Неоконченная повесть

Учебный год в гимназии завершался, вскоре предстояли экзамены. Не все оценки Шоэля были отличными, но он знал, что и плохих не будет. Стояли погожие весенние дни, вода в море нагрелась, и 14-го мая Шоэль, Боря и Хана в первый раз отправились купаться. Этот день пришелся на воскресенье. Ребята расположились на каменистом берегу. Внизу пенятся легкие волны, весеннее солнце сияет в синем небе. Ветер разносит морские брызги, то затихает, то объявляется вновь – весна! Городской шум сюда не доходит, и слышны лишь гул прибоя и крики чаек. Море простирается до самого горизонта. Ребята скидывают с себя одежду и один за другим прыгают с большого камня в воду. В первый момент она кажется холодной, но одесситы Боря и Хана не боятся ни холодной воды, ни глубины. Да и Шоэль – неплохой пловец.

В купальнике Хана выглядит совсем иначе, чем в гимназической форме. Ее кожа еще хранит следы прошлогоднего загара. Все трое быстро плывут вперед и отдаляются от берега. Как хорошо на сердце! Для Бори это обычный воскресный день с его привычными радостями и книжными шпионскими страстями. Другое дело – Шоэль и Хана, не на шутку увлеченные друг другом. Девушка не в состоянии отвести от него взгляд. Они выходят из воды, мокрый купальник облегает статное тело Ханы, подчеркивает ее красивые формы. Ребята падают на песок под жарким солнцем, не жалеющим ни тепла, ни лучей.

Шоэль, как истинный «маккабист», вдруг ловко переворачивается и делает стойку на руках. Радость жизни захлестывает юношу. Пройдясь по песку на ладонях и перекувырнувшись, он ложится на горячий песок рядом с братом и сестрой. Все прекрасно в этом мире – и солнце, и море, и молчаливые камни, привыкшие покорно сносить удары волн. Шоэлю вдруг вспоминается Палестина, в памяти всплывают далекие образы, например, брюхатый, неугомонный Липсон, умевший разнюхивать секреты и проявлявший иной раз довольно крутой нрав. Как внезапно и неслышно он возникал перед тобой! А когда смеялся, на его толстых щеках появлялись ямочки…

А еще – учитель иврита, с гнусавым голосом и худощавым лицом, обрамленным жидкой бороденкой… И берег Средиземного моря, и золотистый песок, и огромные волны, не похожие на здешние. Да и чайки там вроде другие, и небо раскалено-синее уже в середине мая, в месяце ияр [61] . У Шоэля приподнятое настроение, его мысли улетают в далекую прекрасную страну, в гимназию «Герцлия», в пансион Липсона, он снова купается в той атмосфере братства, перед его глазами мелькают улицы Тель-Авива с их яркими вывесками на иврите.

61

Ияр – название одного из месяцев по еврейскому календарю.

Вот и кончился выходной день в Одессе, весна на солнечном морском берегу, в сердце, в песчинках, в криках чаек, в цветущих мимозах, в нежной цветовой гамме темнеющего неба. Завтра в гимназии он снова услышит плоские шутки Яремы.

Глава 8

Экзамены закончились, и Шоэль успешно перешел в шестой класс. Он снова в родном доме – каникулы! В городке все по-старому; все та же размеренная местечковая жизнь, привычная затхлость, в которой варится еврейская молодежь. Но уже пошли трещины, уже появились щели, сквозь которые даже в это стоячее болото стали проникать лучи света. Весной 1917-го года в городке появились бундовцы, пропагандирующие идиш. Запомнился медбрат, Моше Стругачевский, глава местной Народной партии – своими речами он прямо-таки сотрясал небеса!

Большинство местных евреев склонялось к сионизму, а среди них – богатые, влиятельные и известные. В эти дни вернулся домой из сибирской ссылки Ицик Сапир, сын портного Менделя. Он еще до войны был социалистом, а вернувшись, не откладывая, развернул марксистскую пропаганду и борьбу за всемирную победу пролетариата в рамках нашего городка. Шоэль же вступил в молодежную организацию «Бней Цион» [62] , где его выбрали руководителем отдела культуры, и с головой ушел в сионистскую деятельность.

62

Бней Цион (ивр.) сыны Сиона.

