники новой церкви тут же начали разносить множество бредней, мол, поклонение тёмным богам изменило благородных перворожденных: их кожа стала чёрной, как смоль, а волосы неестественно белыми, глаза их сделались красными от кровожадности, а сердце окаменело от жестокости. Змерани обнаружила даже несколько случаев, когда специально подготовленные альбиносы устраивали показательные зверства, дабы опорочить «тёмных».

Вторым потрясением стала гибель Хтоана. Он в очередной раз схлестнулся в битве с Ваэлумом… и погиб. Похоже, пришлые адаптировали метод, использованный Мораном. Немного иначе… но результат был налицо — бог войны оказался повержен. Ваэлум воспользовался потрясением воинов и полностью разгромил все переброшенные на Трал армии, а после учинил там чудовищную резню, практически на корню уничтожив большинство рас зеленокожих. Немногие выжившие были порабощены, единицы попрятались по пещерам и труднодоступным местам. Эта победа тоже была поднята на флаг в проповедях как знак истинности новой веры.

Моран отступил, сдав Южный Лейн почти без боя. Все его храмы были разрушены, а на развалинах Первохрама к тому же устроили показательную казнь всех более-менее влиятельных людей, кто не отрёкся от старых богов. Да ещё и использовали это в пропаганде, мол, смотрите — ваш тёмный бог смерти бессилен, он бросил своих адептов и никак не способен изменить их участь.

Моран призывал укрепиться на Драказме — этот маленький материк мог быть неприступным, если оборонять его всеми силами. Он по-прежнему верил, что следовало накопить силы, отловить аватаров пришлых поодиночке, а после уничтожения богов отвоевать потерянные земли. Но она уже не была так уверена; она видела, что все уловки Змерани и развёрнутая ей контрпропаганда никак не помогли на востоке: шаткое равновесие рухнуло, владыки вновь погрязли в междоусобных войнах, и в десятки раз меньшие силы перворожденных разбили их одного за другим, обратив выживших в рабство. И сделано это было с такой быстротой, что Змерани чудом успела убежать, а все храмы там были уничтожены. Причём одна из верных семей перворожденных, что защищала последний храм, была вырезана полностью — не пощадили даже женщин и детей. Она прибыла туда уже не пепелище…

Теперь все уже укрепились на Драказме, лишь она одна не хотела после увиденного покидать свои священные места; она приказала всем верным прятаться и оставлять храмы, сама же принялась укрывать их, переиначив древний ритуал природы. Даже несмотря на эти её усилия, три из шести храмов на западе были разрушены — предатели оказались гораздо мобильнее. Хотя бы жертв удалось избежать…

И вот сейчас она заканчивала ритуал здесь, оставался ещё один храм на севере и всё — можно будет уходить на последний материк, оставшийся под нашей властью. Снаружи её ожидало всё её войско — четырнадцать сводных отрядов, чуть меньше двух тысяч её верных детей. Самые боеспособные ветераны — остальные уже были переправлены со своими семьями на Драказм. Как бы ей ни хотелось этого признавать — она поступала так же, как Моран: оставляла Эразм без боя, лишь укрывая свои опустевшие храмы.

Только Миель скрашивала её безысходность, только безграничная преданность верховной жрицы удерживала её от падения в пучину горя и ярости. Веслани понимала, что резервы её божественной энергии были почти пусты — она сильно израсходовала их тогда, в попытке уничтожить Саэлис, а из-за резко упавшего числа последователей за эти годы, она не смогла их толком восполнить. Поддайся она обуревавшим её чувствам, наверняка бы погибла в бою… а она должна сражаться, пока остаётся хоть какая-то надежда на победу.