Необычайные приключения Кукши из Домовичей. Сигурд победитель дракона. Повести древних лет
Шрифт:
Тогда Торарин Резчик выпрямился перед викингами во весь свой богатырский рост.
Торарин Резчик выпрямился перед викингами во весь свой богатырский рост.
— С меня довольно. Пойду к ярлу и скажу ему, чтобы искал себе другого резчика. Здесь на тебя, того и гляди, нападут дружинники или какой другой сброд!
Орм Викинг опустил топор, и оба воина
Торарин задвинул за ними засов и поспешил откинуть крышку сундука.
— Мы победили, — успокоил он Сигурда. — Войско врага разбито!
Сигурд жадно глотал воздух.
— Дай мне слово… — сказал он, вылезая из сундука. — Дай мне слово, что и в другой раз тоже спрячешь меня в сундук.
Торарин рассмеялся.
— Даю слово, такое же крепкое, как десять железных запоров на сундуке.
Сигурд взбежал на холм. За пазухой у него был спрятан деревянный дракон. Ему не терпелось показать дракона матери.
Вдруг у дома Торарина он заметил какую-то женщину. Эдда? Сигурд вернулся к дому резчика и притаился.
Эдда долго стояла, скрытая кустами. Наконец, набравшись храбрости, она приблизилась к дому.
В темноте она споткнулась о корень. Дверь тут же распахнулась, и на пороге показался Торарин с копьем в руке. Схватив Эдду, он подтащил ее к двери.
— Клянусь Фрейей, это ты! — воскликнул он со смехом. — Ну и напугала же ты меня! Я уж думал, тут зверь рыщет. Или того хуже — эти проклятые дружинники ярла!
— Ты меня узнал? — прошептала Эдда.
— А то как же! — усмехнулся Торарин. — Я приметил, как ярл налегал на хлеб, побывавший в конском навозе.
Эдда засмеялась. Но тут же снова стала серьезной.
— Лица моего ты, конечно, не помнишь, Торарин Резчик. Той ночью в лесу, одиннадцать зим назад, было слишком темно. Но может, ты помнишь, что я несла в руках сверток, который дала тебе подержать.
— Еще раз клянусь Фрейей! Неужели это была ты? — Торарин внимательно разглядывал ее лицо.
Он втянул Эдду в дом и запер дверь на засов.
Сигурд, словно тень, скользнул к дому. Он вскарабкался на завалинку из торфа и приник ухом к оконному проему.
— Что стало с моей дочкой? — проговорила Эдда. — Она жива?
В доме воцарилась мертвая тишина. Торарин ответил не сразу.
— Дай-ка вспомнить, что же случилось той ночью. Я сбился с пути и оказался в лесу. Вдруг передо мной появилась женщина. Ее освещала луна, на руках она держала ребенка.
— Это и была я, — сказала Эдда.
Сигурд впился ногтями в бревенчатую стену. Его трясло. Так вот что все эти годы таила Эдда! Вот ее тайна, которую она не доверяла никому! Сигурд весь напрягся, чтобы не пропустить ни единого слова. Эдда говорила отрывисто и неразборчиво.
— Я очень испугалась, когда из-за елей выехал всадник. Мне показалось, что это сам бог смерти.
Всю ночь я в отчаянии бродила по лесу и плакала. Девочка прижималась ко мне, точно умоляла сохранить ей жизнь. Я надела малютке на шею крестик, чтобы он уберег ее от опасности. В середине крестика я нацарапала звезду, надеясь когда-нибудь по ней найти
свою дочь.Торарин тихо засмеялся.
— Когда я назвал свое имя, ты поняла, что я обычный путник, заблудившийся ночью в лесу. Ты указала мне дорогу, я поблагодарил тебя и хотел ехать дальше. Но ты попросила меня подержать ребенка. И вдруг… вдруг ты исчезла.
— Я неслась по лесу, как слепая олениха, — прошептала Эдда, — и ни разу не оглянулась.
Снова наступила тишина. Сигурд услыхал слабое всхлипывание. Неужели Эдда плачет? Он никогда не видел ее плачущей.
Наконец Торарин снова заговорил:
— Я решил, что лучше всего оставить ребенка где-нибудь под елкой. Ведь я понимал, что это ребенок рабыни. Чем раньше такой ребенок погибнет, тем лучше: все равно ничего хорошего его в жизни не ждет. Однако богини судьбы судили иначе. Ночь была студеная, и я крепче прижал к себе ребенка.
Сигурд затаил дыхание. Он не смел пошевелиться, боясь выдать свое присутствие.
— До селения я добрался на рассвете. Мне встретились мои родичи, и дальше мы уже ехали вместе. Они поинтересовались, что со мной приключилось и почему у меня свободна только одна рука. «А я другую поранил», — солгал я. Видно, моя ложь позабавила Одина, и он сыграл со мной шутку: через некоторое время у меня из-под плаща раздался жалобный плач. Мои попутчики засмеялись и сказали, что впервые видят руку, которая так жалуется на боль. Они сдернули с меня плащ, и все увидели несчастного маленького ребенка, плакавшего от голода.
— А потом? Что было потом? — перебил Торарина сдавленный крик Эдды.
— Потом все уладилось наилучшим образом, Один из попутчиков сказал, что знает усадьбу, где живет старая бездетная вдова.
— Дева Мария услыхала мои молитвы, — прошептала Эдда. — Значит, моя дочка жива!
— Он забрал девочку, — сказал Торарин, — И это все, что мне известно. Больше я в тех краях не бывал.
Сигурд разжал пальцы, вцепившиеся в бревно, и отступил от дома. Сердце у него бешено колотилось. Странные мысли нахлынули на него помимо его воли. Ему не хотелось знать о ребенке Эдды. В глубине души он желал, чтобы Эдда никогда не нашла свою дочку.
Дверь открылась, и Эдда выскользнула во тьму. Сигурд прижался к стене.
— Раб должен всего остерегаться, — прошептала она. — Если кто-нибудь увидит меня здесь..
— Никто тебя не увидит, — успокоил ее Торарин. — Я всегда смогу тебя спрятать. В своем сундуке, — засмеялся он. — Сам сын ярла подал мне эту мысль.
Кончилась дождливая осень, принесшая скудный урожай, и началась зима. Ледяные иглы кололи горные склоны. Ветер и снег хлестали землю. Казалось, некий всесильный бог обдает долину своим морозным дыханием. В гриднице днем и ночью в трех очагах пылал огонь, но стужа проникала и сюда.
— Пусть рабы принесут еще дров, — приказала жена ярла Эдде.
Эдда встала и направилась к двери. На пороге она обернулась и сказала тихим дрожащим голосом:
— Рабы уже несколько дней ничего не ели. Они так ослабели, что вряд ли переживут зиму. Они просят дать им какую-нибудь одежду, лишь бы потеплее. И хоть немного еды.
Жена ярла ударила Эдду по губам, чтобы заставить ее замолчать.
— Самому ярлу нечего есть, кроме каши утром да вечером! — крикнула она. — Ты хочешь, чтобы хозяева ползали без сил, а рабы жили, как ярлы!