Необъяснимая история
Шрифт:
такая выносливость? Неужели? Какое крепкое здоровье!
ФИНАШ: (Страховые компании просто абсурдно любопытны. Но должен вас поздравить. Что за супруг у вас, мадам!) Какое крепкое здоровье! Какая выносливость!
ФУРНИЛЛА: Истинная правда!
ЛЮСЬЕНА: Мне ли не знать!
КАПИТОН: Тебя следует поздравить.
ФИНАШ: Это весьма лестно.
ФУРНИЛЛА: Но знаешь, это так утомительно!
ЛЮСЬЕНА: Но как изнурительно!
КАПИТОН:
ФИНАШ: Всем, кто живет на свете, Бог положил трудиться.
ПЛАВТ: Как раз о таком и мечтает Лентилла.
ЭТЬЕН: Как раз о таком и мечтает мадам Плюше.
ФУРНИЛЛА: Кто это?
ЛЮСЬЕНА: А это кто, скажите на милость?
ПЛАВТ: Моя наложница. Меня ей недостаточно. А нужен ей такой мужчина, как Гай Инвалид Сикан.
ЭТЬЕН: Моя жена. Для меня это слишком. Говорю вам, ей нужен такой мужчина, как супруг мадам.
КАПИТОН: Что ж, тогда с твоего позволения, Фурнилла, и, разумеется, если Гай согласится.
ФИНАШ: Тогда с разрешения мадам и с согласия испанского господина — это можно устроить!
Согласитесь, сэр, различия между этими двумя текстами минимальны и по большей части (если можно доверять английскому переводу) чисто лингвистического характера: язык Фейдо более литературный, у Овидия — более разговорный. Однако оба отрывка с большой откровенностью и с употреблением лишь незначительных эвфемизмов говорят о сексе.
В пьесе Овидия Плавт, по всей видимости, раб, имя которого автор позаимствовал у величайшего римского драматурга Плавта, жившего на рубеже 3 и 2 в. до н. э., в чьих комедиях обычно присутствует такой персонаж, как лукавый раб. Этьен у Фейдо — дальний родственник тому обязательному в пьесах Плавта персонажу, которого римлянин, в свою очередь, взял из комедий своих греческих предшественников. Согласно комментарию мистера Оливера, Капитон — это сам Овидий. Фурнилла, супруга которой зовут Гай Инвалид Сикан, вполне может быть Ливией, женой Августа (как предполагает в своем комментарии мистер Оливер). Большую часть жизни Август отличался слабым здоровьем и дважды заболевал так сильно, что уже сомневались, выживет ли он. Отсюда, возможно, появилось среднее имя Инвалид (которого я не могу найти в исторических источниках, указывавших бы его как расхожее).
Но как же вывести из пьесы объяснение ссылки Овидия в Томы? Фарс Фейдо (что типично для этого автора) — путаная история, вращающаяся вокруг более или менее добродетельной жены, которая подозревает своего более или менее добродетельного мужа в измене. Действительно, за цезарем Августом тянулась слава женолюбца, и, если Инвалиду действительно полагалось представлять Августа, название «Верный муж», вероятно, следовало понимать в саркастическом ключе. С другой стороны, императрица Ливия (и это, на мой взгляд, делает несостоятельной теорию мистера Оливера о ее отношениях с Овидием) была известна своей безупречной верностью и высочайшей добродетельностью, если, конечно, забыть про убийства, которые она почти точно совершила, чтобы получить для своего сына от первого брака Тиберия право унаследовать верховную власть.
Как я указал в начале этого письма, я не ученый, всего лишь любитель французской комедии и эротической поэзии Овидия. Возможно, некто, более эрудированный, чем я, отыщет убедительное объяснение этой головоломке. Признаюсь, я тут бессилен.
Вы совершенно уверены, что вся рукопись не фальсификация?
Комментарий Э. П. Оливера
Сходство между двумя сценами бесспорно. Как такое возможно? Единственным объяснением было бы совпадение, что представляется неубедительным. Фейдо не мог иметь доступ к свиткам Овидия. Признаю, это все равно что утверждать, будто, сложив вырезанные из газеты слова в шляпу, два человека вытянули идентичные слова в идентичной последовательности и потому — по чистой случайности — составили идентичные тексты. Но как еще мне это объяснить, учитывая (а я ее принимаю) неопровержимую подлинность рукописи Квеста?
Мистер Фуилье прав в своем утверждении, что сцена Овидия так же открыто говорит о сексе, как его «Любовные элегии» и «Искусство любви», и что имя супруга, чья жена жалуется на его внушительную потенцию, может быть интерпретировано как аллюзия на бесконечные недомогания Августа. Сходным образом мы можем приравнять имя Капитон к cognomen Овидия Назон, поскольку они оба указывают на части тела, притом находящиеся выше плеч. Если мы примем, что сохранившийся фрагмент сцены — более или менее реалистичное описание отношений между императрицей, поэтом и недужным, но более чем способным к половому акту императором, то нетрудно предположить, что ссылку Овидия она объясняет сексуальными проблемами.
Сколь бы абсурдным это ни казалось, я испытываю большое искушение искать в фарсе Фейдо ответ на загадку в жизни Овидия. Такие персонажи, как группа парижских буржуа, решивших совершить адюльтер, который по ходу пьесы ни одному из них не удается, типичны для французского фарса того периода; его доминирующий мотив — «череда ошибок». В стихах, написанных в ссылке, Овидий сам скрытно намекает на причину своего удаления из Рима как «carmen et error», т. е. «песни и ошибки», как это обычно переводят. Ученые пришли к выводу, что совершенная поэтом «ошибка» заключалась, вероятно, в том, что он не сообщил о нарушении приличий, которому стал свидетелем. Тем не менее нельзя забывать (если я верно помню свою лицейскую латынь), что латинское слово «error» можно также перевести как «недопонимание», «проступок» или «оплошность».
Однако все это чистой воды домыслы. Очевидные следы Овидия в тексте Фейдо так же загадочны, как темные побуждения, заставившие императора столь коварно приговорить поэта к смерти от горя.
Письмо герра Рудольфа Кее
Первое издание этой книги имело большой успех, в результате которого она была переведена на ряд языков. После выхода в свет немецкого перевода я получил это письмо. Немедленно поняв, какой интерес оно представляет для читателей «Повести Квеста», я перевел его на английский для настоящего, третьего издания.
Дорогой мистер Оливер!
Прочтя «Повесть Квеста» и, главное, ваш комментарий к этому поразительному, невероятному произведению, подлинность которого тем не менее подтвердили эксперты, я решил переслать вам прилагаемый перевод на немецкий некоей латинской рукописи, также раннего периода империи, и рассказать вам, как она у меня оказалась. В отличие от рукописи Квеста она не попала на суд экспертов для подтверждения подлинности. Однако, если она покажется вам достойной рассмотрения, я могу устроить так, чтобы они изучили оригинал.
Я приобрел ее в 1987 г., в антикварном магазинчике герра Отто Райманна на улочке Химмельсбюттелер, которая в то время находилась в западном секторе разделенного стеной Берлина. Позднее рукопись была переведена с латыни на немецкий Евой Альтхаммер, доктором филологических наук, преподавателем классических языков в государственном лицее Дюссельдорфа, где я был ее учеником до того, как во время войны записался добровольцем в армию. Приложение к моему письму — переведенный текст, который она мне надиктовала.