Необыкновенный дар

– Где десять копеек?

Чего они так орут? Володя хотел постучать в стену. Неудобно, однако.

– Четырежды один - четыре, четырежды два - восемь...

Под таблицу умножения Володя заснул.

Гармонь певучая

Меня замучила...

– Тьфу!..
– Володя встал с бревен, прошел по берегу, сел на камень.

Но и тут слышалось:

В заволжской стороне

Покоя нету мне...

Узнал о своем несчастье, а может быть счастье, Володя, когда приехала Тамара.

Проспал он глубоким, но болезненным сном, наверное, часов пять. Проснулся от стука в сенцах.

– Дома...
– послышался голос Тамары.

Она шумела веником, стряхивала с валенок снег.

– Ружье-то...
– сказала она.
– Так и стоит в углу, как метла. Поставил и бросил. Охотник...

Вошла в комнату, зажгла свет.

– Дрыхнет...
– увидела мужа на софе в кухне.
– Шапка на полу, полушубок тоже... Никак не приучишь... Выпил?
– подошла к Володе.
– А может, умаялся. Ладно, пусть спит...

Володя чуть приоткрыл глаза, стал следить за женой. Голова болела, но не сильно.

Тамара налила супу, нарезала хлеба, села к столу. Стала есть. В то же время она разговаривала сама с собой:

– Эти поездки - провались они пропадом. На попутных машинах истреплешь одежду, измажешь всю... А что толку, что съездила? Даже магазин оказался закрытым - переучет.

При этом Тамара жевала, прихлебывала. Ела с аппетитом, что называется, в полный рот.

– В ателье индпошива ничего. Ничегошеньки. Серость...

Володя открыл глаза пошире: как она может есть и разговаривать? Да еще так громко. В конце концов ведь он спит. Могла бы потише...

Тамара ела: откусывала хлеб, работала ложкой.

– Ларисе везет, - говорила она при этом.
– У Ларисы что ни платье картина.

Губы у Тамары не шевелились. И все же с набитым ртом она разговаривала:

– Блат имеет бригадир - вот у нее и все есть. А у моего Вовки никакого блата...

– Тамара?
– сказал Володя, приподнялся на локте.

– Проснулся, - сказала Тамара с набитым ртом.
– Доброе утро?

– Томка!..

– Ты чего?
– спросила Тамара и перестала есть.
– Вроде не пьяный...
– тут же сказала она, но губы у нее не шевельнулись.

– Тамара...
– уже со страхом сказал Володя.

Тамара бросила ложку.

– На тебе лица нет!
– сказала обыкновенным голосом. И с закрытым ртом: Что с Володькой?..

– Выйди из кухни, - сказал Володя.

– Зачем?

– Выйди из кухни!

Тамара поднялась, вышла.

– Если не пьяный, то сумасшедший, - послышалось Володе из другой комнаты.

– Что ты сказала?
– спросил Володя.

– Ничего.

– Ты сказала, что я сумасшедший.

– Ничего я не сказала!
– Тамара с любопытством взглянула на мужа, показав лицо из-за двери.

– Вот и сейчас говоришь - сумасшедший, - попробовал Володя уличить супругу.

– Не говорю, но думаю, - сказала Тамара.

– Думаешь?..

– И еще думаю, что, пока я в поездке, ты тут устраиваешь беспорядок.
– Она подняла полушубок, положила на табуретку. Володя не видел, как она подняла полушубок, но спросил:

– О полушубке думаешь?

– О полушубке.

– А сейчас о валенках, что бросил возле порога?..

– О валенках, - призналась Тамара.

– А давеча думала, что универмаг на учете, а в индпошиве ничего нет?

– Вовка!..
– Тамара появилась в двери.

– А еще думала, что на Ларисе платья - картины. И что бригадир блат имеет?..

– Вовка!
– У Тамары округлились глаза.

– Молчи! А твой Вовка никакого блата не имеет?..

– Откуда ты все это знаешь?

– Знаю.

– Прочитал мои мысли?..

– А еще сказала, что в сенцах ружье стоит, как метла.

– Во-овка...

После этого они весь вечер обсуждали открывшуюся у Вовки удивительную способность, и Вовка рассказывал жене, о чем разговаривают и думают Лапины, пока Тамара не прикрикнула на супруга:

– Молчи, бесстыжий!..

Потом легли спать в спальне, и Володя не мог уснуть: Тамара тарахтела у него под ухом то о неудачной поездке, то о письме, которое получила на днях от матери. Володя несколько раз притрагивался щекой к ее губам. Но Тамара и с закрытым ртом продолжала тараторить без умолку:

– Мама пишет, что куры у нее пропали - всеобщий мор. Дядя Степан говорит: "Это от химии - кормила протравленным зерном". А мама ему: "В прошлом году кормила таким же..."

– Ты мне мешаешь, - сказал Володя и ушел от Тамары на софу в кухню.

В заволжской стороне

Покоя нету мне...

В сторожке Лапоть никак не мог избавиться от песни..

Когда же милый мой

Ко мне придет?..

Сначала было забавно слушать, кто о чем думает, рассуждает в конторе или сидя с соседями. Приятно ошарашить неожиданным ответом раньше, чем был поставлен вопрос.

– Как ты узнал?
– спрашивали у Володи.

Как - Володя не открывал, все переводил в шутку. Однако, коснувшись раз-другой чужих секретов, интимных дел, Володя стал чувствовать на себе косые взгляды, выслушивать не совсем приятные мысли. Его - втуне, конечно, называли пронырой, подозревали, что он шпионит под окнами, не раз хотели, конечно, мысленно, дать ему в зубы. Володя решил попридержать язык.

Потом стало надоедать: обычно мысли дублировали фразы. Сначала мысли, потом фразы. Слушать от собеседника дважды одно и то же становилось скучно толкут воду в ступе. Все опротивело.

Вот как сейчас:

Гармонь певучая...

В конце концов Володя пошел к Прокопию Кузьмичу и рассказал ему все.

Старый врач удивился:

– Ничего подобного не встречал!

Володя пожал плечами.

– Давай проверим, - предложил Прокопий Кузьмич.
– Что у меня сейчас в голове?

– Окорок, - сказал Володя.

– М-да-а...
– протянул Прокопий Кузьмич. Он думал об окороке, который коптился у него за сараем.

– А сейчас?

– Крокодил...