Неоконченное расследование

— Ты имеешь в виду, дорогой, то, с которым ты охотился на кроликов? Я одолжила его внуку старика Ньюбиггита.

— Господи! Но он принес его обратно? — взволнованно спросил Чарльз.

— Да, я уверена. Он должен был его вернуть, — ответила миссис Хасвел, оторвавшись от шитья. — А что, оно тебе нужно?

— Мне нет, но вот старшему инспектору оно явно может понадобиться. Пленмеллер выдвинул версию, что именно ружьем такого калибра и воспользовалась Мэвис, и они наверняка захотят его проверить. А если еще слух об этом одолженном ружье пройдет по Торндену…

— Да нет же. Я помню, — проговорила миссис Хасвел, — Джим Ньюбиггит вернул его как раз тогда, когда я была в Лондоне. Молли сказала, что убрала его в гардероб. Я потом сама хотела отнести его на чердак, где валяется всякая ненужная утварь, но, честно говоря, забыла. И не знаю, где оно сейчас, — растерянно закончила миссис Хасвел.

— О Боже! — воскликнул Чарльз и выбежал из комнаты.

Через несколько минут он вернулся, неся в руках завернутое в плащ ружье.

— Было в самом углу гардероба. Куда теперь лучше его перепрятать? Я до него не дотрагивался руками и никто другой не должен, чтобы не оставлять отпечатки пальцев. Мама, я положу его пока на шифоньер, — предложил Чарльз.

— Обязательно было заворачивать его в мой плащ? — поинтересовался недовольно мистер Хасвел.

— Извини, пап. Просто не попалось ничего другого. Но оно совершенно чистое, — оправдался Чарльз.

Он спрятал ружье в укромное место, отряхнул плащ и бросил его на кресло. Мистер Хасвел недовольно глянул на Чарльза, но в этот момент раздался звук колокола, и он, ничего не сказав, вышел из комнаты.

Вскоре он вернулся. Служанка принесла холодный ужин, и все сели за стол. Несмотря на молчаливое неодобрение мистера Хасвела, вновь началась дискуссия о возможных версиях убийства Уоренби. Миссис Хасвел сказала, что Мэвис не могла взять ружье без спроса, потому что не относится к тем, кто вообще может взять что-то без разрешения, и тем самым дала Эбби повод еще раз подтвердить ее теорию о невиновности Мэвис.

— Конечно, она не могла, — повторила Эбби еще раз. — Гевин сказал это лишь затем, чтобы лишний раз показаться умником. И добавил, что если старшего инспектора не устраивает личность Мэвис или его собственная на роль главного подозреваемого, то он предлагает начать с мистера Айнстейбла. Представляете? Со сквайра!

— С кого? — переспросил мистер Хасвел, подняв глаза на Эбби.

— И именно потому, я думаю, что это человек, которого вообще нельзя заподозрить в чем-то незаконном.

— Вы хотите сказать, что Пленмеллер заявил это в присутствии полиции? — уточнил мистер Хасвел.

— Вот именно! — ответил Чарльз, пытаясь поймать вилкой ускользающую маслину. — Хотя не думаю, что это произвело на полицию какое-либо впечатление. Слишком глупо это звучало!

— Кроме того, он относился к Уоренби несколько по-другому, чем остальные в Торндене. Я имею в виду, что Уоренби нередко бывает… вернее, бывал гостем Айнстейблов, — заметила Эбби.

— Да, действительно, — согласился Чарльз. — А интересно — почему? Айнстейблы не те люди, которые приходят в восторг от таких типов, как Уоренби. К тому же у них не было никаких юридических дел. Как ты думаешь, пана?

— Не имею ни малейшего представления. И не думаю, что они сделали нечто большее, чем проявление обычного гостеприимства, — ответил мистер Хасвел.

Чарльз нахмурил брови.

— А мне кажется — наоборот. И ведь именно сквайр представил нам Уоренби. Разве вы не помните? Да и потом, добился бы он своего положения, если бы его не финансировал Айнстейбл? — предположил Чарльз.

— Ты знаешь, Чарльз, я тоже считаю, что Айнстейблы вели себя всего лишь как подобает благопристойным соседям, — покачала головой миссис Хасвел.

— Мне почему-то не кажется нормальным, что то, что они сделали под видом благопристойного соседства — лишь обычное гостеприимство. Тем более для этого выскочки из Лондона, которого никто не ждал в Торндене, — упрямился Чарльз. — И чего бы это им быть такими радушными с теми, кто убежал из Лондона во время бомбежек? У них никогда не было ничего общего с подобной категорией людей.

— Но это совсем другой случай, Чарльз. Те люди были лишь временными жителями, спасавшимися от войны и разрухи.

— Но Уоренби был именно из этой категории.

— Не забывай, — напомнила сыну миссис Хасвел, — что Уоренби не было здесь во время войны. Он приехал позже.

— И тем не менее с какой стати сквайру оказывать ему такую поддержку? — не сдавался Чарльз.

— Я уверена, сквайр просто сострадал ему. Ты ведь помнишь, как его приняли в Торндене. Особенную роль сыграла неприязнь мистера Драйбека, — сказала миссис Хасвел.

— Он действительно настолько не любил Уоренби? — с интересом спросила Эбби.

— Боюсь, дорогая, не только он, а весь Торнден.

— Но мистер Драйбек гораздо сильнее, чем кто-либо другой. Вот видишь, Чарльз, как все просто. Все говорит о том, что убийца — мистер Драйбек! А ты продолжаешь обвинять бедную Мэвис.

Казалось, у Эбби отпали последние сомнения по поводу того, кто совершил убийство.

— Ну, это еще не говорит о том, что убийца — именно он.

— Нет, говорит! — настаивала на своем Эбби. — Во-первых, у него был серьезный повод ненавидеть Уоренби. Помимо чисто человеческой антипатии, он еще и боялся конкуренции. Об этом рассказывала мне еще тетя Мириам. Из-за Уоренби он мог растерять всех своих клиентов.

— Эбби, дорогая, успокойся! Бедный Тадеуш — один из самых уважаемых людей в округе. — Чарльз попытался остудить ее пыл.

— Ага, как Армстронг! — не унималась Эбби. — У меня весь день не идет из головы эта история! Незаметный с виду, но всеми уважаемый человек, о котором никто не мог и подумать, что он способен на убийство. А ведь и он был юристом, и совершил убийство именно на почве профессиональной ревности. Так что не надо утверждать, что у мистера Драйбека не было достаточно веского повода для убийства!

— Не могу не согласиться, — ответил Чарльз. — Но не надо забывать, что это было уже второе тяжкое преступление, совершенное Армстронгом. Его судили за убийство собственной жены, которую он отравил, и повод для этого у него был весьма весомый. Но уверен, что не сойди ему сначала с рук первое убийство, он никогда не стал бы убивать своего профессионального конкурента. Он, наверное, считал, что дьявольски хитер и полиция никогда не докопается до истины. Разве вы не согласны, что, совершив одно убийство и оставшись безнаказанным, человек очень легко идет на следующее подобное преступление. Я бы сказал, становится своего рода маньяком.