Сионисты устраивали лекции по еврейской литературе, организовали группу по изучению географии и истории Израиля. Старший товарищ Шоэля, толстогубый Зяма Штейнберг, рассказал о творчестве Хаима Нахмана Бялика. Другое выступление было посвящено анализу двух путешествий – Биньямина Третьего [63] и Дон-Кихота Ламанчского, и соответствующим аллюзиям: так, Биньямин и Сандерель сравнивались с Дон-Кихотом и Санчо-Пансой. Миша Зильбер, он же Михаил Каспи, добряк и заика, искренне переживал, что в свои семнадцать лет еще не успел определиться во взглядах. Как неопределившегося, его назначили казначеем организации.

63

Биньямин Третий – герой романа на идиш Менделе Мохер-Сфарима «Путешествие Вениамина Третьего» (Вильно, 1877). Позднее был опубликован перевод этой книги на русский язык под названием «Еврейский Дон-Кихот».

Курс лекций о географии и истории вел Шоэль Горовец. Ребята купили матерчатую карту Эрец-Исраэль, и Шоэль раз в неделю, водя по ней указкой, рассказывал собравшимся о местах, расположенных по обе стороны реки Иордан. Слушать эти премудрости постоянно приходила очаровательная Фаня Шмуэлевич. Слегка высунув кончик языка, она старательно записывала в своей тетрадке названия гор и долин, городов и поселений далекой страны. Казалось бы, с чего вдруг у этой красавицы образовался столь пристальный интерес к географии? Видимо, он начался поздним зимним вечером накануне Нового года, когда девушку поцеловал некий молодой лектор – да так, что после этого она сделалась сама не своя.

Говорили еще, что Фаня не очень-то осторожничает с парнями, и даже ходили упорные слухи, что этой ее слабостью успешно пользуется ни кто иной, как Зяма Штейнберг.

Но – сплетни в сторону! Вернемся к юнцам, которые еще не знали забот о семье и о заработке, а потому имели возможность увлекаться Землей Израиля, играть в сионизм и петь ивритские песни. В сионистском клубе начали готовить концерт, назначенный на первую неделю августа в зале кинотеатра «Современник». Скрипач Шахна Маркович, недавний выпускник Киевской консерватории, организовал хор и репетировал такие популярные песни, как «Жив народ Израиля», «Бог обустроит Галилею», «Под знаменем – в Сион» и другие. В хоре пели Шоэль и Фаня, хотя, честно говоря, слух Фани оставлял желать много лучшего. Но право на мечту и на песню имели все, а потому руководитель хора вынужден был подавлять свое недовольство. Собирался хор в доме жестянщика Ерухама, который вскоре превратился в настоящий еврейский клуб.

Между тем мир не стоял на месте. Временное правительство продержалось у власти меньше восьми месяцев. Обещания Керенского не производили должного впечатления, а лозунг «Война до победы» не нашел отклика в армии. Солдаты устали от жестокой и затянувшейся войны. В этот момент подняли голову украинские националисты.

Еще в марте 1917-го года на Украине избрали Центральную Раду во главе с Грушевским, куда вошли Винниченко и Петлюра. В конце июня было достигнуто соглашение между Радой и Временным правительством, в результате которого рассмотрение вопроса об автономии Украины отложили до Учредительного собрания. Заметно росло количество и влияние большевиков. Впрочем, тогда очень немногим удавалось разглядеть их железный кулак – тот самый, которому суждено было потопить в крови старый мир.

Медбрат-бундовец Моше продолжал произносить свои неистовые речи, но их пафос приелся и уже почти не собирал слушателей. Зато в доме жестянщика Ерухама каждый вечер было не протолкнуться. Молодежь инстинктивно стремилась удержать на плаву опасно накренившийся кораблик нашего народа. Капитаны дрались между собой за власть над умами, и в этом разрываемом политическими страстями мире нелегко было найти верный путь.

Шоэль полагал, что еврейская молодежь должна как можно больше знать о Земле Израиля. Поэтому, выступая на встречах с членами кружков, он старался доносить до своих слушателей запахи и краски палестинской природы, рассказывал о жизни в этой стране, черпая при этом сведения не только из книг, но и из своих давних записей, сделанных еще четыре года назад. Эти лекции представляли собой короткие воображаемые прогулки по стране, окрашенные поэтической грустью и действительной тоской по ее пейзажам, по проведенному там счастливому времени.